Читать интересную книгу Рандеву с йети - Никита Велиханов

— Стой, стой, — до Ирины только сейчас, наконец, дошел весь смысл услышанного, — ты хочешь сказать, что между этими — болотниками — и людьми возможно — скрещивание? То есть фактически, что разница генетического кода настолько незначительна, что нас с ними при известных поправках можно объединить в один биологический вид? Ты понимаешь, что ты говоришь?

— Я не очень понимаю, что ты имеешь в виду. А мне, собственно, и говорить ничего не надо. Вон он, мой генетический код — спит и сопит в две дырки.

— А ты уверена, что Андрей у тебя — именно от Болотника?

— Ты что, дурочка совсем или прикидываешься? Я же тебе говорю, что замуж выходила потому, что беременная была. А других мужиков у меня до замужества не было. Да и после замужества считай что не было. Потому что Витька не мужик был, а так, одно название. И потому что не нужны мне другие мужики, ни тогда были не нужны, ни сейчас.

— Погоди, а что ты говорила насчет опасности, которую болотники?..

— А по-твоему, куда муженек мой, Витька, делся?

— Утонул. Запутался в сетях. Несчастный случай.

— Смотри-ка, да вы все-все про меня знаете, а? Долго, небось, готовились к экспедиции-то.

— Да нет. Людей поспрашивали. Здесь и в Подлесном. А что? Тебя, что ли, обо всем об этом нам было спрашивать?

— Да, пожалуй что, и не меня. Тут ты опять права. Утонул мой Витек, в сетях запутался, все правильно. Один только вопрос — а с чего бы это он в собственных сетях запутался? Почти по трезвой.

— Ну, лодку качнуло…

— Вот-вот. Лодку качнуло. И качнуло ее так удачно потому, что, может, мой Болотник и не слишком на человека похож, только Витька-то совсем был не человек. Он меня сразу бить начал. Как только поженились. Я беременная ходила, а он меня бил. А потом, когда Андрей родился и он, Витька-то, понял, что синдром Дауна, тут такое началось — чуть не каждый день. При том, что он уверен был, что Андрей от него. На это у меня ума хватило. Я уж и не знала, что делать. С одной стороны, Болотнику жаловаться — так грех на себя брать. Он же Витьку-то сразу и убьет. А жить так дальше совсем не могла. Но Болотник, он сам все понимал, сам все знал. Он только ждал, когда меня совсем отчаяние возьмет. Когда мне Витьку не жалко станет. И вот, на следующий же день, как он, Витька в смысле, в первый раз Андрея ударил — лодку-то у него и качнуло. Вот такие дела.

— И Колю Мордовченко тоже Болотник отвадил?

— А кто же еще? Кольке повезло, что жив остался. Он вообще-то непонятливый, Колька, но тут все понял. Я его с тех пор, почитай, и не видела больше. Бережется.

— А говоришь, болотники не ревнивые. Что же он тогда тебя так от соперников бережет?

— Да не от соперников он меня бережет. Просто с Мордовченко этим было бы все то же самое, что и с Витькой. Это он с виду такой тихий, а дай ему волю… Он и Андрея хотел в приют сдать. А уж после такого… Вот я и говорю, повезло ему, что жив остался.

— Ладно, — сказала Ирина, — это все дела прошлые. Давай-ка теперь ближе к нынешним. Почему ты так уверена, что Виталия они непременно убьют?

— А потому и уверена. Во-первых, они вообще людей не любят. И сторонятся их как только умеют. А твой полез к ним, как к себе в огород. Они ведь с людьми не первый год рядом живут. Знают, как оно бывает. Там, где один, скоро жди сотню. Раньше-то, говорят, все не так было. Целые семьи ихние с людьми — тоже с целыми деревнями — душа в душу жили. Люди им помогали, они — людям. Только где теперь все эти их семьи? Нету. Вымерли. И следа не осталось. Так что они теперь совсем на замке. Они и на нас долгое время косо смотрели — на меня и на моего мужа болотного. Но он у них что-то вроде начальника. Не самый главный, а один из главных. Они его слушаются, уважают. Но и то… По их законам он меня и спасать-то не должен был, не то что из лесу потом выносить. А про все остальное и говорить нечего. Но ко мне-то ладно, привыкли. У них, говорят, вообще такое время от времени случается. Так что не я первая, не я последняя. Но если кто чужой залезет, тут у них разговор короткий. На Волге, что ни год, народу пропадает — тьма. Одним больше, одним меньше, какая разница.

— А во-вторых?

— А во-вторых, он ведь, Виталий твой, Андрея заместо живца использовал. Как приманку. Сдружился с ним, воспользовался, что сынок-то у меня простой, бесхитростный. Но проблема-то в том, что они как раз не простые. Они все понимают. И все видят. А за Андрея они кого хочешь со свету сживут. Я-то ладно, я для них все равно чужая. А он — он свой. Он же по крови как-никак болотник наполовину. И если я только с одним из них знаюсь, а другие меня стороной обходят, то с Андреем все иначе. Я сама несколько раз видела, как с ним чужие болотники играют. И даже детишки ихние. А уж это — такое доверие, что дальше некуда. Значит, совсем за своего считают. И то, с кем еще Андрею здесь дружить. Со здешними детишками у него не получается. Они — другие. Думают, что умные, а на самом деле просто злые. А Андрей у меня добрый. Очень добрый. А они его шпыняют все время, что не такой, как они. У него из людей-то, почитай, — одна я. А из болотников — и отец, и других много. Он ведь летом домой приходит только мне помочь. А так все в лесу. И я за него спокойна. Ему там лучше, чем в деревне. Там он у своих, его там никто не обидит. А Виталий твой, хочешь не хочешь, а сынка моего обманул. Вот и выходит…

— Да нет, не выходит, — сказала Ирина, — сдается мне, что не все тут так просто. Дело в том, что я ведь все это время за ними — за Андреем и за Виталием — следила. У Виталия был с собой такой приборчик, который дает постоянный сигнал. А я этот сигнал принимаю. До сих пор принимаю, вот он, гляди. — Она показала Ольге приемник и карту. — И если они, как ты говоришь, такие умные, что же они маячок-то не отключили? Он и сейчас в том самом месте, куда Андрей Виталия привел. Оттуда и сигналит. Так что я по крайней мере знаю, где его искать.

— Кого ты там искать собираешься? В лесу? У болотников? Да они тебе так глаза отведут, что ты сама себя не узнаешь. В двух метрах от Виталия своего будешь стоять и в упор его не заметишь. Они на такое знаешь какие мастера. Мне мой муж лесной не раз и не два такие фокусы показывал. Помню, в самый первый раз, лежим мы с ним в лесу, на опушке, на травке, в тени. Я голая вся как есть. И он тоже, сама понимаешь, не в сапогах гармошкой. И вдруг — голоса. Я хвать за одежду. А он меня рукой за плечо взял — и к себе. Молчи, мол, не дергайся. Ну, я сижу, не дергаюсь. Гляжу, выходят из лесу грибники, наши же, деревенские, четверо. Как раз два дня прошло после дождичка, и самое время для подосиновиков. Вот, выходят они, значит, из лесу и прямо к нам. Все четверо. И внимательно так идут, подо все деревья заглядывают, по сторонам оглядываются. А лес там прозрачный, чистый, виден весь насквозь. И мы двое сидим, как два перста. И, представляешь, не замечают они нас. Ну то есть совершенно. Пятнадцать метров, десять. Потом, как метров восемь до нас осталось, повернули как по команде и так, сторонкой, сторонкой нас с ним обошли. А один потом подзадержался, отпустил своих подальше, встал под куст и дело свое сделал — это в десяти-то метрах от нас. И смотрит, главное, прямо на меня. То есть не на меня, а как будто сквозь меня. Как будто я прозрачная. А меня смех разбирает — ну и не удержалась, фыркнула. Он как подскочит! Как начнет озираться! И скорей-скорей за своими. И если бы так один раз. Нет, если они от тебя что спрятать захотят, то хошь ищи, хошь не ищи, все едино.

— А зачем же маячок-то тогда оставили?

— Да заманивают они тебя, глупая, как до тебя не дойдет? Они же, еще раз тебе говорю, не дураки. И прекрасно понимают, что все, что известно Виталию, известно и тебе. И если они уберут только его — проблемы это не решает. Так что чем быстрее ты отсюда уберешься, тем лучше для тебя. До утра они тебя, дай Бог, не тронут. В моем доме. Особенно если ночевать пойдешь ко мне в комнату. А завтра — грузись с утра на свой «уазик», и давай Бог ноги. Ты водить-то умеешь?

— Водить-то я умею. Только никуда я завтра отсюда не поеду. Пока не найду Виталия. Тут ведь еще какая штука — если бы они так хотели нас от себя отвадить, так давно бы отвадили. Шуганули бы разок — как Колю Мордовченко. Или хотя бы попробовали шугануть. Так нет же. Позволили Андрею привести Виталия в самое свое, как ты говоришь, логово. И маячок для меня оставили. А раз приглашают — надо идти. Я и пойду. Обязательно пойду.

— Ну, что ж, — сказала, поднимаясь с места, Ольга. — Тебя и впрямь не переупрямишь. Дело твое. Об одном только тебя попрошу. Если ты все-таки из всей этой передряги живой выберешься — не приводи с собой сюда больше никого. Вообще никого. Потому что я и так по большому счету мужа своего лесного предала, тем, что позволила Андрею вас навести на их след. А уж если через меня сюда куча народа привалит… Ты просто помни, что они могут разозлиться всерьез. А если они разозлятся всерьез, то первыми пострадают, сама знаешь, кто. Муж мой лесной и я с ним вместе. И Андрей. Они-то сами спрячутся. Уйдут. А вот нам всем будет худо. Впрочем, поступай как знаешь. И — удачи тебе. Надеюсь, не в последний раз сегодня видимся.