Наблус, древний Сихем, или Сихар, лежит в узкой долине, образуемой с юга покрытой зеленью горой Гаризим, а с севера голым и крутым Гевалом, на котором Иисус Навин, поставив жертвенник с надписью всех слов закона и, прочитав народу благословение и проклятие, обращался к плодоносному Гаризиму и к бесплодному Гевалу, как к эмблемам благодати и проклятия. По завоевании Ханаана иудеями, Сихем достался левитам, и сюда было перенесено тело Иосифа. Здесь же находится несомненный Колодезь Иакова, у которого Иисус Христос беседовал с самарянкою.
Некоторые путешественники называют Назарет «Цветком Галилеи»
В Наблусе считается от пятнадцати до восемнадцати тысяч населения и преимущественно фанатиков-магометан, между которыми живут 800 христиан и остатки самарян[19], в числе 134 человек, считая вместе с детьми. Их старейшина – высокий, здоровый мужчина, с седою, подстриженною бородой и округленными чертами лица – представился Его Высочеству. Он объяснялся по-английски; на нем был обыкновенный костюм: шаровары, куртка и феска. С его показания я и записал число живущих еще в Наблусе самарян.
Самаряне показывают, что они отделились от иудеев в то время, когда первосвященник Илия оставил храм, воздвигнутый на горе Гаризиме Иисусом Навином, и построил другой алтарь в Силоме. Евреи же считают самарян помесью от оставшихся в стране израильтян и язычников, поселенных в этих долинах завоевателями.
Вражда и ненависть между самарянами и иудеями началась с того времени, как последние отстранили участие самарян в восстановлении Иерусалимского храма, и когда, по проискам последних, возобновление храма было отложено на 20 лет. Самаряне признают только книги Моисея и Иисуса Навина. Замечательно, что Вениамин Тудела, отыскивая своих единоверцев, в 1173 году показывает в Наблусе 100 самарян; доктор Петерман, проживавший там в 1852 году два месяца, чтобы собрать о самарянах более точные сведения, считал их 122, а нам старейшина показал 134 человека. Во времена Тудела самаряне жили: в Дамаске в числе 400 человек; в Аскалоне 300 человек, Кесарии – 200 и еще была одна цветущая колония в Египте, поселенная Александром Македонским; теперь же самаряне остались только в одном Наблусе[20].
Пройдя город, в 10 минутах от Гробницы Иосифа и Колодезя Иакова, мы стали лагерем. Здесь встретил Великого Князя наш иерусалимский консул, Кожевников, и архимандрит тамошнего странноприимного дома, отец Антонин. Отдохнув немного, мы пошли ко Гробнице Иосифа, куда взялся нас проводить самарянин.
Гробница Иосифа обнесена оградой, в правом углу которой стоит выложенная из кирпича продолговатая сводчатая могила. Двор в ограде вымощен плитами, а по стенам расстилается зелень виноградной лозы. Тут находятся еще две могилы, но самарянин не знал, кто в них покоится, а только с достоверностью указал на могилу Иосифа.
Отсюда, перейдя поле и две, три канавы, мы подошли к колодцу Иакова, где Спаситель беседовал с самарянкой. Над колодцем стоят развалины греческой церкви. Воды в нем не было, несмотря на глубину 75 футов, потому что летом он иссякает и наполняется водой только в течение зимы.
Обойдя развалины, я стал приискивать в Евангелии от Иоанна место, в котором он рассказывает беседу Иисуса Христа с самарянкой, когда «утрудившись от пути» из Иудеи в Галилею, Спаситель подошел и сел у колодезя (Ин. 4, 6). Прочитав Евангелие, я посмотрел на долину. Около меня стоял самарянин. Гора Гевал освещалась солнцем, резко выделяясь своими красноватыми обрывами и утесами, в противоположность пологим и зеленеющим склонам Гаризима, у подножия которого раскинулся Наблус, окруженный рощами маслин и гранатов. Пока мы ходили и осматривали эти места, лучи солнца, наклоняясь к западу, теряли свою жгучесть, переставали накаливать утесы и скалы долины; а медленно охлаждавшийся воздух, приходя в движение, освежал нас легким дуновением, возвращая нашим усталым членам силу и бодрость. Я умилился душой… Спаситель, беседуя с самарянкой, как и мы, «утрудившись от пути», озирал ту же картину, и, оставаясь затем, по просьбе самарян, в Наблусе, вероятно, переживал те же впечатления в наступавшей мало-помалу прохладе, после дневного зноя и духоты.
Мы возвратились в лагерь обедать. В эту ночь шакалы задали страшный концерт, отличаясь в изобретении самых ужасных диссонансов, и бродили так близко около палаток, что часовые отгоняли их саблями и камнями.
Из Наблуса идет прямой путь в Иерусалим, но Великий Князь желал сначала посетить Иордан и Мертвое Море, а потом уже войти в Священный Город по дороге из Вифании. После долгих совещаний, Холу-паша наконец нашел проводника, который брался провести чрез Ефраимовы горы в долину Иордана, по тропам и руслам пересохших в это время года горных речек, так как в избранном Его Высочеством направлении нет прямой дороги.
Глава XVI
Переход через Ефраимовы горы. – Пустыня на равнине Иордана. – Трудный день. – Ночлег. – Источник Пророка Елисея. – Мертвое море. – Иордан. – Купанье. – Оазис Иерихона. – Гора Сорокадневного поста. – Деревня Раха и древний Иерихон
Нас подняли еще до рассвета, и мы были уже на конях, когда первые лучи солнца позолотили вершины гор, разгоняя сумрак долины. Это был самый трудный и утомительный переход нашего путешествия. Пролегая чрез несколько пересекающих кряжей Ефраимовых гор, тропы по временам совершенно исчезали. Мы несколько раз спускались в необитаемые долины с отвратительными спусками по гранитным плитам, с которых привычные лошади, составив вместе ноги, скользили как на коньках. Затем следовали по руслам горных потоков, подымались на кручи и переваливали иногда чрез самые вершины Ефраимовых гор не превышающих 3000 футов от поверхности моря.
Не доходя двух верст до долины Иордана, мы очутились в узкой расщелине, стены которой в иных местах сходились на пять, много на шесть шагов, а при заворотах расщелина эта казалась просто глубоким колодцем. К тому же она была запружена каменьями различной величины и формы, которые целыми грудами преграждали и затрудняли путь.
После такого утомительнейшего хода, мы, под конец, вышли на песчаную равнину, где протекает Иордан. Шатер для завтрака был разбит у ручья, в тени развесистых теребинтов.
Мы совершили этот переход в 6 часов времени. По нашему пути не было видно никаких следов населения. Одни только эти горы, пропасти, долины и расселины казались как бы немыми памятниками тех страшных вулканических переворотов, которые были в этой местности, когда силой внутреннего огня разрывалась земная кора. Надо заметить, что хотя весьма интересно подыматься на эти кручи и опускаться с них в пропасти и трещины, подобные застывшему гигантскому морскому волнению, но должно также сознаться, что это стоит и немалого физического труда.