Старик не выдерживает моего взгляда и опускает глаза. Его молчание красноречивее любых слов.
— Из-за меня, значит… Но я все равно доведу дело до конца! — едва не кричу я. — Чего бы мне это ни стоило! Я не позволю этим подонкам творить их черные делишки! Я не боюсь их.
— Знаю… Потому и… Эх! — машет Палыч рукой. — Пропади оно все…
— Значит, именно вас избрали козлом отпущения?
— Вроде того… Зря мы Фишмана арестовали…
— И теперь на всех перекрестках будут кричать, что мы применяли недозволенные методы, что он оговорил себя и других… Попробуй опровергни. Снова концы в воду и на трибуны, чтобы в который раз поклясться в верности перестройке.
— Опровергнуть трудно, это верно… Они уже накатали «телегу» в обком и… э-э… выше…
Мне почему-то в этот момент вспомнился Иван Савельевич и его молодой коллега. Да, им тоже не позавидуешь.
— Едва не забыл… — Палыч хмурится еще больше. — Наблюдение за квартирой Лукашова снято.
Вот это уже совсем плохо Теперь Тина Павловна осталась одна, как перст. Помощи ждать неоткуда…
Я смотрю на Палыча, он виновато отводит взгляд.
Я знаю, что он отстаивал до последнего наш план перед начальством. Увы.
Он смотрел на меня настороженно и с некоторой опаской. Я его понимал, лишь совсем недавно вышло постановление об официальном признании восточных единоборств в нашей стране, до этого гонимых и преследуемых, ютящихся в подвалах и развалюхах, подальше от глаз милиции. И нашей вездесущей общественности.
— Басков… — представился тренер и, помедлив чуток, добавил: — Олег…
Был он уже немолод, лет под сорок, худощав, жилист и как-то по-особенному собран.
— …Да, этого человека я знаю. — Басков долго рассматривал фоторобот, над которым мне пришлось изрядно потрудиться вместе с компашкой из парка. — Он здесь, правда, не очень похож. Но, судя по вашему описанию, — это Карасев. Редкий талант, доложу я вам. Настоящий боец, великий мастер.
— Вы с ним давно знакомы?
— Как вам сказать. Не так чтоб уж очень. Он тренировался у меня.
— Здесь? — показал я на приоткрытую дверь спортзала.
— Нет, — хмуро улыбнулся Басков. — В другом месте… Это когда мы, извините, в подполье ушли. По инициативе, между прочим, вашей конторы.
— Что он собой представлял? — Я не отреагировал на выпад тренера. — Вы ведь с ним общались — сколько? — почти три года.
— Неразговорчив, скрытен. Но заводной. Нервишки у него шалят, это точно. Очень обязательный. Если пообещал — разобьется, но исполнит. Вот, пожалуй, и все.
Из спортзала я не шел, а летел, будто за полчаса у меня прорезались крылья. Карасев! Не думаю, что теперь установить его место жительства будет архитрудной задачей.
Адрес Карасева я получил за считанные минуты. И сразу же, не мешкая, отправился к нему домой, на всякий случай, для подстраховки, захватив с собой Баранкина.
Дверь коммуналки, где жил Карасев, открыла приземистая старуха.
— Чаво? — переспросила она, приставив ладонь к уху, тем не менее в мое удостоверение впилась цепко и что нужно вычитала вмиг. — А, Карасев… Ентот паразит… Вона евойная дверь. Нетути Карасева.
— Не знаете, когда придет?
— Гы… — открыла щербатый рот старуха. — Он мине не докладывает. А нетути его ужо неделю. Не меньше.
Новость для меня малоприятная. Что делать? Не думаю, что мне удастся быстро получить санкцию на обыск: Иван Савельевич все еще по больницам прохлаждается, а его молодой коллега, завидев меня, зеленеет от испуга и старается побыстрее сбежать куда-нибудь «по делам». А что, если?..
— Рискнем? — тихо говорю Баранкину, показывая глазами на дверь комнаты Карасева.
— Ты что, того?.. — хотел покрутить он пальцем у виска, но, заметив любопытный взгляд старухи, быстро опустил руку. — Серега, у меня свадьба через три дня… — взмолился он. — Кто капнет — нас со свету сживут, по высоким кабинетам затаскают…
— Могеть, вам зглянуть на евонную комнату надыть? — робко спросила старуха.
— Не мешало бы… — переглянулся с Баранкиным, он только потупился безнадежно.
— Чичас… — Старуха зашлепала по коридору.
Через минуту она возвратилась и протянула мне ключ.
— Евойный, запасной… — Глаза ее забегали.
— Откройте, пожалуйста, — с официальной сухостью сказал я.
Старуха помялась немного, но не возразила.
Комната Карасева поражала убожеством: давно не беленные стены, слой пыли на столе и телевизор старой модели, простыни не первой свежести на довоенного образца кровати с медными шишечками… Я чувствовал себя неловко и ругался последними словами — а дальше что? Обыскать — значит, нарушить закон, уйти просто так — а вдруг в комнате есть что-нибудь такое… Короче, мы с Баранкшшм топтались у входа, а затем он меня потянул за рукав к выходу. И тут я увидел! В другое время, при иных обстоятельствах я, возможно, прошел бы мимо, ничего не заметив, но в этот неприятный для нас с Баранкиньш момент все мои чувства были обострены…
Через полчаса я уже стоял на пороге ЭКО.
— Здорово, Кир Кирыч! Колдуешь?
— А, Серега. Наше вам… — Мой приятель-эксперт оторвался от окуляра микроскопа и вяло пожал мне руку. — Садись. Хлебнешь? — показал на колбу, до половины наполненную прозрачной жидкостью.
— Спиритус вини?
— Извини, Серега, коньяк для опытов нам не положен. Чем богаты…
— Увы, не могу. Как-нибудь в другой раз. Тороплюсь. Я к тебе за помощью. Нужно срочно определить, что это за следы, — и я протянул Кир Кирычу полиэтиленовый пакет с тряпкой, которую выудил из картонного ящика с мусором в комнате Карасева.
— Старик, для тебя сделаю. Посиди. Я в лабораторию. Вот журнальчик итальянский для мужчин. Поразвлекайся. Да не вздумай увести. Вещдок…
Вскоре Кир Кирыч возвратился.
— Ну, это просто… Сам, наверное, знаешь. На этой тряпке следы порохового нагара, оружейного масла и чешуйки свинца. Короче, этой тряпкой чистили ствол, похоже, револьвера.
— Чешуйки свинца… Слушай, Кир, а нельзя проверить, не из этого ли оружия застрелили Лукашова?
— Можно. Но на это потребуется значительно больше времени. Нужно провести спектральный анализ чешуек и пуль.
— Кио, голубчик, постарайся! С меня причитается.
— Да ладно, сочтемся. К вечеру заключение будет готово.
Поздним вечером я позвонил в ЭКО.
— Обрадую тебя, Серега, — ответил на другом конце провода усталый голос Кир Кирыча. — Именно из этого нагана был застрелен Лукашов. За бумагами зайдешь?
— Спасибо, Кир! Ну ты молодец… Бумаги завтра. Будь здоров!
КИЛЛЕР
Как я по-глупому влип, простить себе не могу! Попался на элементарную уловку, как молокосос. Взяли меня Додик с Феклухой в тот момент, когда я помогал подняться старушенции, ни с того ни с сего рухнувшей прямо передо мной. Это я уже потом понял, что старая стерва была «подсадной уткой», когда меня притащили к ней на «хазу» в пригородном поселке, Додик и Феклуха ржали, как помешанные.