Халил тоже перебрался туда и снова преградил роботу путь.
— Ну-ка, что придумаешь? — насмешливо спрашивал планетолетчик.
Робот опять подался вправо, потом влево, но перед ним неизменно возникал человек.
И робот во второй раз отступил, но теперь поближе к своим собратьям, которые, прервав ремонт, столпились кружком.
Через минуту один из них поспешил в дальний конец подземелья. Следом направился и робот, отступивший перед Халилом.
— Ай, молодцы! Ай, умницы! — похвалил Халил. — Замечательное решение… Вы не на меня, вы туда смотрите!..
Вскоре все разъяснилось. Робот с грузом занял место в просторном контейнере. Второй робот прикрепил контейнер к мостовому крану.
Вот теперь никто из людей уже не мог очутиться на дороге.
— Убедился, на что способны роботы? Как соображают? — спрашивал Халил у Валентина. — А до чего умно действуют… Вот тебе и машины!
Халил говорил так восторженно и был так доволен, словно сам создал роботов.
— А ты меня выручать бросился? Смелый. Рисковать готов. Тебя в любую космическую экспедицию возьмут…. А робот никогда не посмеет обидеть человека. Закон такой.
— Закон законом, но здешние роботы редко встречаются с людьми. К тому же ты дразнил его, — сказала Эля. — Я испугалась…
— Ай, спасибо, что испугалась за меня! Сказала, будто подарок сделала. Извини, что радуюсь. Что могу сделать, если такой глупый: не могу не радоваться, если очень дорогие для меня слова слышу.
Вечером, в конце ужина, до Валентина донеслись частые звонкие сигналы микростанции. Это был вызов на космосвязь. Селянин поспешил к видеопанораме, а космическая связь осуществлялась лишь с ее помощью.
И сам Валентин, и его друзья там, в соседней комнате, были уверены, что вызывает Илья Петрович. Однако включив панораму, Селянин не без удивления увидел рабэна Акахату.
— Счастлив убедиться, что ты здоров, — расплываясь в улыбке, сказал Акахата. — Ты искал меня? Я в твоем распоряжении.
— Но ведь вы… ведь ты, — поправился Валентин, — ты далеко. Твоя сотрудница сообщила, на Луне.
— Сотрудница?
— Ну, не сотрудница… В общем, женщина с очень приятным голосом.
— А, это Дженни. Дженни — робот, но голос приятный, ты прав.
— Опять робот, всюду роботы!
— Тебя они раздражают? — улыбки словно не бывало на широкоскулом лице Акахаты.
— Меня скоро вообще ничего не будет раздражать, Я тону, даже почти утонул. Хватай меня за волосы, пока не поздно.
— Ты готов шутить, значит, еще не все потеряно, — Акахата оставался серьезным, но в глазах заиграли веселые огоньки, совсем такие же, как во время его разговора с Даниэлем Иркутом в главной студии Земли. Селянин не без удовольствия отметил это. — Что тебя беспокоит?
— Непонятное! Я знаю меньше, чем даже роботы, Я ничего не умею. Хуже ребенка.
Акахата задумался.
— Кажется, догадываюсь; надеешься на экспресс-запоминание?
— Да. Чем скорее, тем лучше,
— Но экспресс-запоминание — это труднейшая работа для мозга. На пределе его возможностей. Всегда очень индивидуально, нередко противопоказано.
— Я все выдержу. И мне не противопоказано, — настаивал Селянин, хотя и неловко было настаивать в разговоре с рабэном, которого недавно чествовала вся планета.
— Почему ты уверен, что противопоказаний нет?
— Но разве ты не сказал бы об этом? Тебе ли не знать особенностей моего организма!
— Мне бы такую уверенность… — не без горечи ответил Акахата. — Но ты не ошибся: противопоказаний вроде бы нет. Это подтвердят все, кто участвовал в твоем восстановлении. Я согласен попытаться.
— Почему только попытаться?
— Могу повторить все то же; не всякий мозг восприимчив к нашим воздействиям. Все очень индивидуально.
— Я хочу, я должен надеяться на успех…
— Я тоже хочу и надеюсь.
— И что мне делать? Я готов завтра, нет, сегодня, сейчас отправиться в клинику памяти.
Акахата покачал головой.
— Придется потерпеть.
— Но почему? Ты задержишься на Луне?
— Нет, меня срочно отзывают на Землю.
— Тогда в чем дело?
— Ты нетерпелив, — сказал Акахата, и не понять было, одобряет он или, наоборот, упрекает.
— Чем жить на Земле туристом, лучше вовсе не жить.
— Обещаю, что приглашу тебя в клинику при первой возможности.
— Но когда? Хотя бы крайний срок?!
— Не знаю. Да и никто на Земле не знает. Слишком необычная причина.
Селянин подался вперед, позабыв, что между ними сотни тысяч километров.
— Получено известие солнечного патруля, — торжественно заговорил Акахата. — Шаровидное тело осталось невредимым. Сначала оно удалялось от Солнца по касательной, а потом изменило траекторию. Оно направляется к Земле, Валентин. Ты слышишь? Это не метеорит. Это посланец другой цивилизации. Теперь ответ почти наверняка однозначный, близится встреча с иным разумом, иной жизнью.
Так вот и случилось, что Валентину Селянину первому в полярном городе стало известно важнейшее сообщение о космическом пришельце. Возвращаясь к друзьям, он не знал, вправе ли сказать об услышанном. А потом решил, что Акахата предупредил бы, если известие надо хранить втайне.
Валентин был настолько взволнован, что, увидев его, все в гостиной встревоженно вскочили. Ведь они были уверены, что вызывал Илья Петрович, и опасались печальных вестей. Селянин поспешно объяснил, с кем говорил и какую новость услышал.
Первой к нему подскочила Ноэми, а следом и Халил. Затормошили, требуя подробностей. Он вновь повторил сообщение, а сам смотрел мимо них на Элю. Та казалась почти спокойной, но глаза, все было в глазах… Они стали словно больше, и было в них что-то почти нечеловеческое — такая беспредельность надежды и страха одновременно.
Рядом с этим безмолвным потрясением бурные восторги Ноэми и Халила выглядели маленькими, если не жалкими.
Филипп, напряженно думавший о чем-то, словно сомневавшийся в истинности происшедшего, придвинул к себе кресло и сел.
— Следуйте моему примеру, — сказал он.
Халил досадливо отмахнулся, но Валентин, а за ним и Эля тоже направились к креслам, и планетолетчик был вынужден занять место возле столика.
— Неужели ты и сейчас сомневаешься?.. Корабль, межзвездный корабль! — упрекнул он Филиппа. — Как можно сомневаться?
— Я считаю, что великое событие требует удвоенной, удесятеренной выдержки от нас, — Чичерин старался говорить негромко, будто в противовес бурной горячности Халила, и лишь голос выдал его взволнованность. Это сблизило их всех, а главное — придало словам Филиппа особенную значительность. Ноэми, притихшая, опустилась в креслице рядом с Халилом. Да и планетолетчик, как уже случалось не раз прежде, собирался было заспорить, но в последний миг все-таки сумел сдержаться, сказал:
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});