Владимир вздрогнул и поежился. Виктор от души рассмеялся.
– Ладно, не дрожи. Мои уроки будут носить скорее эмпирический характер, нежели иметь физический эффект. Видишь ли, мне по сердцу целостность твоего организма. Твое «хозяйство» – образец для подражания и эталон породы, образчик мужской силы и гордости! Это говорю тебе я – демон прелюбодейства! – Виктор захохотал так, что небо над лесом вновь раскололось кривыми молниями. Затем он сказал уже тише: – Хорошо, что Шафак тебе только горло порезал. Открою, Володя, страшную тайну: порезы лечим легко, даже головы пришиваем, но притачивать назад фаллосы местные умельцы, увы, так и не научились! Ты был прав, когда поблагодарил судьбу за то, что турок не отрезал тебе самое дорогое… Здесь выпала тебе опять «рутерка»[65]. Нет, конечно, бы пришили… Попробовали приживить. Дело в упрямой статистике: приживаются лишь два отростка из десяти! У остальных – или отваливаются, как переспелые груши, да еще в самый ответственный момент, либо дают такие сбои при эксплуатации… У одного – прижился вначале, но после усох, утрусился малость и, как назло, такой наперсток оказался, что хозяину ничего не оставалось, как голубей на лавочке кормить. Все дамочки над ним насмехались, глумились сгоряча… Он больше и не попал к нам. В следующей жизни стал монахом, а потом и в раю оказался. И там голубей на лавке кормит. Вот так, Володя… Вопрос фаллический – очень щепетилен.
– Да я уж понял, – обронил Владимир.
– Вернемся к ранее упомянутым, «посконным рылам». Давно хотел поговорить с тобой вот, на какую тему: я так полагаю, что это только русские настолько благодушны, что им легче простить негодяя, прелюбодея, казнокрада, жулика и сатрапа, чем взяться за вилы или топоры… выразить, так сказать, праведный гнев?
– Ну, почему? Русский бунт бывает страшен, – возразил Владимир.
– Бывает… но до него дожить надобно. А русский мужик, пока «гром не грянет», лучше раза три напьется с горя и неделю проспит. А опосля подумает: «А может, ну его… бунт? Может, так обойдется или рассосется? Может, я и сам – дурак?»
– В характере русского человека испокон века особая мудрость народная живет. Не противится он злу насилием… По-моему, это – разумно, – не без гордости и спокойно парировал Владимир. – Как там, в Христианской заповеди говорится: кто ударит тебя в правую щеку твою, обрати к нему и другую. Значит, Иисус в Нагорной проповеди учил народ отвечать на зло – добром, не бунтовать, а смиренно принимать все невзгоды, – проговорил Владимир и осекся. Он резко развернулся к собеседнику и подобострастно заглянул в глаза Виктора.
Тот молчал и хмуро разглядывал, вмиг побледневшее лицо своего подопечного, руки демона властно покоились на широкой груди.
– Ну?.. – холодно кивнул демон, – что дальше? Чего ты замолчал? Тебе ли, прелюбодею, в чертогах адовых вспоминать слова Иисусовы? Ты что, милок, бананами объелся?
– А вот и не объелся, – храбро возразил Владимир, – у нас с вами свободная дискуссия. А я по такому поводу вот, что скажу: мне всегда не нравилась эта заповедь. Моя натура против бунтовала, когда нам на уроках читали «Закон божий». Ну, помилуйте, тебя обидели, а ты еще спасибо обидчику должен сказать? – затараторил Владимир. – Глупее и не придумаешь. Я, например, не согласен с подобной резигнацией[66]. И точка!
Виктор скептически посматривал на Махнева.
– Ну-ну. Отчасти убедительно твоё риторство. А дальше что? – недоверчиво спросил демон.
– А дальше… Мне вообще многие христианские заповеди не симпатичны, – запальчиво брякнул Владимир. – Они… как бы это сказать… неисполнимы и, порой нелепы. Ну, хотя бы «не укради». Ну, до чего смешно! Сколько лет стоит земля, и жив человек – столько лет все и воруют: от мальчишек на базаре, до фараонов, императоров, царей и генерал-губернаторов. И ничего… А у русских воровство – вообще навязчивая идея. Они так и смотрят – где и что плохо лежит. Или «не желай дома ближнего своего и его жены» – а как быть, ежели желается? А про «не прелюбодействуй» я и вовсе говорить отказываюсь. Без этого вообще, зачем жить?
– Ну, без нарушения тобой этой заповеди так часто, истово и с особым цинизмом не состоялась бы наша, поучительная во всех смыслах, беседа, – смягчившись, ответил демон и хитро улыбнулся. – О библейских заповедях, их истинности или «относительности» мы еще поговорим позднее. Сейчас меня интересует иное…
– Я весь во внимании, – по-мальчишески отвечал Владимир. Его глаза блестели лихорадочным огнем, красные пятна выступили на скулах. Он внутренне радовался, что так удачно отвел от себя гнев своего покровителя.
– Я, почему тебя про психологию русского человека спрашиваю? Мне интересно узнать твое мнение на сей счет, – проговорил Виктор, – я, видишь ли, жизнь и характер многих европейцев наблюдал и изучал подробно. И так тебе скажу: иной француз шпажонкой тычет, а русский лишь по кухням хнычет. Не знаешь, почему?
– Не знаю… – обескуражено молвил Владимир и развел руками, – видать – характер такой или судьба.
– То-то, что характер. Слушай, Володя, а что ежели, лет этак через сто я похлопочу перед «Советом», чтобы в следующей жизни ты родился не русским, а французом? Будут «ля муры», «ту журы», дуэли и прочие прелести. Французы – очень темпераментные малые и до любовных утех охочи.
– Право, я не знаю… Может, оно и неплохо…
– Не знаешь?! – грозно отозвался Виктор. – Нет, Володя, ты и в следующей жизни будешь – русским. Прикипел я душой к вашим «посконным рылам» и «сермяжным мордам». Ох, как прикипел! С вами интересно! Русские – моя страсть! Только русские могут с обреченной оголтелостью работать сутки напролет без сна и пищи в каменоломнях, на солевых рудниках, на верфях, на пашнях, на лесных вырубках – зарабатывая гроши. А потом пойти в кабак и за один вечер пропить эти «гроши», проливая горькие слезы о «пропащей русской душе»… А могут большую часть добытого в поту, отдать юродивому кликуше или сифилисной девке без носа. Вот где страсти, вот где стихия! Володя, ах, кабы ты знал, какие трагедии разыгрываются на русских просторах… Шекспир бы плакал, ежели бы видел те спектакли! Куда его Макбетам и королям Лирам? Здесь свой разгул, своя драма! А дикость, Вова, дикость-то какая! Азиатчина! Какие тут французы со шпажонками? Шпажонки-то их от накала страстей не только бы оплавились, но и в пыль рассыпались. А русский бой кулачный? – глаза демона разгорелись лихорадочным огнем. – Кулачный бой – это же песня! Это у вас, дворян – политесы, балы, светские рауты. А у «сермяжных морд» – свои забавы. Как сойдутся стенка на стенку, село на село – так аж брызги крови вокруг летят и шипят в холодном снегу. Смертные внизу – бьются, а мы повыше – демоны против ангелов. Тоже бьемся, руки тренируем – перья и шерсть летят в разные стороны. Вот так, дружок. Быть тебе и в следующей жизни – русским.