Луч света годами летит от одной звезды к другой. А создание рук человеческих не может лететь со скоростью света.
Долог и томителен путь!
А если экипаж корабля снедает тревога и нетерпение, он кажется еще длиннее.
Они не могли провести большую часть пути во сне. Они жили в обычном режиме дня: половину — бодрствовали, половину — спали, и нечем было заполнить пустоту времени.
Их было четверо.
Идея влекла их вперед, к далекой цели. Идее жертвовали они собой. У них не было надежды вернуться обратно. Они улетели с родной планеты навсегда. Вернуться они не могли потому, что не знали, как управлять кораблем, как найти путь в безграничной пустоте.
Корабль вели автоматы.
Умные, осторожные, чуткие, они вели корабль по намеченной трассе, проложенной не теми, кто был на борту сейчас, а другими. Теми, кто построил корабль, умел управлять им, знал, как находить дорогу в космосе.
Никого из таких людей не было на борту звездолета, Автоматы были надежны. Они знали больше своих теперешних хозяев, и с равнодушием машины изменили прежним.
Корабль летел по точно рассчитанному курсу. Что бы ни случилось, какие бы препятствия ни возникли на пути, «командир» корабля в доли секунды примет решение и избежит любой опасности.
Четыре человека, составлявшие теперь экипаж корабля, хорошо это знали. И они боялись даже подойти к двери отсека управления. Дверь была плотно закрыта, и желтой краской на ней был нарисован косой крест.
Для того, чтобы никто не мог случайно проникнуть в запретную зону.
Все зависело от «командира». Его механический мозг был единственной надеждой на успех, единственной гарантией достижения цели, единственным шансом на жизнь.
Четверо не были уверены, что посадка произойдет так же благополучно, как взлет. Они не знали, умеет ли «командир» опускать корабль на планету. Они только надеялись на это.
И они часто бросали взгляды на большой, герметически закрытый ящик, окрашенный в ярко-желтый цвет, стоявший посередине центрального помещения исполинского корабля.
В этом помещении четверо проводили все время, только изредка покидая его. Здесь они жили, питались, спали и беседовали, хотя это помещение и не было жилым.
Но они «жались» друг к другу, стремились всегда быть вместе, помогая один другому преодолевать невольный страх перед окружающим их со всех сторон бесконечным простором вселенной.
Каюты корабля, предназначенные для членов экипажа, все были одиночными, рассчитанными на одного человека.
Утонченный комфорт этих кают не привлекал новых хозяев. Все было им чуждо, непривычно и глубоко ненавистно.
Они ненавидели каждый предмет на корабле и самый корабль. Все, кроме желтого ящика. Это было единственное, что принадлежало не прежним хозяевам, а им самим, было сделано ими, заключало в себе известную им цель.
Желтый ящик — это были «они сами». Потому что, если им не суждено будет живыми достигнуть цели, содержимое ящика сделает все за них.
В любом случае задача должна быть выполнена.
Ящик был тяжел, массивен и очень крепок. Если корабль разобьется, он уцелеет.
Это было главнее.
И за долгие годы пути они привыкли смотреть на ящик, как на пятого члена экипажа. И называли его ласково — «Григо», что было человеческим именем.
На корабле было все. Длинные аллеи, полные растительности, приглашали к прогулкам. Уютные салоны, игральные и спортивные залы, бассейны для купанья, читальни и зрелищные установки звали к развлечению и отдыху. Астрономические пункты, кабинеты и лаборатории предоставляли все удобства для научной работы. И возле каждой каюты находилось голубое помещение с продолговатым бассейном, сейчас пустым.
Четверо пользовались только аллеями. Им необходимо было двигаться, и они бегали по аллее каждый «день», в определенное время.
До всего остального они не дотрагивались — мешала ненависть.
Но они охотно воспользовались бы голубыми помещениями и стоявшими в них бассейнами. Время полета было пыткой. Но бассейны были пусты. А если и были бы заполнены, то все равно не могли ничем помочь. Четверо не знали, как вызвать анабиосон и как из него выйти. Эта техника была им совершенно неизвестна.
Четверо были первыми людьми своего народа, проникшими в космос. Ненависть вела их и руководила их поступками.
Ненависть и любовь.
Бывшие хозяева корабля — это было то, что они ненавидели. Свобода и прежняя жизнь — это было то, что они любили.
Но существовало еще и третье — неведомые люди неведомой планеты. Им угрожали те, кого ненавидели четверо. И четверо спешили на помощь неведомым людям и невольно, не зная, любили их, как братьев, попавших в такую же беду, как они сами.
Но главным была для четверых все-таки не любовь, а ненависть.
Их родина была теперь свободна и могла жить, как жила прежде, до появления «ненавистных».
Сорок три врага избежали справедливой кары. Их надо было настигнуть и уничтожить.
Если они вернутся и узнают, что произошло в их отсутствие, они отомстят за смерть своих собратьев.
Сорок три не должны были вернуться.
Четвертых не смущало, что их всего четверо. Будь их в десять, в сто раз больше, они все равно не смогли бы справиться с могучими пришельцами. «Ненавистные» были сильнее. Им подчинялись силы, еще неизвестные и недоступные народу, к которому принадлежали четверо.
И они надеялись только на помощь тех, к кому спешили на помощь сами.
Совсем недавно на родной планете четверых никто не думал о существовании иных планет, иных человечеств. Никто не задумывался еще о тайнах мироздания. Они были дети природы, добрые и доверчивые. Их техника была примитивна, знания ограничены, жизнь проста.
Три поколения прожили под игом, под жестоким и беспощадным террором, работая на пришельцев.
Природа планеты была богата и разнообразна. Она щедро давала своим детям все, в чем они нуждались. Люди не испытывали ни голода, ни жажды, ни холода. Не было хищных животных, не от кого было защищаться. И почти полное отсутствие борьбы за существование сослужило им плохую службу. Их разум застыл, не было могучего импульса для движения вперед.
Видимо, так было не всегда, иначе вообще не появился бы человек. Но в эту эпоху было так. И никто из них не помнил другого времени, других условий.
Они не знали, есть ли на планете другие люди, кроме них. Время исследования планеты еще не наступило. Огромный остров, на котором с незапамятных времен жили несколько десятков тысяч людей их народа со всех сторон был окружен океаном.
Поколение за поколением нежилось в колыбели природы. Разум дремал, и ему нужен был внешний толчок, чтобы пробудиться.
Таким толчком явились пришельцы.
Три поколения прожили под игом.
«Ненавистные» относились к коренному населению с холодной жестокостью. Они заставили выстроить для себя целый город. Тех, кто противился, уничтожали.
Они были сильны знанием и техникой. Их было мало, и они управляли страхом.
Чтобы сохранить жизнь, надо было приспособляться. Появилась борьба за существование.
И всего за три поколения обитатели острова неузнаваемо изменились. Они многое поняли и многое узнали. Их развитие сделало резкий скачок.
Пришельцы не собирались учить покоренных. Но они нуждались в их труде и вынуждены были немного ознакомить их со своей наукой и техникой.
С глубоким презрением относясь к жителям острова, пришельцы недооценили природную остроту ума, сообразительность и способности своих рабов. Они не дали себе труда задуматься.
И поплатились за это.
Проснувшийся разум не может мириться с насилием. И случилось то, что неизбежно должно было случиться.
Пришельцы исчезли с лица планеты.
Но сорок три из них были еще живы. Они должны были также исчезнуть!
Никто не знал, откуда явились пришельцы, что им надо здесь, какую цель они преследовали.
Их нетрудно было уничтожить сразу. Но жители острова радушно встретили неведомых существ, совсем не похожих на них самих, когда восемь гигантских кораблей опустились на острове. А потом было уже поздно. Понадобилось много времени, чтобы научиться настолько, что стало возможным обратить технику пришельцев против них самих.
«Ненавистные» — так прозвало пришельцев первое поколение, оказавшееся в их власти. Так же называло их и нынешнее, четвертое поколение островитян.
Три поколения сошло в могилу. А пришельцы были все те же. Казалось, они властвовали и над смертью. Ни один из них не умер за время пребывания на острове. Наоборот, их число увеличилось — рождались дети.
Но пришельцы не были бессмертны. В этом убедились островитяне, когда долго накапливающийся гнев вылился в восстание и все, кроме сорока трех улетевших, были поголовно уничтожены.