и форсировали его.
Пошло, пошло.
И фигура на одном колене сразу определилась, и руки, берущие воду из реки. И жадные, пересохшие губы. Как клятва у знамени».
Все пошло.
— Получается очень заметная вещь, — поддерживал его Федотов. — Не хуже «Предателя» и «Спящей девушки». А в чем-то даже и по-новому, Конечно, и с ней ты хлебнешь. Но будь упрям и стоек!
XXXI
Зима устанавливалась. Ударили первые легкие морозцы. Поля покрылись легким снежком. Подсохли дороги, Часто мела поземка.
Против их фронта немцы держали часть шестой армии — двадцать две дивизии, среди них пять танковых и две моторизованные. В резерве у немцев были две танковые, одна моторизованная и три пехотные дивизии.
Все же фронт медленно, но упрямо наступал.
В конце января вместе с Первым Украинским фронтом было завершено окружение корсунь-шевченковской группировки немцев. В котел попали десять дивизий и одна бригада — 73 тысячи солдат и офицеров. Немцы пытались прорваться в районе Новомиргорода и Толмача, но безуспешно, 17 февраля котел был полностью уничтожен, а 10 марта войска фронта взяли Умань.
Под Уманью, километрах в десяти — двенадцати, Горсков и Федотов и попали в один странный дом.
Собственно, это было подобие старинной усадьбы с высоким крыльцом, облезлыми колоннами и такими же облезлыми львами.
Адрес им подсказал майор Серов:
— Сходите, полюбопытствуйте, вам должно быть интересно.
Дом стоял в старом парке, весь занесенный снегом. В парке росли дубы и клены. Снег вокруг них был усыпан сухими листьями и сучьями.
Алеша и Саша поднялись на крыльцо и дернули за шнур звонка.
Дверь им открыла дама, кутающаяся в меховую накидку. На вид ей было лет пятьдесят.
— Здравствуйте, — сказала она, — милости прошу, милости прошу!
Все стены прихожей были увешаны картинами. Картины уходили и вверх, вдоль лестницы на второй этаж.
Горсков и Федотов засмущались, но дама их опередила:
— Видимо, вы и есть те художники, о которых мне сказал гос… простите, — поправилась она, — товарищ майор.
— Ну, не совсем, — сказал Алеша.
Со второго этажа сбежала хрупкая девушка и запросто поздоровалась с ними, представилась:
— Меня зовут Светлана.
— Это наша младшая, — пояснила дама.
Коллекция, даже по первому взгляду, была довольно разномастной. Пейзажи Ярошенко, этюд Айвазовского, «Осенняя роща» Кончаловского, какие-то зарубежные мастера, и тут же Карпов — «Нежданова», «Барсова», два карандашных наброска Сталина и пейзаж «Гори».
Сразу же мелькнуло в голове: «Как же Сталин здесь был при немцах?»
Матильда Константиновна повела их наверх, Светлана побежала вперед.
Они вошли в уютную комнату с книжными шкафами по стенам. Матильда Константиновна зажгла в канделябре свечи, хотя было еще совсем не темно, а Светлана куда-то умчалась.
— Ах, эта ужасная война, — вздохнула она, — все запуталось, перепуталось. Такой кошмар! И как, когда все это только кончится…
— Скоро кончится, — сказал Саша. — Теперь уже недолго.
— Не говорите, не говорите! — продолжала Матильда Константиновна. — У вас, может, и кончится, а у нас уже никогда.
Чтобы как-то выйти из затруднительного разговора, Алеша решился:
— Матильда Константиновна, у вас там на лестнице рисунки художника Карпова. Товарищ Сталин… И «Гори». А как же при немцах-то?
— О, немцы меня не трогали, но Сталина я, конечно, сняла. «Гори» оставила, поскольку они все равно ничего не понимают.
— И немцы не растащили вашу коллекцию? — спросил Саша.
— Ну что вы! — сказала она. — И как бы они посмели! Ведь мой муж Викентий Иванович служит в РОА.
Горсков и Федотов переглянулись.
— Что? У самого Власова?
— Да, да, конечно. Викентий Иванович и в плен попал вместе с генералом Власовым… Я же говорю вам: эта ужасная война! Муж в РОА, а сын в Красной Армии, капитан в артиллерии. Не знаю только, жив ли? Представляете, сын воюет против отца, отец против сына. Это кошмарно!
— Как же это так? — вырвалось у Алеши.
— Муж дважды приезжал сюда, конечно, при немцах, — простодушно объясняла Матильда Константиновна, — и я сама задавала ему этот вопрос. Но у него, понимаете ли, убеждения, а что я могу поделать, слабая женщина? Все это не укладывается в голове. Викентий окончил в Москве Академию бронетанковых войск, сын артиллерийское училище, и вот.
Она говорила вроде и искренне, но уж как-то очень легко и просто, как будто речь шла о мелких неурядицах в жизни.
Прибежала Светлана, стала накрывать стол. Появились красивые чашки, сахарница, вазочки с вареньем. Все было прочно и основательно в этом доме.
— И давно вы здесь живете? — поинтересовался Алеша.
— О, с тридцать четвертого года! — воскликнула Матильда Константиновна. — Приобрели у одной выжившей из ума бывшей помещицы. Дети были совсем маленькими. Володе — двенадцать. Светочке — семь. А здесь такая прелесть. Природа, тишина! А воздух какой! И никаких городов не надо. Мы уж намотались по разным городам. Знаете, что такое судьба семьи военного! Потом, конечно, Викентий Иванович уехал в Москву учиться и Володя — в Киев, в училище, но они наезжали. А мы коротали время со Светочкой. Я учительствовала… В общем, жили припеваючи, если б не эта война…
Алеша заметил, что Светлана («Значит, ей лет семнадцать-восемнадцать», — подумал он) все время не сводит с него глаз.
Когда кончилось чаепитие и они пошли смотреть коллекцию, она шепнула:
— А вы мне очень нравитесь, а я — вам?
Он промолчал.
Коллекция действительно была странная, но любопытная. «Приговор» Матейко и «Сено» Сислея. «Торфяные болота» Велтла и эскиз «Вечер в горах» Франка. «Участница восстания» Каплинского и «Портрет старика» Григореску. «Костел» Вишолковского и эскиз «Раненый повстанец» Виткевича. И еще Пурвит, Билибин, Коровин, Степанов, Савенко, Рябушкин, Орловский, Борисов, Петровичев…
У Алеши глаза разбегались.
Федотов смотрел на все это, кажется, спокойно.
Они опять вернулись к Айвазовскому, Ярошенко, Кончаловскому и Карпову, который был здесь в некоей дисгармонии. Нет, еще пейзаж «Гори», «Нежданова» и «Барсова» — ничего, а рисунки, изображающие Сталина?
— Вы знаете, — говорила Матильда Константиновна, — что это с натуры? Сталин позировал ему.
Горсков слышал об этом еще до войны, но сейчас увлекся картинами и не расслышал Матильды Константиновны.
Алеша обнаружил еще несколько работ, может, самых интересных. «Полоскание белья» и «Саша» Серова. Это было прекрасно. И эскиз Маковского к «Похоронам в деревне». Тоже интересно. А это что? Боже, так это «Осенние листья» Васнецова и «Звенигород» Левитана!
— Сколько же у вас картин, Матильда Константиновна? — поинтересовался он.
— Около ста, — сказала она. — Правда, хороши!
— Интересно, — признался Алеша.
За неделю, пока штаб стоял под Уманью, они ходили в странную усадьбу еще несколько раз. Опять были чаепития и вздохи по