заполнив собой лес. Казалось невероятным, что около
первого костра их не слышат. Более того — Женя прислушалась — здесь, в зоне
второго, не было слышно первого! Как будто они стояли на границе, которую не мог преодолеть звук. … А вдруг, если они останутся здесь подольше, то не смогут вернуться к своим?! Подумав так, она тут же рванулась назад. Но Димыч удержал ее.
— Тише, они услышат нас! — От страха она не узнала собственного голоса.
— Нет. Не увидят и не услышат. Это же видение.
— Точно видение?.. Ты уверен? — Женя с трудом соображала. — Значит, можно просто подойти и пройти сквозь них, и ничего не будет?
— Гм… Теоретически можно. Но как-то не хочется. А вдруг я все-таки не прав…
Женя посмотрела на первый костер. Да нет же, он явно отодвинулся, стал меньше и слабее. Здесь точно граница! Настоящие Володя, Петя и Данила будто бы потускнели и отъехали во тьму. А мираж, наоборот, был ярким и громким, словно пытался переспорить реальность. Теперь здесь пели «Держись моя столица, зеленый океан» [2]. Второй Володя, зажмурившись, вдохновенно бил по струнам. Вдруг позади костра мелькнула тень: кто-то, сидевший в дальнем углу, поднялся на ноги.
— Дим…
Она не успела выговорить, как все пропало: это Димыч сгреб ее в охапку и оттащил назад. Снова воцарилась тишина. Костер погас.
— Ты видел?!
В вышине на морозе потрескивала ветка. Издалека доносились разговоры группы — теперь уже настоящей.
— Да, видел. Те, что сидели в дальнем углу — это были наши с тобой двойники. Мы их чуть не увидели.
— Мы не должны их видеть! Это — самое страшное!
Женя, которая прошла через все уровни страха, почему-то была уверена, что увидеть саму себя — это предел, который ей нельзя пересекать. Иначе — смерть.
— Не должны. И они, — Димыч мотнул головой в сторону настоящего костра, — не должны.
Женя тоже посмотрела туда: их костер снова приблизился.
— А ты заметил, что когда мы были там, наш костер как бы уходил? Как будто еще чуть-чуть — и совсем исчезнет.
— Да. Я думаю, тут какая-то особая зона. Пространство искривляется, или… Не знаю, как это объяснить. Такой пространственный мешок. И вход в него — вот именно там, где мы стояли, за елкой.
— Точно, искривленное… Как кривое зеркало. — Она задумалась. — Вроде бы отражает, все как есть — лагерь, людей — а все-таки по-другому.
— Ну да. У этих, у призраков, все друг друга любят. А у нас никто даром друг другу не нужен.
— Выходит, в этом зеркале мир лучше, чем на самом деле?
Димыч пожал плечами.
— Значит, нам не нужно их бояться?
— На всякий случай лучше бояться.
— …Эй, вы спать сегодня собираетесь? — позвал Володя.
С трудом, как через преграду, его голос достиг слуха стоящих под елкой. Еще раз, словно на прощанье, они посмотрели в темноту — там было все так же пусто — и развернулись к своему лагерю. У костра остались только Володя с Петей; остальные уже перебрались в шатер. Володя застегивал пуховку и осматривался. У Жени заколотилось сердце: она догадалась, что он собрается сходить «до ветру». Наиболее предпочтительной тропой в лес была как раз та, где они стояли. А дальше — ель, а за ней…
— Димка! — она потянула Димыча за рукав. — Он же сейчас увидит этих!
— …Ребят, вы чего стоите, как статуи? Не окоченели еще? — спросил Володя, поднявшись.
Недолго думая, Димыч растопырил руки, словно собирался обхватить целый сугроб, и неловко обнял Женю. От неожиданности она больно ткнулась носом в металлическую заклепку на его груди. Она хотела было спросить, зачем это, но тут же поняла: Димычу пришло в голову изобразить влюбленных, чтобы отвадить Володю от похода в запретную сторону.
— Ну, блин, голубки! Хоть бы постеснялись, — недовольно пробормотал руководитель. Но делать было нечего, и он зашагал в противоположном направлении.
Петя тоже поднялся. Поглядев на «голубков», он выразительно вздохнул и направился к шатру. Димыч, продолжая стискивать Женю в объятиях, тайком не сводил с него глаз. Лишь когда петин зад скрылся в складках входа, он расцепил руки.
— Знаешь, что? Навалим-ка веток, чтобы здесь никому ходить не хотелось.
Неловко ступая на лыжах (он так и не догадался их снять), Димыч подобрался к куче хвороста, который сам же нарубил, и отгреб половину. Откинувшись назад от тяжести, роняя по пути ветки, он перенес кучу поближе к ели и вывалил на снег.
— Все. Теперь они туда не пойдут.
Женя, не отрываясь, смотрела на ветки и на Димыча, а потом встрепенулась: ей пришла в голову новая мысль.
— Ты говоришь, что это мираж… Но вот другие — Яна, например — они в этот мираж входили и выходили. Как же так?
— А кто его знает? — Димыч взбивал руками кучу, чтобы она казалось непролазной. — Может, они и не входили, а нам все привиделось.
— И Яна привиделась?
— Ну, нет. — Димыч запутался. — Она, думаю, видела то же, что и мы. Потому и стояла обалдевшая. А потом она вошла в зону миража, и нам привиделось, что она с ними общается… Но этого всего уже не было. Да, вот, точно! — Он обрадовался внезапному открытию. — Знаешь, почему они все не помнят, что видели? Да потому что подходили слишком близко!
— К костру?
— К тому месту. Костра же никакого нет. Но там, определенно, что-то такое выходит на поверхность. Газы всякие ядовитые, миазмы… Так вот, те, кто слишком близко подошел к источнику этой дряни — им так в голову шибает, что вообще память отключается. Как, знаешь, красный лучик в «Людях в черном»!
Он просиял. Хаос наконец-то сложился в понятную схему.
— А мы, получается, помним потому, что не подходили близко к источнику?
— Именно так!
Женя отодвинулась подальше от ели.
— Так выходит, тут везде эта… патогенная зона? По всему нашему маршруту?
— Получается, так.
— Но ведь раньше никто о таком не говорил. Ну, кто тут ходил раньше. Не писали нигде…
Она запнулась, поняв, что димычева концепция вполне объясняет заговор молчания: все туристы, проходившие этим маршрутом, попадали в зону действия «миазмов» и забывали все, что видели. Конечно, он прав! Слава Богу, наконец-то все стало ясно.
— Может, им тоже память поотшибало. Не все же такие пугливые, как мы с тобой. Небось, они сразу перли к костру, ну и забывали все напрочь. Вот и некому было рассказывать. — Димыч усмехнулся. — А может, знаешь, это и началось-то недавно. Типа сейсмическая активность, вулкан какой-то древний проснулся. Как на Камчатке бывает. Ну и полезли… газы