Сверху посыпались листья, треснули дубовые ветки, градом запрыгали желуди, пяток крупных ворон, ворчливо каркая, отлетели от дерева. Дрогнула земля – к ногам путников упали два увесистых, темных куля. «Кули» распрямили затекшие волосатые ноги и сутулые спины, рогатые головы склонились в низком поклоне. Опущенные долу глаза теперь смотрели жалко, почти невинно. Сатиры кротко и подобострастно поглядывали на своего хозяина и шмыгали носами. Вид этих чудищ напоминал нашкодивших гимназистов, оправдывающихся перед директором гимназии. Теперь Владимир смог хорошенько рассмотреть этих мифических существ, стоящих перед ним в самой, что ни на есть реальности.
Сатиры были невысокого роста, ниже Виктора и Владимира. Темный, густой волос покрывал развитые коренастые торсы. На смуглых лицах кустилась рыжая растительность. Узкие, почти татарские глаза прятались под мохнатыми бровями, зрачки, похожие на арбузные семечки, бегали, словно у застигнутых врасплох воришек или грабителей с большой дороги. Красным цветом отливали широкие, приплюснутые и облупленные носы, чуть вывернутые сизые губы прикрывали ряд широких, редких и желтых зубов. Сатиры были обнажены, но гениталий Владимир не увидел – причинные места прятались в густых паховых зарослях. Но главным было не это. От сатиров пахло едким потом, псиной и козлиной шерстью.
– Познакомьтесь Вольдемар, это – Атис и Матис. Местные лесные Казановы. Известные в округе плуты и ловеласы, – представил Виктор.
– Чего уж, сразу и Казановы… – прокуренным, хриплым голосом промямлил один из сатиров. Звуки его голоса были столь низки, что Владимир невольно поежился. – Ну, побаловались чуток. С кем не бывает?
– Вы изнасиловали двух новеньких нимф, согрешили с семью менадами. В итоге все семеро забеременели! Спутали волосы трем наядам, привязав их к корягам. Да так спутали, что я своим гребнем еле расчесал… Надругались над Селестой, причем самым грубым и противоестественным способом. Вы даже умудрились изловить господина Печенкина! И его не пожалели. Вы же знаете: бедняге и так нелегко живется у деспотичной жены. И это все, вы называете: побаловались чуток?
– Это не мы… – нестройным грубым хором возразили рогатые плуты.
– Не вы? Помилуйте, как же не вы? Ежели все ваши жертвы, не сговариваясь, на вас показали.
– Ну, то есть… того, – один из сатиров чесал меж рогов крупной, волосатой лапищей. – Не мы одни… Там были еще Тур, Орест, Пемений, Марон, Астрей, Гемон, Мудозвон и Крепкоуд.
– Там еще лешие пакостили, и два силена прибегали из соседнего леса, – робко вставил второй сатир.
– Ну, я и с тех спрошу, как подобает. Вы за себя отвечайте.
– А что нимфы? Если новенькие, то нечего было голышом на ручье белье полоскать… Они наклоняются, а нам что делать?
– Вас не спросили, чем им у ручья заниматься!
– А менады и сами лезут! – снова возразил сатир.
– Конечно, лезут, – подхватил его товарищ. – Скажи, Матис, мы просто шли, а они разлеглись на поляне, груди выставили, ноги былые раскинули. А мы что, железные? А про наяд и говорить нечего. Они нас домогаются постоянно. То в воде их ублажай, то на сушу вылазят. Они и волосы сами путают…
– Сами путают, сами себя к корягам привязывают. Так? Ага, вас послушать, господа, так вы прямо – ангелы, херувимы небесные. Может, не там обитаете? Может, вас в другую сторону отправить?! – грозно спросил Виктор.
– Нет, не надо! – хором ответили сатиры. – Мы не будем… Вернее будем этими… как там… я позабыл…
– Жетельменами! – радостно вспомнил второй.
– Да никто не заставляет вас быть джентльменами, господа, и идти против своей природы. Я лишь прошу быть чуть благоразумнее и не вредить флоре и фауне, а так же постараться не плодить безотцовщину… А что там у вас с Селестой произошло? Почему Фрол Карпович мне на вас жалобу в канцелярию прислал?
– Фрол Карпович сам виноват. Надо лучше за женой следить. А он только жалобы во все инстанции строчит! – пробурчал Атис.
– Шпиён, фискал и ябеда этот Фрол Карпович! – вставил Матис. – А жена его – гулящая! Об этом все знают!
– Истинная, правда – гулящая, господин Виктор!
– Ну, хорошо. С ней я разберусь. А Печенкин? Он-то чем вам не угодил? Да и потом, неужто вам баб местных мало? Раньше я за вами мужеложства не наблюдал…
Сатиры густо покраснели и, потупив курносые морды, молча, смотрели в землю. Один из них ковырял копытом травяной дерн, пытаясь выкопать небольшую корягу.
– Ну?! – грозно спросил Виктор. – Чего замолчали? Нечем парировать?
– А он сам нарвался…
– Как это?!
– А чего он по лесу от своей бабы с веревками бегает?
– А вам-то, что за забота?
– Печенкина и баба евонная тоже бьет и приходует, как хочет… Так и мы. Добавили, так сказать. Ему все едино… Он же и так несчастный. Какая ему разница? Семь бед – один ответ.
– Ах вот, как негодники рассудили! Ну, я вам задам!
Сатиры отскочили на несколько шагов и ждали, словно побитые собаки.
– Короче… Раньше восхода луны, я запрещаю вам блудствовать и пакостить.
– Зачем, Магистр, так жестоко? Мы же не ангелы, и не серафимы, и не херувимы, – жалостливо заканючили волосатые джентльмены. – Нам не выдержать и дня. Нас природа по-другому скроила.
– Ничего страшного! Кто вкусил сладость томления и муки воздержания, тот удовольствие получит – равное троим. Правда, Володя? – Виктор хитро подмигнул чуть ошалевшему Махневу.
Владимиру показалось: он где-то слышал подобные слова, причем неоднократно. «Не я ли сам все время повторял их?»
– А теперь брысь с глаз долой! – незлобно прокричал Виктор.
Курносые сатиры развернулись и побежали в близлежащие кусты. Они проскакали, словно горные козлы, куцые хвосты мелькнули в густых зарослях и пропали. Через мгновение от них не осталось и следа, только воздух, пахнущий мускусным потом и шерстью, выдавал их недавнее присутствие.
– Ты думаешь, утерпят? – озабоченно спросил Виктор.
Владимир пожал плечами. Ему опять вспомнилась русалка Глаша. Он смотрел на Виктора, но мысли его были далеки – тянуло в сторону озера в знакомые, как ему казалось, объятия.
– Ты понимаешь, им трудно устоять: по лесу столько баб аппетитных шастает. Ладно бы – по грибы просто ходили. Так нет – они так и норовят донага раздеться. А потом еще жалуются, – прервал его фантазии демон.
– Так все напасти от баб! – глубокомысленно изрек Владимир.
– Ты полагаешь?
– Конечно от них! Я вот помню, у себя в усадьбе на покосе… – начал было он, но тут же запнулся и умолк. Его взгляд был устремлен в сторону поляны.
Мимо них пробежал субтильный миловидный мужчина со светлыми, льняными волосами, одетый в шелковый голубой камзол. В одной руке он удерживал небольшой табурет, в другой торчал моток веревки. Лицо мужчины покрывала аристократическая бледность. Длинный нос, печально опущенные уголки тонких губ, заплаканные глаза – все это создавало странное сходство с театральным персонажем Пьеро.