Вебб выглядел совсем больным: его нос и глаза покраснели, и он продолжал дрожать даже в одеяле.
– Я не хотел бы беспокоить…
Бонни взяла на руки спящую Роз.
– Какое же беспокойство? Я не могу отпустить тебя в такой холодный вечер без горячей пищи. Мы же с тобой друзья.
Вебб поднялся, закутанный в одеяло, он, несмотря на свой высокий рост, напоминал сейчас ребенка.
– Эрлина, наверное, все приготовила… – начал он, но, заметив, как посмотрела на него Бонни, замолчал.
– Ты готов заболеть, лишь бы не огорчить Эрлину, – холодно сказала Бонни.
Вебб обрадовался.
– Уж не ревнуешь ли ты?
Бонни и в самом деле ревновала, но не его к Эрлине – ее беспокоил Элай.
– Впрочем, решай сам, – бросила она через плечо, – мне все равно.
Вебб остался.
Цыплята в соусе и яблоки в тесте были великолепны, все ели с удовольствием. Розмари спала в своем детском стульчике. Поужинав, Бонни отнесла девочку в кроватку. Когда она вернулась на кухню, Кэтти грела воду для мытья посуды, а Вебб убирал со стола. Это почему-то растрогало Бонни. Несмотря на вчерашний инцидент с Веббом, она знала, что нет на свете более мягкого человека. Как было бы все-таки хорошо выйти за него замуж и присматривать за домом и садом. Но когда дело доходило до любви, рассудок не повиновался Бонни.
Она сняла с вешалки полотенце и стала вытирать посуду, Вебб блаженствовал, потягивая кофе.
Покончив с посудой, Кэтти бросила на Бонни вопросительный взгляд. Зная, что девушке хочется почитать, Бонни отпустила ее.
Уходя, Кэтти встревожено посмотрела на Вебба.
Бонни налила себе кофе и села напротив Вебба. На столе горела керосиновая лампа, освещая комнату мерцающим светом.
– Из-за того, что я наделал вчера вечером, между нами все изменилось, не так ли?
Сейчас было очень легко воспользоваться случаем и сказать, что она порывает с ним отношения. Но она слишком хорошо относилась к Веббу, поэтому сказала только одно:
– Я не уверена, что наш договор был честным.
– Значит, ты не выйдешь за меня? – без околичностей спросил Вебб, чихая.
Это позволило ей уклониться от ответа.
– Дорогой, ты сильно простудился.
– Я не намерен говорить о простуде, – возразил он. – Скажи, выйдешь ли ты за меня замуж, Бонни?
– Странно, что ты все еще хочешь этого после всех сплетен о моей поездке Спокейн. – Бонни пыталась, заставить себя сказать ему правду. Если даже она причинит ему боль, он все же сможет оставить ее и найти женщину, достойную его любви.
Скомкав платок, Вебб сунул его в карман.
– Не удивляйся, – сказал он, глядя в глаза Бонни, – мое отношение к тебе не изменилось бы, если бы даже я застал тебя с Мак Катченом.
Бонни стало стыдно. «Скажи ему правду, – требовал ее внутренний голос, – скажи сейчас же!» Но она не могла.
– Вебб, это ужасно! Таким мужем, как ты, будет гордиться любая женщина. Где же твоя гордость?
Он не сводил с нее глаз.
– Рядом с тобой я теряю гордость. Я готов опуститься перед тобой на колени.
Бонни сжала руки, в горле застрял комок.
– Не говори так, – прошептала она, – я не стою этого, да никто не стоит.
Вебб поднялся и надел мокрое пальто.
– Я люблю тебя, – сказал он, поцеловал ее и ушел.
Бонни положила голову на руки, стараясь не расплакаться. Как все это тяжело! Она так хотела полюбить Вебба Хатчисона, а вместе с тем молит Бога, чтобы он нашел другую.
– Все слишком запуталось, да, мэм? – мягко спросила Кэтти.
Подняв голову, Бонни увидела, что девушка заваривает чай.
– Да, Кэтти, так оно и есть.
– Пока вас не было, все сплетничали наперебой, – сказала Кэтти. Всем своим видом она выражала возмущение. – Эти старые курицы… И они еще хотят улучшить нравы! Они только мешают всему хорошему, что делают мисс Джиноа, Элай Мак Катчен и вы, мэм.
– Я пока ничего не сделала, – огорченно вздохнула Бонни. – С нищетой Лоскутного городка, возможно, было бы покончено, если бы я не думала только о себе и своей свадьбе с Элаем Мак Катченом.
Ей было так мало дела до бедняков, когда она щеголяла в нарядных платьях, ела изысканную пищу, бездумно тратила деньги! Почему она тогда не потребовала, чтобы Элай помог обитателям Лоскутного городка? Может, Бог в наказание за это– и забрал у нее Кайли?
– Вы всем помогали, – заявила Кэтти, – вы никому не отказывали ни в лекарствах, ни в продуктах, даже если вам не платили.
– Это все не то, Кэтти, – вздохнула Бонни, внезапно почувствовав себя старой и усталой, – я забыла об этих людях, когда вышла замуж за Элая, я предала их.
– Но ведь от вас ничего не зависело!
Сейчас Бонни с горечью думала об упущенных возможностях. – Тогда я могла потребовать от Элая, чтобы он сделал Лоскутный городок пригодным для жилья. Я могла настоять…
– Вряд ли он послушал бы вас, – мягко возразила Кэтти, – он просто успокоил бы вас и все осталось бы по-прежнему.
Слова Кэтти вселили в Бонни сомнения.
– Не знаю, – призналась она.
Дождь барабанил по окнам и крыше, словно хотел ворваться в дом и все затопить. Сверкнула молния, осветив кухню зловещим светом.
– Мистер Мак Катчен – прекрасный человек, – серьезно заметила Кэтти, – но он только мужчина. А мужчина редко слушается женщину, если речь идет о практических делах. Ваш муж ничего не изменил бы в Лоскутном городке, что бы вы ни говорили.
Бонни поставила на стол чайник и две чашки.
– Возможно, – согласилась она, – но я ведь даже не попыталась. Вот что меня беспокоит, Кэтти.
Кэтти разлила в чашки чай.
– Нельзя ни вернуть, ни изменить прошлого, мэм. Так не мучайте себя понапрасну.
Придя в спальню, Бонни достала музыкальную шкатулку и открыла крышку. Незнакомая мелодия зазвучала в темноте, и Бонни затосковала о том времени, которое ушло безвозвратно, о чудесном сне, которого, может никогда, и не было.
Глава 17
Хотя большая часть горожан уже побывала на двухчасовой службе в Первой Пресвитерианской церкви или на мессе в соборе Святого Иуды, театр «Помпеи» был переполнен в этот субботний вечер. Люди пришли встретиться с Элаем Мак Катченом. Руководители Союза сидели на галерке и стояли в проходах.
Как мэр Нортриджа, Бонни сидела на сцене с Элаем, Сэтом и Форбсом. Форбс, восстановленный в правах управляющего, выглядел лучше, кровоподтеки на лице почти прошли.
Женщины взирали на Бонни с явной враждебностью, давая понять, что они считают ее липовым мэром, с чем спорить не приходилось. Но ее появление на сцене еще больше обозлило их.
Увидев Элая, подходящего к президиуму, Бонни ощутила неуверенность. Пост мэра был чистой видимостью, даже когда его занимал мужчина, а назначение Бонни – пьяной шуткой городского Совета. По какому праву она сидит здесь? Что она скажет, если Элай, Сэт или Форбс не заговорят первыми?