И тут я услышал не громкий, не отчетливый, как в первый раз, а слабый и глухой, подобно замирающему голосу, звон колокола, тот самый, что приветствовал наступление солнечного дня:
«Бум!.. Бум!.. Бум!..»
Эхо прокатилось по кратеру, точно он задрожал, как мерцающие звезды. Кровавый красный диск Солнца опускался все ниже и ниже…
«Бум!.. Бум!.. Бум!..»
Что случилось с Кейвором? Я тупо стоял там и слушал звон, пока он не прекратился.
И вдруг зияющее отверстие тоннеля внизу подо мной закрылось, подобно глазу, и исчезло.
Я очутился в полном одиночестве.
Надо мной и вокруг меня, охватывая меня со всех сторон, подступая все ближе и ближе, раскинулась Вечность, безначальная, бесконечная — необъятная пустота, в которой и свет, и жизнь, и бытие — лишь мимолетный блеск падающей звезды; холод, тишина, безмолвие, бесконечная и неумолимая ночь космического пространства.
Одиночество, казалось, подступало ко мне, я чувствовал его прикосновение.
— Нет! — воскликнул я. — Нет! Не теперь еще! Погоди! Погоди!
Мой голос перешел в визг. Я бросил скомканную бумажку, вскарабкался на гребень, чтобы осмотреться, и, собрав весь остаток воли, запрыгал по направлению к оставленному мною знаку, уже едва заметному в туманной дали.
Прыг, прыг, прыг! Каждый прыжок, казалось, длился столетия.
Бледный серпик Солнца скрывался за горизонтом, удлинявшиеся тени грозили поглотить шар, прежде чем я доберусь до него. Две мили, не менее сотни прыжков, а воздух разрежался, точно выкачиваемый насосом, и холод сковывал мои суставы. Но если умирать, то умирать в движении. Ноги мои скользили в снегу, прыжки становились короче. Один раз я упал в кусты, которые рассыпались в прах подо мной; другой раз я споткнулся и скатился кубарем в овраг, исцарапав до крови лицо и руки и почти потеряв направление.
Но все это было ничто в сравнении с промежутками, с ужасными минутами в воздухе, когда я летел прямо в надвигающийся прилив ночи. Дыхание мое свистело, в легкие мне точно втыкались ножи. Сердце билось так сильно, что отдавалось в голове.
«Доберусь ли, доберусь ли я?»
Я весь дрожал от страха.
«Ложись! — уговаривало меня отчаяние. — Ложись!»
Чем ближе я подходил к цели, тем отдаленнее она мне казалась. Я закоченел, оступался, ушибался, порезался несколько раз, но кровь не выступала.
Наконец я увидел шар.
Я выбился из сил и упал на четвереньки. Легкие мои хрипели.
Я пополз. На губах моих скоплялся иней, ледяные сосульки свисали с усов; я весь покрылся белым замерзшим воздухом.
Оставалось еще ярдов двенадцать. В глазах у меня потемнело.
«Ложись! — кричало отчаяние. — Ложись!»
Я прикоснулся к шару на миг и замер.
«Слишком поздно! — нашептывало отчаяние. — Ложись!»
Я боролся изо всех сил. Я стоял у люка, отупевший, полумертвый. Кругом уже не было ничего, кроме снега. Я сделал нечеловеческое усилие и влез внутрь. Там было немного теплее.
Снежные хлопья, хлопья замерзшего воздуха ворвались в шар вместе со мной. Я пытался окоченелыми пальцами закрыть и крепко завинтить крышку. Я всхлипнул.
— Я должен! — пробормотал я, стиснув зубы, и дрожащими, словно ломкими, пальцами стал нащупывать кнопки штор.
Пока я возился — раньше мне никогда не приходилось этого делать, — я смутно видел через запотевшее стекло огненные лучи заходящего Солнца, мерцавшие сквозь буран, и темные очертания зарослей кустарника, гнувшихся и ломающихся под тяжестью все падающего снега. Все гуще и гуще кружились хлопья, чернея на светлом фоне Солнца. Что, если я не справлюсь с заслонками?
Наконец что-то щелкнуло под моими руками, и в одно мгновение последнее видение лунного мира исчезло из моих глаз. Я погрузился в тишину и мрак межпланетного пространства.
Глава XX. Мистер Бедфорд в бесконечном пространстве
Я чувствовал себя так, точно меня убили. В самом деле я представляю себе, что человек, которого внезапно убивают, должен ощущать то же самое, что я тогда. В первый момент — муки агонии и ужас, затем — тьма и безмолвие; ни света, ни жизни, ни Солнца, ни Луны, ни звезд — пустота бесконечности. Хотя я сам вызвал все это, хотя я уже испытал все это вместе с Кейвором, я был ошеломлен, оглушен, подавлен. Казалось, меня влечет вверх, в бесконечный мрак. Мои пальцы оторвались от кнопок, я повис, утратив вес, и наконец очень мягко натолкнулся на тюк, золотую цепь и золотые дубины, плававшие в середине шара.
Не знаю, как долго продолжалось это парение. Внутри шара чувство земного времени терялось еще больше, чем на Луне. При первом прикосновении к тюку я точно пробудился от тяжелого сна. Я понял, что если я хочу бодрствовать и жить, то должен зажечь свет или открыть окно, чтобы увидеть хоть что-нибудь. Кроме того, мне было холодно. Я оттолкнулся от тюка, схватился за тонкие тросы на стекле и вскарабкался к краю люка. Теперь я разглядел все кнопки, оттолкнулся, облетел вокруг тюка и испугался, столкнувшись с чем-то тонким и широким, плавающим в воздухе; потом схватился за трос около самых кнопок и подтянулся до них. Прежде всего я зажег лампочку, чтобы посмотреть, на что я налетел, и убедился, что это был старый номер газеты «Lloyd's News», носившийся в пустоте. Это сразу точно вернуло меня из космоса на Землю. Я рассмеялся и почувствовал, что задыхаюсь, — нужно добавить немного кислорода из цилиндра. Потом я зажег грелку, согрелся, достал провизию и поел. Затем осторожно принялся знакомиться с устройством кейворитных штор, чтобы как-нибудь узнать, куда несется шар.
Я открыл и тотчас же захлопнул первую штору: меня ослепил и опалил солнечный свет. Подумав, я приоткрыл шторы с противоположной стороны и увидел огромный серп Луны, а позади нее — маленький серпик Земли. Я очень удивился, что нахожусь уже так далеко от Луны. Я рассчитывал, что почти не испытаю толчка при подъеме и что по сравнению с земной атмосферой отлет по касательной от Луны будет в двадцать восемь раз легче, чем от Земли. Я думал, что нахожусь над нашим кратером во мраке ночи, но кратер стал теперь всего лишь частью белого серпа, заполнявшего небо. А Кейвор?
Он теперь бесконечно малая величина.
Я пытался представить себе, что с ним могло случиться. Но тогда я был уверен, что он погиб. Мне казалось, что я вижу его, распластанного и раздавленного, у подошвы какого-нибудь нескончаемого голубого водопада. И вокруг него эти тупоумные насекомые…
Прикосновение летающей газеты вдохновило меня и сделало на время практичным. Мне необходимо вернуться на Землю — это ясно, но, по моим наблюдениям, шар уносился все дальше от Земли. Что бы ни случилось с Кейвором, даже если он остался жив, — что мне казалось невероятным после того, как я увидел запятнанный кровью обрывок бумаги, — я бессилен ему помочь. Он остался там, живой или мертвый, за покровом беспросветной ночи, и там ему придется пробыть по крайней мере до тех пор, пока я не смогу призвать на помощь людей. Собирался ли я это сделать? Да, я думал об этом: вернуться на Землю, если это возможно, и затем, основательно все обдумав, либо показать и объяснить устройство шара немногим надежным людям и действовать вместе с ними, или же сохранить тайну, продать золото, приобрести оружие, припасы и одного помощника, а затем вернуться на Луну, расправиться с селенитами и освободить Кейвора, если это еще возможно; и уж, во всяком случае, захватить побольше золота, чтобы дальнейшие предприятия построить на более солидном фундаменте. Но все это пока только мечты. Прежде всего надо еще суметь вернуться на Землю.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});