— Ну ладно, — с некоторым усилием стряхивая свое подпортившееся настроение, заговорил Сэм. — Может, мы все-таки побегаем, позавтракаем, а потом отправимся на Иль-де-Сван, а то ведь так и день пройдет?
— Да, конечно, — согласилась я. Сделав несколько физических упражнений для разминки, мы побежали.
Отмотав свои четыре мили, мы с Сэмом перекусили на скорую руку в «Стеклянном башмаке» и договорились встретиться уже на острове, вместо того чтобы толкаться всем вместе в очереди на плашкоут. Я хотела еще зайти к Пэт и Джеки, узнать, какие у них планы на посещение нашей первой на маршруте стоянки.
Итак, я спустилась к себе на восьмую палубу. Мои подруги сидели в каюте Пэт и смотрели по телевизору выступление руководителя круиза, который расписывал, что нас ожидает на Иль-де-Сване. Обе были в футболках и в шортах; в фирменных сумках с картинками «Принцессы Очарование» лежали купальники, полотенца, кремы, книжки и прочая мелочь.
— Джеки, — сказала я, оглядывая подружку с ног до головы. — Ты себя уже хорошо чувствуешь?
— Достаточно хорошо, чтобы вынести пятиминутную дорогу до какого-нибудь пляжа, — кивнула она на иллюминатор.
Нет, все-таки она показалась мне слишком бледной и слабой, не похожей на себя.
— Если ты думала, что я буду торчать в каюте и наблюдать, как вы сделаете мне ручкой, то можешь забыть об этом.
— Но провести несколько часов под палящим солнцем, когда ты только что… — Я оборвала фразу, поскольку поняла, что выгляжу старой ворчуньей. Поэтому выглянула в иллюминатор. Перед каютой Пэт не маячила спасательная шлюпка, так что мне открылся совершенно потрясающий вид — розовые и алые кусты цветущей бугенвиллеи, сливочного цвета песчаные пляжи, переливающаяся голубым и зеленым спокойная, чистая вода.
— Ничего со мной не случится, — ответила Джеки. — Если почувствую, что нехорошо, вернусь на этой же барже обратно. Большое дело!
— Ну ладно. Так какие планы? — продолжила я. — Вы уже готовы?
Джеки сказала «да», Пэт сообщила, что сначала ей надо позвонить в каюту Алберту Муллинзу и скоординировать их действия. Я и забыла, что они с Албертом записались в группу под названием «арт-сафари», в которой всем желающим обещали давать уроки рисования на пленэре под руководством известной художницы из южной Флориды Джинджер Смит Болдуин. В каждом порту, куда будет заходить корабль, эта группа человек из десяти — пятнадцати будет выбираться на заранее подготовленное место, всех обеспечат необходимыми принадлежностями и познакомят с теоретическими основами пейзажной живописи. Созданные произведения участники группы могут забрать домой, повесить на стенку в рамочках или просто показывать друзьям и родным, как делают люди с фотографиями или видеозаписями. Поскольку я лично очень пристрастно отношусь к художественному творчеству, а Джеки предпочитает акварели занятия акваспортом, Пэт выбрала себе в компаньоны Алберта.
— Он мечтает зарисовать новых птиц, — сообщила Пэт, набирая номер.
Я пошла к себе, быстренько приняла душ, переоделась и вернулась в каюту Пэт.
— Я договорилась, что мы с Албертом и остальными членами группы Джинджер встречаемся у лифта на второй палубе, — сообщила Пэт.
Мы спустились на лифте и вышли в холл; там уже собралось не меньше двухсот человек. Среди них я увидела и Генри Причарда. Он был с Ингрид, той девицей, которую нашел себе вчера вечером. Даже если Джеки и была разочарована тем, что Генри подыскал ей замену, пока она валялась в постели, мучаясь желудком, то виду не подала. Повернувшись к нам с Пэт, она мужественно заметила:
— Похоже, торговец автомобилями накрылся.
— Мне очень жаль, Джеки, — посочувствовала я. — Я понимаю, ты надеялась найти себе пару.
— Я надеялась на активную жизнь, только и всего, — ответила она. — Полагаю, в этом смысл подобных круизов. Но как только ты на один день выходишь из игры, твое место тут же занимает другая милочка. Да ладно, на Генри свет клином не сошелся! На корабле нет других одиноких мужиков, что ли? Во всяком случае, я не собираюсь из-за этого прыгать за борт!
— Это мужественное решение, — похлопала я ее по спине, отчего Джеки, к сожалению, закашлялась.
— Твой микроб случайно не переселился в грудь? — озабоченно нахмурилась Пэт. — Я слышу хрипы у тебя в легких.
— Да все нормально, — отмахнулась Джеки. — Скажи лучше, где твои художники?
Пэт огляделась по сторонам, увидела Алберта и помахала ему рукой. Он приветствовал ее кивком. Мы пробрались к нему сквозь толпу. Алберт стоял в очереди на посадку.
— Всем вам самое доброе утро! — проговорил Алберт, снимая свою бежевую шляпу-сафари. Он был в футболке и в шортах; на тощей шее висели фотокамера и два тяжелых бинокля. Одно неосторожное движение — и он задохнется, подумала я.
— Доброе утро, Алберт, — сказала Пэт. — Готов заняться рисованием?
— С огромным удовольствием! — откликнулся он в своей архаичной, чуть напыщенной псевдо-британской манере. — Никогда еще не пробовал передать свое восприятие птиц средствами визуального искусства, но полон решимости сегодня же ликвидировать этот пробел!
Ну просто душка!
Через несколько человек от Алберта я увидела нашу соседку по столу, Гейл Коэн. На ней был шикарный пляжный костюм, накинутый прямо поверх купальника, а в руках, вместо обычной сумки с «Принцессой», как у всех нас, пляжная сумка от «Прады»; бриллианты и изумруды на сей раз уступили место слоновой кости. Я подумала, что таким образом она выражает свое представление об идеальных украшениях для островов. Борцы за права животных прокляли бы ее вместе с ее слоновой костью.
— У нас с Кеннетом есть Болдуин, — затараторила она, обращаясь к нам с Джеки, поскольку Пэт уже беседовала с Албертом.
— Да? — прищурилась Джеки. — А у моих родителей — «Стейнвей».
— Нет, я не о пианино, дорогая. Я говорю о масляной живописи. Кисти Джинджер Смит Болдуин. Мы приобрели одну ее картину в прошлом году. В галерее в Сохо. — Гейл покачала головой, словно не веря, что кто-то может так безнадежно отстать от моды. — Я договорилась, что покупаю всю ее нынешнюю серию «сафари». Представляете? Мои знакомые из Нью-Джерси позеленеют от зависти, просто позеленеют!
— А где Кеннет? — спросила я. — Разве он не собирается посмотреть остров?
— О, он уже там! — воскликнула Гейл. — У нас с Кеннетом совершенно самостоятельный образ жизни. Мне кажется, только поэтому нам удается так долго жить вместе. Он ложится спать далеко за полночь и встает с первыми лучами солнца. Я говорю вам, этот человек никогда не спит. А я ложусь как только стемнеет, в половине десятого, максимум в десять. — Сделав паузу, она придвинулась к нам, словно собираясь сообщить нечто конфиденциальное. — Я принимаю мелатонин, — прошептала она. — Я знаю, что он плохо действует на гормональную систему, что у меня может отрасти борода или еще что-нибудь похлеще, но зато я от него сплю как убитая. Кеннет может плясать на втором этаже, я даже ухом не поведу.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});