И все же Калиостро назвал своей неприступной почитательнице дату и время духопризывательного сеанса, во время которого высшие силы разрешат ему показать ей Фрица. На роль «голубка» снова был взят племянник Элизы. Живой и подвижный, мальчик во время сеансов становился на удивление послушным, а когда разговаривал с духами, голос его звучал совсем как у взрослого. Сеанс был обставлен необычайно торжественно. Всем членам Египетской ложи велели избавиться от металлических предметов, а потом провели в комнату, затянутую белой тканью с изображением масонских символов и египетских иероглифов. Дверь напротив вела в небольшое помещение, скорее всего чулан, также затянутый белым. Посреди чулана стоял стол, покрытый белой скатертью, и стул. На столе горели расположенные треугольником свечи, а в центре треугольника стоял белого стекла графин с водой. Рядом с графином лежала бумага с загадочными письменами, среди которых выделялись три знакомые буквы: «Ф. ф. М.»: Фридрих фон Медем.
В масонском облачении и со шпагой в руке, Великий Кофта ввел мальчика в белую комнатушку и, совершив ритуал наложения рук и помазания маслом мудрости, плавно поманая шпагой, словно желая сконцентрировать мысли «голубка», в нескольких произнесенных нараспев словах изложил цель сегодняшнего обращения к духам. Затем он усадил мальчика на стул перед графином, закрыл дверь и повернулся лицом к собравшимся. «Воспитанник» остался один перед светящимся алтарем. Услышав перешептывания, магистр приятным мелодичным голосом затянул псалом Давида, взмахом шпаги предлагая зрителям последовать его примеру. Когда отзвучали последние слова псалма, Калиостро повернулся к двери и, пророкотав: «Мелион, Гелион, Тетраграмматон», громко спросил мальчика, не видит ли он в воде ангела.
— Да, я вижу ангела, — донесся из-за двери звонкий голос.
— Спроси у него, не может ли он показать тебе брата Элизы?
— Да, ангел его знает. Вот он, стоит в красном мундире и улыбается.
— А что он сейчас делает?
— Он прижимает руку к сердцу и смотрит на меня ласково.
Калиостро повернулся к баронессе.
— Твой брат на небесах, — торжественно заявил он, и возбужденная до крайности Элиза от восторга залилась слезами.
Когда сеанс закончился, она попыталась подробно расспросить племянника о Фрице, но Калиостро, увидев ее рядом с «голубком», сурово запретил ей приближаться к нему. «Мальчик ничего не помнит, — сказал он. — Ангелы являются к нему только во время сеанса, а потом духовные ворота закрываются, ребенок перестает их видеть и обо всем забывает. Задавая ему вопросы, вы заведомо провоцируете его на ложь».
Не все зрители верили в вызываемых Калиостро духов. Так как магистр заранее готовил «воспитанников» к сеансам, прошел слух, что он показывал детям картинки, которые потом прятал под тонкую скатерть или под графин, чтобы ребенок в нужный момент мог их описать, или даже сам отвечал за него, используя тщательно скрываемый дар чревовещания. В ответ возмущенный маг стал брать «голубков» буквально из толпы; единственным условием оставался их нежный возраст. В дальнейшем ему придется прибегать к услугам «голубок» постарше, и тогда единственным условием для них будет состояние девственности. Говорят, однажды Калиостро довелось работать сразу с пятью десятками девушек, хотя сие сомнительно. Духопризывательные сеансы, любимый конек, на котором магистр въезжал в аристократические салоны, раз от раза становились разнообразнее. Если в Митаве ангелов и персон из потустороннего мира видели лишь «голубки», позднее в Версале зрители смогли увидеть оживших призраков, явившихся по зову магистра из иного мира10.
Уговаривая Элизу отправиться с ним в Санкт-Петербург, Калиостро обещал ей покровительство всех планетарных ангелов: Анаила, Михаила, Рафаила, Гавриила, Уриила, Иобикаила и Анахиила. Предложение магистра показалось баронессе заманчивым: если она окажется под опекой столь высоких по чину небожителей, возможно, через их посредничество она сможет сама общаться с потусторонним миром. Видя, что девица готова уступить, магистр стал склонять на свою сторону отца Элизы. По наблюдениям Серафины, с некоторых пор граф фон Медем внимательно прислушивался к речам Калиостро и подмечал в них вздор, так что следовало немедленно вернуть его на стезю адепта. Улучив момент, Калиостро доверительно сообщил графу, что уже две недели он борется с черными духами, препятствующими ему поведать бывшее ему откровение. Откровение состояло в следующем: магистру открылось, что в лесу возле селения Вилце, подле фамильного имения Медемов, под корнями дуба шесть сотен лет назад зарыли бесценный клад. Помимо сокровищ там спрятаны древние рукописи, которые ни в коем случае не должны попасть в руки черных магов, иначе зло заполонит весь мир и никто не сможет его одолеть. В подтверждение своих слов Калиостро немедленно набросал на бумаге небольшой лесок с огромным дубовым пнем на поляне, окруженной зарослями берез, осин и разношерстного подлеска. На другом листке магистр нарисовал графский дом. От изумления фон Медем не знал, что сказать, ведь приезжий чародей никогда не бывал в его родных краях! Видя произведенный его рисунками эффект, Калиостро многозначительно произнес: «Срединные духи, коими я повелеваю, мыслию перенесли меня в тот край». (В своей книге Элиза напишет, что магистр либо посылал в Вилце лазутчика, либо незаметно выведал у ландмаршала все о расположении вилценского имения.) Выдержав паузу, магистр уже хотел предложить Медему организовать экспедицию в родовое владение, как тот сам заговорил об этом. Предложение съездить в Вилце и выкопать клад с энтузиазмом встретили и брат графа, и все дамы семейства Медем, включая Элизу. Успокоившись относительно потусторонней участи Фрица, молодая баронесса постепенно возвращалась к делам земным и как-то раз даже попросила Калиостро раздобыть для нее алхимическим способом некую сумму, необходимую ей для улаживания семейных дел. Узнав, что деньги нужны Элизе не для благотворительности, магистр ответил, что Небо «конечно, может дать денег, и даже много, но прежде, следуя примеру Христа, надобно научиться сопротивляться искушениям сего суетного мира». Поэтому, узнав о кладе, Элиза пришла в восторг и стала торопить отца и дядю.
В конце апреля 1779 года две дорожные кареты, в которых разместились граф фон Медем, его нынешняя молодая супруга (третья по счету), ландмаршал Медем, обербургграф фон Ховен, Калиостро, Серафина и Элиза с маленьким племянником, покатили по земгальским землям. Серафина с супругом ехали в разных каретах, однако оба выглядели вполне довольными. Всю дорогу, занявшую целый день, ибо колеса тяжелых карет то и дела увязали в грязи, магистр, сверкая глазами, рассказывал, как его Египетское масонство, привлекая к себе все новых и новых адептов, в конце концов объединит человечество и поможет ему вновь воссоединиться с Богом. Или что-то в этом роде…[46] А потом переводил речь на поездку в Санкт-Петербург и убеждал Элизу, что ее демарши перед русской императрицей пойдут на пользу прежде всего Курляндии, ибо просвещенная императрица обратит свой великодушный взор не только на Калиостро, но и на герцогство. Элиза пребывала в растерянности: с одной стороны, поездка могла благотворно подействовать как на нее саму, так и на будущее устройство Курляндии, а с другой — ехать придется с супругой мага, а та того и гляди выцарапает ей глаза. И так она уже смотрит на нее зло и старается обойти стороной. Обидно, ибо как мужчина граф Калиостро нисколько не привлекал Элизу. Но если им придется ехать в одной карете, ночевать в одних и тех же гостиницах… кто знает, что может случиться. После бегства от супруга Элиза твердо решила, что сама будет выбирать себе мужчин; зачем только Калиостро со своими предложениями опередил ее… Ладно, сначала пусть он найдет клад, а потом она посмотрит.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});