А упряжки неслись и неслись мимо, лизнуло снегом лицо.
Очнулся босой. Во рту кисло и сухо.
Раньше – северное сияние, разбрызгивающиеся искры, а теперь серая пыль на зубах.
Думал, сразу увидит серую урасу Билюкая, может, еще один старичок живет – уединенно и просто. Думал, увидит тундру плоскую: с одной стороны – вода, с другой – горы. И Красный червь – охраняет сложные подходы к Столбу. А на самом деле – тянулись во тьме панельные пустые девятиэтажки с выбитыми окнами, выставленными косяками, светились пыльные лампочки под мертвыми козырьками подъездов.
«Римские пуццолановые смеси».
Звучит красиво, а где такое найдешь?
Раскуроченная будка таксофона, невнятная мозаика на грязном торце ближайшего дома, по-разному, всегда плохо застекленные лоджии.
Мышонок Икики начал подавать признаки жизни.
«Меня нельзя убить, – неуверенно шептал из деревянной коробки. – Я теперь за печатью самого Билюкая».
Советовал: «Ты, Киш, осторожней ходи, ноги ставь ровно. Тебе меня в Большую нору нести».
Киш остановился.
Из дома напротив донесся шум.
«Не ходи!» – сразу закричал Икики.
«А как тогда про рецепт для Кутхи узнаю?»
III
Толкнул дверь.
Охраны не было.
И второй двери не было.
Зато открылся огромный зал – пыльный и скучный.
Много волнующихся теней, как туман на берегу холодного моря.
Мыши, люди, звери. Не поймешь, где кто. Не поймешь, чего ждали, зачем пришли? Кто в сером мундирчике, кто в зимней кукашке, кто просто шерстью оброс.
Нежно мелькнуло лицо.
Как в тумане. Сразу затомило сердце.
Не знал, почему. Иногда во сне вот так же, как в тумане, проявляются нежные лица. А иногда звезды складываются в нежное лицо, будто указание, которое всё равно не поймешь, но которое заполняет тебя так, что сам плывешь со многими звездами.
«Что видишь?» – спросил мышонок из кармана.
«Тени вижу. Много теней». – «Что такие делают?» – «Ждут, думаю». – «Дураки, чего ждут?»
Кажется, мышонка услышали, но решили – это Киш говорит.
Сдвинулись. Дышали осторожно, не похоже на людей, не похоже на мышей.
Прислушался. Слов не угадать, накладываются друг на друга. Но, наверное, хорошее говорили, хотели угодить Билюкаю. «Пошел купить что-то этакое вкусное в хлебном киоске». – «И что?» – «Начал просматривать ассортимент и уткнулся в нечто, напоминающее по форме тройную мертвую петлю Мёбиуса. Долго думал, как сделали этот изврат». – «И что?» – «Не допёр, стал искать название». – «И что?» – «Да никакого названия, только ярлычок». – «Какой?» – «ХЗ № 9». – «И что?»
Многих слов Киш даже не понимал.
Как у моря сидишь, слышишь шум волн.
Присматривался. Дети мертвецов где? Наверное, многих убил, наверное, их отдельно к Билюкаю ведут. Но постепенно начали доноситься внятные слова. О кривизне пространства, о звездных дырах. Киш потихоньку отодвинулся, чтобы не отнесли к сторонникам таких чудных идей. Сквозь толпу пробился к неясному свету, где не так сильно толкались. Увидел мышь в сером передничке. Это она у Большой норы весело крикнула, чтобы Киш мужу ремень оставил. Думала, Киш долго жить не будет, а сама уже здесь. Наверное, ей лисы помогли переместиться в мир Билюкая.
Икики крикнул из коробки: «Что видишь?»
«Большую залу вижу». – «Как Большая нора?» – «Гораздо больше». – «Таких не бывает». – «А я такую вижу». – «Что слышишь?» – «Много теней слышу, волнуются». – «Засранцы! Не слушай никого!» – «Нет, это просто тени». – «Всё равно засранцы!» – «У них идеи интересные».
«Про идеи совсем ничего не говори! – с большим опасением запищал мышонок. – Сам знаешь! Хранитель Аппу тоже высказывал интересные идеи. А где он сейчас?»
Вдруг заявил: «С этого часа я нейтральный. Под печатью Билюкая живу».
Добавил чванливо: «Вкусное увидишь, вкусное мне давай».
Киш не ответил, а толпа неожиданно раздалась.
По грязному цементному полу, как краб, быстро и ловко перебирая угловатыми руками и ногами, полз шаман в драной кухлянке с оранжевым ромбиком на рукаве: «МЧС», с бубном. Время от времени вставал на колени, вскидывал руки, громко бил в бубен. Толпа взволновалась. Здесь были чюхчи, бросившие свои оленные упряжки, мыши рода наусчич, которые не любят света, одулы с тощими сердитыми собаками, шоромбойские мужики, замерзшие на кромке вечных льдов, серые мыши челагачич, шарящиеся даже в урасе Кутхи, худые ительмены с грязными косичками, ламуты, которые, утонув, не бросили весел. Все шептались, давая проход:
«Шаман ползет! Сильный шаман ползет!»
А шаман в бубен бил. Шаман птиц-зверей призывал.
«Мой праотец! – призывал. – Дерева корни, мои предки, звери, – громко бил в бубен, – все-все становитесь, чтобы помочь, на моей стороне встаньте!»
Тени сдвинулись.
«Что видишь?» – волновался мышонок.
«Плохое вижу».
Лучше объяснить не мог.
Тени колебались, их пошатывало ледяным сквозняком.
«Что слышишь?»
«Совсем плохое слышу».
Стоял в кольце смутных теней.
Они смотрели слепо, как римские статуи.
«Чего такой сильный шаман хочет?»
Киш спросил:
«Чего хочешь?»
«У нас, – ответил Кишу шаман, – человек в болезни, как в чёпке, тонет».
«Пришел спросить, – ответил. – Пришел спросить Билюкая. Трудно пришел. Полз в царство теней между кочками на брюхе. Кричал по-птичьи, выл как зверь. Мохнатый, кривой, сам себя боялся. По дороге сказочную старушку встретил. Собаки залаяли, старушка сумеречные глаза открыла: «Навсегда пришел?» «Моя прабабушка, – с уважением ответил, – на время пришел». – «Ну, говори свое». – «У нас человек в болезни, как в чёпке, тонет. Узнать хочу, кто человека мучит?» – «Такое узнать, дальше иди».
Шаман бил в бубен.
Тени, колеблясь, слушали.
«Что видишь? Что слышишь?» – волновался мышонок.
«Шаман к Билюкаю пришел. Сейчас вдохнет нужную тень и взлетит обратно».
«Может, нас вдохнет?» – волновался мышонок, стучал по стенкам коробки хвостом.
«Нас не вдохнет. Нас нельзя».
Шаман в это время упал на грязные затоптанные половицы, пополз.
«Мои солнечные лучи, меня отсюда тяните! Мои помощники, меня к людям тяните!» – «Теперь что видишь?» – «Улетел шаман».
IV
Не знал, сколько времени ходил между пустыми домами.
Шуршали за спиной стрелы – привык. Пространство наполнилось пылью вместо времени. Под провисшей черной стрехой увидел стайку гамул. Злые духи гирляндами висели вниз головами, как летучие мыши.
«Хотишь перагов?» – «А как это?» – «Учи албанский!»
Икики из кармана пискнул: «Они говорят, Киш, что ограниченность твоей речи не позволяет им продолжить общение на должном уровне».
Киш спросил:
«Как Билюкая увидеть?»
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});