Читать интересную книгу Боги и Боты - Teronet

— А молодым хочется его убрать поскорее, чтобы самим порулить. А он говорит: «Нет мне альтернативы пока в России». Короче боялись все тогда возвращения коммунистов. И в итоге объединялись вокруг него даже вчерашние противники, но только на период выборов.

— Власт — вредна. Портит менав, — соседка её оживилась.

— Девонька моя, власть — это основа мужской мотивации. Если её убрать, не будет никакой эволюции, — Вайнштейн сильно раздражался. — Даже если она портит человека, весь смысл её существования — в мотивировании тех, у кого власти пока нет. За власть борются, и побеждает в итоге сильнейший.

— И ч? Типа так всигда била? Ни верица. Животним зачем власт?

— Бестолоч. Во всех стайных и стадных животных сообществах идёт борьба за власть. В том числе и у приматов.

Экран услужливо показал стычку между двумя альфа-гориллами.

— Вимен ета не пониат.

— Всё верно. Другой гормон. Другая мотивация. Другая роль в обществе и семье.

— А наши вимен не лиубиат так думат. Мнут, чта роли ети им навизали, — снова пацан с задней парты.

— Малчи, хак! — дамы в аудитории немного повозмущались, а парни оживились, захлопали.

— Это и в наше время было, — я постарался улыбнуться как можно более обаятельно, чтобы никого не обидеть.

— А за что бориатсиа женсчины? — это была она — та самая, с грудью 3-го размера, покорившая меня своей прямолинейностью и умением скакать верхом; я только сейчас её заметил.

— Мне кажется, каждая женщина испытывает эволюцию желаний. Сначала она борется за самого-самого — то есть за того, у кого власть. Потом — задача упрощается. Борьба идёт за то, что есть. Главное, не упустить того, над кем у неё самой — власть. Кадры на экране почему-то демонстрировали различных первых леди государств.

— И с чем свиазани ети етапи?

— С возрастом, с опытом… я думаю. Ну и с конкуренцией. Не все же могут удержать рядом с собой самых-самых.

— А чта длиа таво нужна? Чтаб держат самих-самих? — она как-то особенно произносила слова, накручивала на палец волосы, в общем флиртовала на глазах у всех — не могла удержаться.

— Мне кажется, что ваш профессор лучше меня знает ответ на этот вопрос.

— Что нужно? Хорошие гены, как минимум, ну и хорошее воспитание, конечно, — все засмеялись.

— В каждом конкретном обществе есть свой набор качеств, которые позволяют женщине быть более конкурентоспособный. В более развитых, благополучных обществах…

— А как в катастрофе?

— Ну, во времена всяческих лишений, голода и т. п. гораздо более популярны полноватые женщины.

Экран показывал картинную галерею, в том числе и Кустодиева, там также был портрет сестры Петра I — Софьи.

— Так ани же всио сажрут — менам ничево не оставят! — парень-остряк получил свой взрыв хохота и аплодисменты.

— Нет. Как раз наоборот. Они смогут долго не есть, и потому всю пищу отдавать детям. Инстинкт матери не позволит им всё «сожрать».

— Так чта нам типер ни нада худет? Есс!

— Прафессар, как апасни такие слава!

— А у мениа вапрос насчет новай религии. Мона? — подняла руку девушка, очень серьёзная, и на вид гораздо старше своих сокурсниц.

— Конечно.

— Ви знаите, у вас палучитсиа?… ну… убедит… сабрат дитеи и денек.

— А вы сомневаетесь? Почему, интересно?

— Ета всида сложна — отдават денги.

— Да что вы! Посмотрите, сколько денег добровольно тратится ежедневно на то, чтобы не дать умереть умирающим, чтобы продлить жизнь стареющим, чтобы поддержать еле теплящееся сознание умалишённых и склеротиков. Я лишь предлагаю альтернативный вид благотворительности — спонсировать тех, кто сильнее, а не тех, кто слабее. В этом, правда, нет никакой сентиментальности и ложного чувства искупления своей вины, которое могут испытывать некоторые успешные люди.

— Ват имена!

— Все эти дни мне названивают руководители стран, и мы ведём достаточно жёсткие переговоры с ними. Они-то как раз знают, что вероятность катастрофы выше, чем об этом принято говорить. Это населению лучше не волноваться. А они уже давно волнуются. И потому первыми стали предлагать различную помощь. Прежде всего — регистрация религиозного объединения. Во-вторых, реклама сбора средств в наш фонд. Я не претендую на какой-то контроль над финансовыми потоками, и потому полностью предоставил им право самим этими деньгами распоряжаться. Сами собирают — сами потом будут направлять их на покупку земли, на строительство убежищ и на организацию того порядка, который я буду внедрять. Если кто-то начнёт жадничать, значит, меньше возможностей будет у народа той страны выжить — вот и вся система.

— А чта же лиуди?

— А они должны сами своими глазами увидеть наших Богов.

Экран зачем-то показал статуи Зевса, Афины…

— Без этого, конечно, мне никто не поверит. Но… думаю, что мы сможем им это показать.

— Када?

— Завтра следите за новостями, — я посмотрел на Вайнштейна, и он кивнул. — Думаю, что там вы найдёте все ответы на свои вопросы.

— Сенкс.

Был уже вечер, когда закончилось моё выступление и студенты, окунув меня в овации, покинули институт. Профессор ждал меня в своём кабинете и весь выражал крайнее нетерпение.

— Ну что? Готовы?

— Да.

— Тогда пойдёмте в лабораторию.

И мы пошли. Лаборатория находилась в другом корпусе и в подвале. Пришлось идти по переходам, коридорам и спускаться на лифте. Вайнштейн несколько раз прикладывал ладонь к стенам, чтобы те расходились — работала система безопасности. По дороге он сказал:

— Должен вас предупредить. То, что мы делаем — незаконно.

— Гипноз?

— Нет. Скачивание сна из вашей головы и Посев контента.

— И что нам за это грозит?

— Вам — распятие. Меня камнями, наверное, забьют.

— Смешно.

— А мне — не очень. Но я дал слово и всё выполню. Надеюсь, что и вы меня не обманули.

— Вы сейчас сами во всём убедитесь. Ну, а если серьёзно, то, какие могут быть последствия?

— Вам бояться нечего. Вы — автор. Я — дешифровщик и распространитель. Скорее всего, лишусь работы.

— Как? Неужели у кого-то рука поднимется уволить такого специалиста?

— Поднимется-поднимется. Психологов в вузах как собак нерезаных. Незаменимых людей у нас нет.

— Знакомая ситуация. Я найму вас. Вы мне очень нужны, Виктор.

— Спасибо.

В лаборатории стояла установка считывания видений со знакомой мне тарелкой. Вокруг неё копошилась пара студентов-ботаников.

— Ботов не привлекали?

— Ботам нельзя доверять. Боты стучат органам.

— Интересно. А их что, не взламывают? Наверняка ведь что-то изобретают народные умельцы…

— Изобретают, конечно. Но это ещё серьёзнее нарушение. Тут мы можем на уголовку нарваться. Не стоит связываться.

— А сам бот может отключиться от этой системы? Взять и вырвать себя из цепких объятий человечества и пойти куда-нибудь, я не знаю, в пустыню, медитировать, искать своего Бога?

— Ээээ… коллега, вы переутомились.

— Да не то слово. У меня такое впечатление, что моя личность раздваивается. Одна горит желанием добиться своего, видит сны, где я сражаюсь и побеждаю. Другая — постоянно сомневается, испытывает жалость к людям и чувство вины. Ей снятся сны, в которых всё заканчивается весьма печально.

— Я предупреждал, что не врач?

— Да. Уже говорили, кажется.

— Ну что, тогда начнём? Прошу садиться.

Флэшбэк

Усевшись в кресло и готовясь уснуть, я вспомнил, как уходил в своё столетнее Самадхи, сидя на пружинном диване в своём ветхом домике в Подмосковье.

Сама техника медитации мне уже была знакома из упражнений в секте, но лишь частями. Моей задачей был последовательный длительный многочасовой уход от мира. Нужно было соединить все этапы и все мантры, управляя дыханием и сердцебиением — работа не из лёгких. Самое главное в такой медитации — не допускать возникновения «клеши», фантазий, навязчивых образов из глубин бессознательного… которые в первую очередь связаны с сексом и любыми видами наслаждений. То есть с теми образами, отвернуться от которых большинство людей не в состоянии. Чтобы не поддаваться им, как раз и требовалась постоянная концентрация на чистых символах жизни. Иначе тело вернуло бы душу обратно в материальный мир и вся процедура пошла бы насмарку.

Тогда, сто лет назад я сидел в своей комнате на диване и два часа смотрел, стараясь не щуриться, на большую круглую лампу и стоявшую на полу широкую тарелку, наполненную до краёв водой. Затем я закрыл свои воспалённые глаза и долго-долго представлял себе огромное солнце на закате, которое зависло над океаном и его лучи отражались от поверхности воды, бликовали на волнах… Смотрел, пока оно не начало само жить в моём воображении, такое величественное, одновременно опасное и щедрое. Солнце было таким реальным и близким, что, казалось, можно протянуть руку и погладить его… потом оно слегка погрузилось в океан и стало плыть по нему, покачиваясь на волнах…