как повезёт: пан или пропал. Не упустит такого случая и его адвокат — по нашему проколу на второй день сразу заявление в прокуратуру на нас напишет за незаконные действия, нарушающие неприкосновенность жилища российского гражданина. У «смотрящего» душа — потёмки, но нам не впервой держать ответ перед надзирающими органами. Не для себя стараемся — для государства. Думаю, поймут.
Открывший дверь Юра не ожидал моего прихода — это было по нему заметно. Я без разрешения зашёл к нему, сделав вид, что у меня есть серьёзный разговор, и с порога сказал:
— Юра, меня сегодня утром начальник к себе вызвал и нагоняй дал. Шеф сказал — переговорить с тобой: как такое может быть — не успели троих жуликов похоронить из бригады «Джона», а позавчера ещё одного из их команды в подъезде из автомата застрелили, жену заодно ранили, сейчас в больнице находится? Думаю, ты уже в курсе всех этих разборок?
— В курсе. Сам знаешь — они мне не подконтрольны, так, изредка забросят в общак немного денег, да и то для приличия. Ума у них нет ещё — молодые ребята, даже свой отдельный общак завели. «Кина» небось насмотрелись, не наигрались в детстве в войнушку.
— Так что мне сказать начальнику?
— Не знаю даже, Александр, что тебе ответить, — мне только известно, что у них деньги общаковские пропали. Сейчас они будут стрелять друг в друга, пока из бригады последний боец не останется в живых. Не расстраивайся, это всегда такие разборки ведутся между братвой, — борьбу за власть ещё никто не отменял, всё как по Карлу Марксу. Вот когда последний из них останется — того и посадите на скамью подсудимых, и вопрос сам решится, — сказал Юра и засмеялся. По его лицу было видно, что он доволен развивающейся ситуацией в бригадах — ведь каждая очередная смерть ему на руку.
Раздался звонок. Юра открыл дверь и, видя, незнакомого человека, спросил:
— Вы к кому?
— К вам, — сказал мой коллега. — О, Александр, привет! Что здесь делаешь?
— Заехал к Юре — начальник меня послал переговорить по одному делу.
— Странно… А меня заместитель послал у него провести обыск. — Коллега предъявил мне бланк с постановлением о производстве обыска. Прочитав, я передал его для ознакомления Юре.
— Видимо, наше руководство не согласовало свои действия, — не в теме кто-то из них, — сказал я.
Юра слушал, одновременно смотря на бланк с постановлением о производстве обыска. По его лицу мы заметили, что этот визит стал для него неожиданностью.
— Сергей (так звали моего коллегу), давай так поступим: оставь нас с Юрой наедине — нам осталось минут пять переговорить, — а потом проведёшь обыск. Думаю, у Юры дома ничего криминального нет. Я так понял — следователь постановление «нарисовал» и передал шефу; шеф не разобрался и послал тебя провести обыск. Такая неразбериха частенько в наших органах бывает.
— Ну, я не в курсе всех дел. Шеф сказал — провести обыск, я и поехал. И следователя мне не назвал. Какое может быть уголовное дело у следователя в отношении «смотрящего», непонятно? Думаю, он перестраховщик: кто-то ему, наверно, позвонил из другого города и сказал, что Юра в чём-то замешан, — вот шеф и решил подстраховаться. У нас и своих-то дел по горло.
— Возможно, ты и прав. Приеду в управление, зайду к шефу — переговорю, — сказал я.
— Хорошо, Александр, я на пять минут выйду. Только у меня времени в обрез: нужно сегодня ещё в СИЗО попасть, с одним жуликом переговорить, потом успеть заехать на «базу» (так мы называли своё управление по борьбе с организованной преступностью) — начальству доложить. Сам знаешь — шеф по головке не погладит за разгильдяйство.
Театральный институт из нас, оперов, никто не заканчивал, но такие вот сцены, как с Юрой, проводим ежедневно. Так что заподозрить нас, вжившихся в роль врунов, в неискренности не сможет не только Юра, но и другие граждане.
Оставшись наедине со мной, Юра заволновался.
— Юра, что ты засуетился? У нас на тебя, по моим данным, ничего нет. А что общак держишь — так это ваше жуликовское дело. Нам он по барабану — знаем, что он у вас состоит из сигарет, чая, продуктов, и всё. Пойми, криминального в этом ничего нет, помогаете своей братве — это ваше право, успокойся. Благотворительность у нас в стране ещё никто не отменял. Вот если бы оружие и наркотики были в общаке, тогда понятно — статья тебе светит, даже адвокат отмазать от неё не сможет.
— А можешь с коллегой переговорить, чтобы он через часок у меня обыск провёл?
— Ты что, Юра, говоришь! Он на это не согласится. Да и у нас, оперов, это не принято: сам знаешь, мы жуликов берём «горячими», прямо в постели. Ты не исключение. Да и я какую причину не делать у тебя обыск объясню коллегам? За твои красивые глазки? Сам понимаешь, как-то не с руки мне быть на вашей стороне. Мой шеф узнает об этом — уволит на хрен сразу. Рисковать таким вот крысятническим поступком из нас, оперов, никто не будет. Я тем более.
— Так что мне делать? — сказал Юра, смотря на меня и как бы намекая: посоветуй, со временем сочтёмся.
— А что, у тебя есть оружие в квартире? — спокойно сказал я.
— Нет. У меня общак сейчас находится дома, вместе с наркотой. Была бы она моя — хрен бы с ней, отсидел бы за пару лет, а то общаковская — для братвы. Не по-людски получится, когда изымут.
— Объяснишь братве — менты изъяли, всякое в жизни бывает. Думаю, поймут.
— Ты что?! Может, у вас и поймут! У нас за общак голову оторвут, да ещё крысой обзовут — поди докажи потом братве, что сам часть не присвоил или в доле с ментами не находишься. Да никто и спрашивать не будет.
— Не знаю, Юра, что тебе и посоветовать, — сказал я, делая вид, что думаю, как ему помочь, ведь мы с ним «братья». — Давай так поступим: возьму на себя грех. Ты мне его дай на время — я его под куртку спрячу, потом тебе обратно верну вместе с наркотой. Только ты меня не подведи, не сдай — ни моим коллегам, ни тем более своей братве, — сам понимаешь, мне такие почести не нужны. Может, твой общак мне боком со временем обернётся. До пенсии всего ничего, могу не дослужить.
Юра, обрадовавшись моему предложению, побежал в комнату и принёс два журнала с надписями на них «приход» и «расход», пачку записок с номерами и два небольших мешочка с наркотой, завёрнутых в целлофан.
— Какой-то общак у вас небогатый