Здесь нет возможности долго размышлять на эту вечную тему, но применительно к обозначенному сюжету подчеркнем лишь главное. Книгу Илиодора собирались издавать не для масонов и революционеров, ведь рукописное сочинение этого автора читали не эмигранты в парижских кафе и бомбометатели на конспиративных квартирах. У них хватало куда более впечатляющего чтива.
Потребителями илиодоровского пасквиля должны были стать люди совсем других занятий, абсолютно иных социальных устремлений. Как уже отмечалось, жадная тяга образованных слоев общества к информации, дискредитирующей власть, порождала подобные политические «пули», которые мастерски «отливали» такие «пулеметчики от журналистики», как Амфитеатров. Как здесь не вспомнить бессмертный грибоедовский афоризм: «Ах! Злые языки страшнее пистолета».
Читая книгу Илиодора-Труфанова, невозможно отделаться от мысли, что автор, безусловно, психически неуравновешенный человек. Его просто сжигали эротические видения самого причудливого характера. Описания сцен распутинского разврата полны таких живописных деталей, что мастерству автора мог бы лишь позавидовать общепризнанный в начале XX века отечественный «мэтр эротики и порнографии» писатель Михаил Арцыбашев. И если критика просто неистовствовала от возмущения по поводу Арцыбашева, то Илиодора в непристойности не обвиняли. Он ведь, как считало немалое число людей, оставил «историческое свидетельство».
Эротические сцены — главные в книге Илиодора. Приведем один образчик таких писаний, чтобы было ясно, с какого рода «свидетельствами» приходится сталкиваться читателю.
В числе «смертных грехов», которые автор «Святого черта» инкриминирует Распутину, — половая разнузданность царева друга. Илиодор даже создает классификацию «домогательств» и приводит несколько категорий женщин, доверившихся Распутину и ставших добычей этого «развратника»: «Жертвы Григория разделяются на четыре категории: жертвы поцелуев и бань, жертвы особого рода прикосновений, жертвы изгнания бесов и жертвы плотского совокупления».
Оставим в стороне все прочие «примеры» и остановимся лишь на одном, ставшем потом самым ходульным, — случае «растления» монахини. В этой сцене сексуальная фантазия Илиодора предстает во всей своей неприглядности.
«Послушница Ксения Г. — послушница женского монастырского подворья, находящегося в Царицыне. Девица 28 лет. Не красивая, но очень симпатичная, полная, упругая, в высшей степени набожная и целомудренная. Она сейчас живет при епископе Гермогене в Жировицком монастыре, на гостинице. Когда я был в Царицыне, она доставляла в храм моего монастыря просфоры. В марте 1911 года приходила ко мне на исповедь. Перечисляя свои грехи, она запнулась, застеснялась». Стоит особо подчеркнуть, что разглашение тайны исповеди — великий грех и церковное преступление для лица церковного звания. Но когда Илиодор с «подельниками» стряпал свой опус, он таковым уже не являлся, а совесть и стыд — с такими моральными категориями бывший монах знаком не был.
Итак, «симпатичная, полная, упругая» запнулась, но сразу же на помощь пришел духовный наставник. «Ну, говори, все, все», — предложил я ей. «Да вот Григорий Ефимович делал со мною…» — «Нехорошее?» — «Да».
Однако установление самого факта «плохого деяния» исповедника не удовлетворило. Он, как и немалое число других современников, жаждал узнать частности, детали, весь «процесс нехорошего». Поэтому Илиодор якобы прервал разговор и предложил «упругой» прийти к нему через три дня и «рассказать все подробно». Не будем попутно комментировать нюансы сего рассказа, который совершенно противоречит исповедальной традиции, перейдем к главному, к тому, что возбуждало воображение эротоманов и тогда, и теперь, — к сцене разврата. Жалкие порнографы начала века могли отдыхать, «свидетель обвинения» рисует яркую картину, да так смачно, что можно подумать, он был соучастником.
Распутинская «жертва четвертой категории» («совокупление») безропотно пришла в келью к Илиодору через три дня. Тот поставил ее перед иконой и заставил рассказать «все, что с тобою делал Григорий».
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Несчастная дрожала, бледнела, но наконец при понукании Илиодора, убеждавшего ее, что эти подробности ему нужны для разоблачения «старца», оказавшегося «бесом», Ксения начала свое повествование.
«Дело было, дорогой батюшка, на святках. «Старец» заранее предупредил А.М.Л., в доме которой, как вам известно, я ради послушания по приказанию матушки-игуменьи кое-что исполняю в домашних работах, что он придет к ней ночевать в какой-то день. Пришел. Когда настала пора спать, он и говорит А.М.: «Голубка, пошли в монастырь за Ксениею; она мне очень нужна». А.М., конечно, послала прислугу, и я, как водится, явилась, хотя мне странным показалось, почему это я в такой поздний час понадобилась».
Прервем сей жалостливый рассказ и заметим, что монахиня не могла покинуть «в поздний час» монастырь без разрешения настоятельницы. Следовательно, мать-игуменья была «в курсе», что вообще выходит за рамки всего представимого. Очевидно, эту историю сочинял какой-нибудь Амфитеатров, которому просто был неведом монастырский уклад. Однако вернемся к прерванному эротическому сценарию.
«Как только А.М. легла в постель, Григорий приказал мне раздеть его. Я раздела. Потом приказал раздеться самой; я разделась. Он лег на приготовленную кровать и говорит: «Ну, милка, ложись со мною». Я, дорогой батюшка, как и вы, считала его великим праведником, освятителем наших грешных тел и целителем, повиновалась, легла около него, а сама думала: «Господи. Что же дальше-то будет?»
Дальше было то, что и должно было быть и что Илиодор живописует со смачным удовольствием: «Он начал меня целовать, так целовать, что на моем лице не осталось ни одной точки, «старцем» не поцелованной. Целовал меня, как говорится, взасос, так, что я еле-еле не задыхалась».
Снова прервем цитирование и заметим, что, по словам автора (авторов), Распутин «пользовал» невинную монахиню, которая еще не знала, что делают голые мужчина и женщина в постели, но уже хорошо была осведомлена, как целуются «взасос».
Изнасилованная и умученная «милка» закончила свое повествование фразой юной гимназистки, покидавшей праздничный утренник: «Потом я пошла домой».
Конечно, если предположить, что этакое варево изготовлялось для зарубежного читателя, то здесь с автора и спрос невелик. Там подобное о «русских нравах» и сами сочиняли, и чужое такого же качества охотно потребляли. Самое удивительное, что этому верили и в России! «Случай с монахиней» стал одним из «аргументов», «доводом», «фактом» при характеристике «грязного Гришки». Этот эпизод распутинской биографии пересказывали журналисты, его изучали следователи ЧСК Временного правительства!
Кстати говоря, эта же Комиссия не смогла установить достоверность ни одного факта, приводимого Илиодором. Как писал следователь А. Ф. Романов, книга «была проверена документально и оказалась наполненной вымыслом, множество телеграмм, которые приводит в ней Илиодор, никогда в действительности посылаемы не были. Проверка производилась по номерам телеграмм, а кроме того, Комиссия имела в своем распоряжении не только телеграфные ленты, но даже подлинники всех посланных телеграмм».
Еще раньше, в 1914 году, легендарная Ксения дала подробные показания следователю, ведшему дело Илиодора. Эти признания под присягой сохранились до наших дней, но в то время ни одна газета их не опубликовала, хотя о «деле Ксении» трубили многие общероссийские издания.
Полное имя этой «жертвы Распутина» — Ксения Васильевна Гончаренкова, которая оказалась далеко не молодой и не «упругой», ей уже было за сорок. Из ее показаний выяснилось, что она одно время была ревностной сторонницей Илиодора в пору его пребывания в Царицыне. Самое интересное в этом документе, который так долго замалчивали, то, что Ксения видела Распутина всего дважды, издали и даже ни разу с ним не разговаривала!
История с «обольщением» приведена не только для того, чтобы читатель понял, насколько фальшиво сочинение Илиодора, но в первую очередь для того, чтобы в очередной раз охарактеризовать настроение умов в предреволюционной России. Многие люди готовы были принимать на веру любую чушь и пошлость, если они чернили власть и ее представителей. Это прекрасно понимали сочинители и распространители бредней, вышедших под именем Илиодора. Пасквиль бил не по Распутину; первая мишень совсем другая — царь и царица. Поэтому главная цель книги — опорочить венценосцев.