Читать интересную книгу Театр - Сомерсет Моэм

Джулия нутром чувствовала, что эта реплика – под занавес, и, подкрепляя слова жестом, высоко держа голову, отступила к двери и распахнула её настежь.

Сила её таланта была так велика, что она сохранила настроение мизансцены до нижней ступеньки лестницы. Там она сбросила его и, обернувшись к Чарлзу, идущему за ней по пятам, сказала донельзя просто:

– Мою накидку.

– Машина ждет, – сказал он, закутывая её. – Я отвезу вас домой.

– Нет, разрешите мне уехать одной. Я хочу запечатлеть этот вечер в своем сердце. Поцелуйте меня на прощание.

Она протянула ему губы. Чарлз поцеловал их, Джулия, подавив рыдание, вырвалась от него и, одним движением растворив входную дверь, побежала к ожидавшему её автомобилю.

Когда она добралась домой и очутилась в собственной спальне, она издала хриплый вопль облегчения.

«Дура чертова. Так попасться. Слава богу, я благополучно выпуталась. Он такой осел, что, верно, даже не додумался, куда я клоню». Но его застывшая улыбка всё же приводила её в смущение. «Ну, может, он и заподозрил, что тут нечисто, точно-то он знать не мог, а уж потом и совсем убедился, что ошибся. Господи, что я несла! Но всё сошло в наилучшем виде, он всё проглотил. Хорошо, что я вовремя спохватилась. Еще минута, и я бы скинула платье. Тут было бы не до шуток».

Джулия захихикала. Конечно, ситуация была унизительная, она оказалась в дурацком положении, но если у тебя есть хоть какое-то чувство юмора, во всём найдешь свою смешную сторону. Как жаль, что никому нельзя ничего рассказать! Пусть даже она выставила бы себя на посмешище, это такая великолепная история. Смириться она не могла с одним – с тем, что поверила всей этой комедии о нетленной любви, которую он разыгрывал столько лет. Конечно, это была только поза, ему нравилось выступать в роли верного воздыхателя, и, по-видимому, меньше всего он хотел, чтобы его верность была вознаграждена.

«Обвел меня вокруг пальца, втёр очки, замазал глаза!»

Но тут Джулии пришла в голову мысль, стершая улыбку с её лица. Если мужчина отвергает авансы, которые делает ему женщина, она склонна приходить к одному из двух заключений: или он гомосексуалист, или импотент. Джулия задумчиво зажгла сигарету. Она спрашивала себя, не использовал ли её Чарлз как ширму для прикрытия иных склонностей. Она покачала головой. Нет, уж на это кто-нибудь ей да намекнул бы. После войны в обществе практически не говорили ни о чем другом. А вот импотентом он вполне мог быть. Она подсчитала его годы. Бедный Чарлз! Джулия снова улыбнулась. Если таково положение вещей, не она, а он оказался в неловком и даже смешном положении. Он, должно быть, до смерти перепугался, бедный ягненочек. Ясно, это не из тех вещей, в которых мужчина охотно признается женщине, особенно если он безумно в неё влюблен. Чем больше Джулия об этом думала, тем более вероятным казалось ей это объяснение. Она почувствовала к Чарлзу прямо-таки материнскую жалость.

«Я знаю, что я сделаю, – сказала она, начиная раздеваться. – Я пошлю ему завтра большой букет белых лилий».

25

На следующее утро Джулия некоторое время пролежала в постели, прежде чем позвонить. Она думала. Вспоминая своё вчерашнее приключение, она похвалила себя за то, что проявила такое присутствие духа. Сказать, что она вырвала победу из рук поражения, было бы преувеличением, но как стратегический маневр отход её был мастерским. При всём том у неё на сердце кошки скребли. Могло быть ещё одно объяснение странному поведению Чарлза. Вполне возможно, что она не соблазнила его просто потому, что больше не была соблазнительна. Джулия вдруг подумала об этом ночью. Тогда она тут же выбросила эту мысль из головы: нет, это невероятно; однако приходилось признать, что утром она показалась куда серьёзней. Джулия позвонила. Поскольку Майкл часто заходил к ней в комнату, когда она завтракала в постели, Эви, раздвинув занавески, обычно подавала ей зеркальце, гребень, помаду и пудреницу. Сегодня, вместо того чтобы провести гребнем по волосам и почти не глядя обмахнуть лицо пуховкой, Джулия не пожалела труда. Она тщательно подкрасила губы, подрумянилась, привела в порядок волосы.

– Говоря бесстрастно и беспристрастно, – сказала она, всё ещё глядя в зеркало, в то время как Эви ставила на постель поднос с завтраком, – как по-твоему, Эви, я – красивая женщина?

– Я должна знать, как это мне отольётся, прежде чем отвечать на такой вопрос.

– Ах ты, чертовка! – вскричала Джулия.

– Ну, знаете, ведь красавицей вас не назовешь.

– Ни одна великая актриса не была красавицей.

– Ну, как вы вырядитесь в пух и прах, вроде как вчера вечером, да ещё свет будет сзади, так и похуже вас найдутся.

(«Черта лысого это мне вчера помогло!»)

– Мне вот что интересно: если я вдруг очень захочу закрутить роман с мужчиной, как ты думаешь, я смогу?

– Зная, что такое мужчины, я бы не удивилась. А с кем вы сейчас хотите закрутить?

– Ни с кем. Я говорила вообще.

Эви шмыгнула носом.

– Не шмыгай носом. Если у тебя насморк, высморкайся.

Джулия медленно ела крутое яйцо. Её голова была занята одной мыслью. Она посмотрела на Эви. Старое пугало, но – кто знает?..

– А к тебе когда-нибудь приставали на улице, Эви?

– Ко мне? Пусть бы попробовали!

– Сказать по правде, я бы тоже хотела, чтобы кто-нибудь попробовал. Женщины вечно рассказывают, как мужчины преследуют их на улице, а если они останавливаются у витрины, подходят и стараются перехватить их взгляд. Иногда от них очень трудно отделаться.

– Мерзость, вот как я это называю.

– Ну, не знаю, по-моему, скорее лестно. И понимаешь, странно, но меня никто никогда не преследовал. Не помню, чтобы кто-нибудь когда-нибудь пытался ко мне приставать.

– Прогуляйтесь как-нибудь вечерком по Эдвард–роуд. Не отвяжетесь.

– И что мне тогда делать?

– Позвать полисмена, – мрачно ответила Эви.

– Я знаю одну девушку, так она стояла у витрины шляпного магазина на Бонд-стрит, и к ней подошел мужчина и спросил, не хочется ли ей купить шляпку. Очень, ответила она, и они вошли внутрь. Она выбрала себе шляпку, дала продавцу своё имя и адрес, и мужчина тут же расплатился наличными. Тогда она сказала ему: «Большое спасибо», – и вышла, пока он дожидался сдачи.

– Это она вам так сказала. – Эви скептически шмыгнула носом, затем с удивлением поглядела на Джулию. – К чему вы всё это клоните?

– Да ни к чему. Просто я подумала, почему это мужчины ко мне не пристают. Вроде бы «секс эпила» во мне достаточно.

А вдруг его и правда нет? Джулия решила проверить это на опыте.

В тот же день, после того как она отдохнула, Джулия встала, накрасилась немного сильней, чем обычно, и, не позвав Эви, надела платье не совсем уж простое, но и не дорогое на вид и широкополую шляпу из красной соломки.

«Я не хочу быть похожей на уличную девку, – сказала она себе, глядя в зеркало. – С другой стороны, слишком респектабельный вид тоже на подойдет».

Она на цыпочках спустилась по лестнице, чтобы её никто не услышал, тихонько прикрыла за собой входную дверь. Джулия немного нервничала, но волнение это было ей приятно; она чувствовала: то, что она затеяла, не лезет ни в какие ворота. Джулия пересекла Конот-сквер и вышла на Эдвард-роуд. Было около пяти часов дня. Сплошной лентой тянулись автобусы, такси, грузовики, мимо них, с риском для жизни, прокладывали себе путь велосипедисты. Тротуары были забиты людьми. Джулия медленно двинулась в северном направлении. Сперва она шла, глядя прямо перед собой, не оборачиваясь ни направо, ни налево, но вскоре поняла, что так она ничего не добьется. Надо смотреть на людей, если хочешь чтобы они смотрели на тебя. Два или три раза, увидев, что перед витриной стоит несколько человек, Джулия тоже останавливалась, но никто из них не обращал на неё никакого внимания. Она двигалась дальше. Прохожие обгоняли её, шли навстречу. Казалось, все они куда-то спешат. Её никто не замечал. Увидев одинокого мужчину, приближающегося к ней, Джулия смело посмотрела ему прямо в глаза, но он прошел мимо с каменным лицом. Может быть, у неё слишком суровое выражение? На губах Джулии запорхала лёгкая улыбка. Двое или трое мужчин подумали, что она улыбается им, и быстро отвели глаза. Джулия оглянулась на одного из них, он тоже оглянулся, но тут же ускорил шаг. Джулия почувствовала себя уязвленной и решила не глазеть больше по сторонам. Она шла всё дальше и дальше. Ей часто приходилось слышать, что лондонская толпа самая приличная в мире, но в данном случае – это уж чересчур!

«На улицах Парижа, Рима или Берлина такое было бы невозможно», – подумала Джулия.

Джулия решила дойти до Мэрилибоун-роуд и повернуть обратно. Слишком унизительно возвращаться домой, когда на тебя ни разу никто даже не взглянул. Джулия шла так медленно, что прохожие иногда её задевали. Это вывело её из себя.

«Надо было пойти на Оксфорд-стрит, – подумала она. – Эта дура Эви! На Эдвард-роуд толку не будет».