Читать интересную книгу Десятый принц - Юрий Иванович

Ужин – дело святое, командир зверствовать не стал. Хотя, как обещал, время и так краткого счастья безжалостно сократил по вине неуклюжести Фредерика на десять минут. В любом случае наследник испанской короны успел не просто наесться, а банально укушаться. Настолько он делал это интенсивно и поспешно. Вставая из-за стола по команде, прилагал все усилия, для того чтобы не отстать от строя.

Знал бы, что его ждёт, может, вёл бы себя иначе.

Предчувствие проснулось и засосало под ложечкой в тот момент, когда сержант выстроил десяток на вечернем построении и вновь завёл приевшуюся пластинку. Стенал о бездарности доставшихся ему идиотов, лености и слабости их тел и духовной тупости их сознания. Ругал за неумение ориентироваться в простейшей ситуации. Оскорблял за низкий уровень интеллекта. И напоследок перешёл к самым страшным грехам, которые могут инкриминироваться солдатам.

– Невыполнение приказов – недопустимо! Никогда, никем и ни при каких обстоятельствах! За это на поле боя сразу уничтожали, приравнивая к врагу, а вне поля боя предавали позорным казням. Умри – но приказ выполни! А уж тем более в случае с нами, когда от каждого нашего неверного шага зависит жизнь не просто миллионов, а миллиардов людей! Вдумайтесь в эту цифру, наследники престолов! Миллиардов! Тех самых людей, которые живут мирно и в спокойствии, думая, что раз доверили вам власть, разрешили жить во дворцах и носить золотые короны, то всё остальное их не касается. Они вам верят, возложив власть на ваши плечи, на плечи своих слуг, а вы их доверие не оправдываете!

С досадой крутанул головой, повернулся и медленно двинулся к флангу строя, где стоял Десятый. Остановился напротив, уставился ему в глаза, тяжело вздохнул и начал с хорошо ощущаемой злобой:

– Сегодня ваш товарищ по оружию не выполнил приказ! Сегодня он поставил под угрозу весь авторитет и незыблемость власти командира. Сегодня он усомнился в услышанном и решил действовать по собственным рассуждениям. За такое – наказывают казнью. И она свершится, если случится повторное самовольство. И как бы это жестоко ни звучало, но я вам поведаю, как она произойдет и чего это будет казнённому солдату стоить. – Он сделал паузу, окинул взглядом весь строй, опять грозно вгляделся в глаза побледневшего земляка и продолжил: – Для первого раза я сверну приговорённому шею. Вместе с жизнью он потеряет своё победное очко, а потом проснётся утром на своей кровати, в ряду с остальными. Во время второй казни моими руками его донор там окажется подвержен тяжёлым заболеваниям, которые, скорей всего, вгонят его в гроб в течение пары-тройки лет. Ну и третья казнь – провоцирует полное сумасшествие донора. Свой век он будет доживать в виде овоща.

Перестали дышать все десять наследников.

Жестокость казни превышала все разумные пределы. И если кто-то до сих пор думал отбыть свои десять сражений да кануть в небытие, то теперь, зная о судьбе своего донора, ни о каких расслаблениях не могло быть и речи. А уж тем более страшно становилось от одной мысли, что приказ будет не выполнен или само действо будет расценено как невыполнение.

Сделав нужную паузу, дав своим подчинённым в полной мере ощутить весь ужас возможных казней, Эйро Сенато́р продолжил вполне серым, будничным тоном. Но именно отсутствие эмоций в его голосе пугало больше всего.

– За невыполнение моего приказа Десятый карается… высшим болевым наказанием! Восьмая ступень!

И свет померк в глазах Фредерика Астаахарского. От навалившейся на него боли он перестал соображать. Забыл, кто он, где он и что с ним происходит. Недавно пережитые ужасы, когда болел поломанный позвоночник, показались лёгким, безобидным щекотанием. Показалось, что вся кровь разом вскипела, кровеносные сосуды полопались, кости потрескались и рассыпались, а сухожилия и мышцы порвались на маленькие миллиметры. И все эти мелкие кусочки стали медленно прожаривать в кипящем масле. Может, и не в масле, может, и в жерле вулкана, но разницы никакой не существовало.

Боль, жуткая боль, невыносимая боль…

Подобная боль продлилась вечность.

Сцена 18

Принц стал себя ощущать только после волн леденящего холода, которые стали прокатываться по всему телу от пальцев ног до макушки. Хотелось дергаться и кричать, но ни одна мышца, порванная и прожаренная в вулкане, не слушалась. Оставалось ждать возвращения чувствительности, чтобы зайтись в последнем истошном крике.

И когда это всё-таки случилось, горло не смогло ничего из себя выдавить. Пришлось приподнимать голову и осматриваться. Голый. На своей кровати у стены. Но на спине. Значит, не новая копия, а просто старую раздели и положили на матрас приходить в чувство после наказания. Ни сержанта, ни табурета нет, значит, до подъёма далеко. А скорей всего – только полночи прошло. Следовательно, надлежит самому спать, поблажек завтра не будет. Только вот как уснёшь, если тело продолжают пронзать волны остаточной боли? Как можно провалиться в нирвану сна, если в сознании ворочаются тяжёлые и безнадёжные мысли о возможных казнях?

Затем размышления побежали по иному руслу. Всколыхнувшаяся в груди ненависть к сержанту заставила лихорадочно работать затуманенный мозг, измышляя самую жестокую месть, на которую способна человеческая фантазия. Но все они разбивались о незыблемый утёс только одного вопроса: а чем можно досадить бессмертному, да ещё и на Полигоне? Получалось – что ничем. Хотя за саму попытку убить командира он давал болевое наказание меньшее, чем за оскорбление себя любимого.

Оскорбить до глубины души? Даже не смешно! Подобная сволочь и садист любой плевок к нему в душу воспримет как «божью Росу», утрётся и пойдёт казни устраивать.

«М-да… казни… Этого допускать нельзя, – опять направил свои мысли в иное русло землянин. – У меня там дети маленькие, сошедшего с ума папочки им только не хватало… А что мне тогда остаётся? Как отомстить?..»

Как ни мудрил, как ни думал, оставалось только одно: стать самому бессмертным, потом отыскать этого горлопана на Земле и раскатать его там по асфальту самым тонким, кровавым блинчиком.

Что для этого требуется? Затолкать весь свой гонор в дальний угол сознания, наплевать на все понятия о добре и справедливости, осволочиться до крайней степени и делать всё, чтобы, выполняя досконально приказы, добиться ещё двух побед с выживанием. Дальше станет легче, все планы окажутся легки в выполнении… В том числе и месть! О! Это сладкое, томительное слово – «месть»!

«Правда, я ещё ни разу не слышал от сержанта, как будет расформировываться десяток после появления в его составе бессмертных. Почему он про это не рассказал? Или они тоже остаются в общем строю, а подлая казнь опять их превратит в обычную копию? И почему никто из наших над этим вопросом не задумался? Ах, да! Мы ведь ничего толком не знали о последствиях казней…»

В любом случае, следовало бы подобные пробелы знания заполнить как можно скорей. Не ровён час, придёт время и возможность отомстить, а ненужные сомнения все задумки пустят насмарку.

Самое смешное, что мысли о грядущем возмездии за попранную честь себя любимого принесли настолько резкое успокоение телу, что оно согрелось, расслабилось и… уснуло. Но в подсознании крепко укоренилась мысль:

«Всё равно я проснусь раньше всех! И не помешало бы у этого козла хоть что-то ценное выспросить!»

Проснулся на спине, впервые за всё время побудок на Полигоне. Поднял голову и, рассмотрев сидящего на табуретке Эйро, опять почувствовал оживившуюся в душе ненависть. Несколько особо едких вопросов сразу напрашивались на язык, только следовало дождаться первого обращения подлого земляка в неофициальной обстановке. Но тот молчал. Даже головы не повернул! Чем заслужил к себе новую порцию презрения.

Фредерик поднялся с кровати и стал неспешно одеваться. Наказания за преждевременный подъём не полагалось, наоборот, поощрялось в прежних разговорах. Оделся, двинулся в комнату с умывальниками… От сидящего на табуретке командира – ноль эмоций. Пришлось оглянуться, чтобы присмотреться к Сенато́ру внимательней. Вдруг помер, садист проклятый, от угрызений совести? Или местные умники заморозили нечаянно, да так и усадили на обычное место, не вернув в нужное состояние?

«Нет, вроде тёплый… – сообразил принц, еле сдерживая себя, чтобы рукой не потрогать голову с коротким ёжиком волос. – А почему молчит? Обиделся? Или новые издевательства для нас измышляет? Хм! Но с другой стороны, я сам имею право с ним заговорить в неофициальной обстановке, ведь раньше мы говорили, он разрешал… И как там мудрецы утверждают?.. Под лежачий камень вода не течёт…»

Обратился Фредерик вполне нейтральным вопросом:

– Не скучно? – и тут же изогнулся от боли, врезавшей по спине «единички».

– Десятый, это ты кому? – прищурив глаза, уточнил сержант. То есть вначале наказал за неуставное обращение, а потом решил уточнить и добавить в случае особого на то желания. Так уже не раз было, и требовалось сообразить правильный ответ, чтобы не схлопотать «двоечку»: