Дэлан надел свитер, пропахший медом и полынью, и вышел из комнаты, бесшумно прикрыв за собой дверь.
Глава 14. Судная ночь
Впервые в жизни я просто спала, если можно было так назвать состояние полнейшей отключки. Но в какой-то мере разницы мне не было. Главное, что в миллионный раз не нужно было тащиться сквозь холод и мрак до пропасти с мертвыми телами. На этом моя радость от пробуждения и закончилась.
Спина и правый бок болели как после хорошего спарринга, зуд в ранах сводил с ума при полнейшей невозможности почесаться. Настолько затекло тело. Даже веки и те поддались с огромным трудом.
Скудный свет ночника ударил по глазам и рассыпался золотыми бликами. Только никакие это были не блики. Вся кровать была покрыта черно-золотой, беспрерывно шевелящейся массой. Я таращилась на странное покрывало, пока один из мотыльков, трепеща полупрозрачными крылышками, не спланировал мне на нос. Некоторое время мы смотрели друг на друга. Потом я чихнула и мотыльки вспорхнули золотым облаком и быстро растворились в темноте под потолком. Сил удивиться не было.
Да и был ли смысл? С этой историей с самого начала творилось что-то неладное. Как бы я поступила, знай я тогда, что, отправляясь в логово мерзкого чудовища, получу три болта в спину по вине проклятого инквизитора? Ответ был очевиден: я бы все равно туда поперлась.
Краска облупилась, но знак на стене — намалеванный черной краской паук, был виден слишком хорошо. Обновляли его каждую неделю, чтобы ни один из клиентов, не приведи боги, не ошибся дверью в поисках очередной дозы. Будто кто-то из них еще мог что-то там рассмотреть.
Прежде чем постучать в дверь с маленьким окошком, я украдкой оглянулась. Никто за мной не следил, я приняла меры. Улица была пуста, если не считать пары забулдыг, слоняющихся вдоль домов, да свары насквозь промерзших проституток. И все-таки меня не оставляло ощущение чужого взгляда. Ветер швырнул в лицо комок слякоти, вынуждая принять решение.
Я постучала.
Заслонка отвалилась беззвучно, поморгала мутным от вечной темноты глазом, прошуршал затвор. Дверь открылась ровно настолько, чтобы протиснуться внутрь боком.
— Одна? — просипела темнота. Не задержи я по привычке дыхания, непременно бы ощутила невыносимую вонь, вечную спутницу этого места и всех ее обитателей.
— Как и всегда, — кивнула я, мечтая поскорее привыкнуть к темноте, чтобы свести к минимуму всякий шанс общения с местной фауной.
Дверь за спиной захлопнулась. Я пошла вглубь дома. По капле впускала в себя здешний воздух и старалась не споткнуться о чьи-нибудь руки-ноги.
Закопченная лампа под потолком хотя и плохо, но освещала узкую комнату без окон, полную копошащихся или застывших в странных позах людей в белесой паутине. Это было отвратительно, мерзко, до дрожи в пальцах и слез в глазах. Да и воняло здесь сегодня гаже обычного, будто хозяин покинул логово, чтобы лично выбрать себе обед.
У дальней стены перед занавесью, прикрывающей ход в другую, совсем маленькую комнатушку, стоял стол. На нем сидел карлик в кожаном жилете. Его глаза были закрыты, в руках он держал ржавую банку для платы за удовольствие. Монеты здесь не брали — ни золотые, ни медные. В цене здесь были сразу жизни — накарябанные на клочках пергамента. Имена, имена, имена… Свои, чужие, врагов, жен, детей, матерей и отцов. Проклятая лотерея.
Привратник медленно открыл глаза, мутные, как у слепца. Запах тухлятины усилился. Похоже, с прошлого моего визита он успел окочуриться, а выбирать нового не торопились. Хотя чего проще — запустил руку в банку, и готово. Впрочем, говорить я собиралась не с ним, а с тварью, что управляла телом. Ее лапы можно было разглядеть в спутанной шевелюре. Паук сидел на затылке, вонзив жало в основание черепа. Это его глаза смотрели на меня.
— Господин ждет, — расползлись губы карлика.
Я нырнула за занавеску и оказалась в полной темноте. Не успела сделать и шага, как провалилась одной ногой под пол, но сгруппировалась быстрее, чем успела ухнуть в логово Паучьего Короля. Завоняло еще сильнее, ударило в лицо тленом и застарелой плесенью. Я сотворила пульсар, который слабо подсветил верхние ступени каменной лестницы. Осторожно спустилась, держась за ветхие перила и на последних ступенях замерла — дальше начиналась непроглядная тьма. Такая, что выстави я вперед руку, увидела бы только культю. Однажды я уже проделывала такой опыт и едва не осталась без полезной конечности.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
По ту сторону меня ждали. Справа послышались скрежет и шорохи. Завоняло совсем не выносимо. К горлу подступил комок тошноты.
— Я слышу тебя, Шшаах. Нужно поговорить.
В темноте красными точками зажегся пучок из шесть глаз.
— Ты вкус-с-но пахнеш-шь, — прощелкали ужасные жвалы. — К-как бы не выш-шло чего.
— Ты не причинишь мне вреда.
— Мож-жет б-быть, нет, мож-жет быть, д-да. Времен-на н-нынче нас-с-стали с-с-мутные. Не вс-с-се т-то, ч-чем каж-жется.
— На твоем месте, Шшаах, я бы не надеялась на перемены. Ты не выйдешь отсюда.
— Т-ты прав-ва, ж-женщ-щина. Я н-никогда не в-выйду отс-с-сюда. С-с-свет с-с-снаружи пог-губит меня, но больше нек-кому держ-жать меня здес-с-сь. Теперь я с-с-свободен, даж-же в этой темниц-це.
Жвалы щелкнули у самого лица. Я успела отскочить и вложила в пульсар всю силу. Вспыхнул яркий белый свет, вытаскивая из черноты стены, потолок и усыпанный костями пол. Спасаясь от гибельных лучей, мерзкая тварь уползла в дальний угол и засверкала оттуда красными глазками. Над головой зашуршало. Король Пауков призвал детей.
— Убери их, Шшаах! — закричала я. — Твой долг еще не уплачен! Ты принадлежишь Дому наемников!
— Д-дома Ёдгара больш-ш-ше нет! Твой гос-с-сподин издох-х, укуш-ш-шенный моей дочерью! И ты издох-х-хнешь здес-с-сь, в моем логове! Я выс-с-сос-су тебя дос-с-суха!
— Ни ты, ни твои выродки не причините мне вреда. Ничего не изменилось! У Дома наемников есть господин, и ты принадлежишь ему! Если со мной что-то случится, от этого места ничего не останется. Его выжгут до тла!
Скрежет в углу можно было принять за смех.
— Т-ты долж-жна з-знать, ж-женщ-щина, я никогд-да не имел ничего п-п-против т-тебя. Я даж-же был благодар-р-рен, что однаж-жды ты с-спас-сла меня и моих дет-ток от-т гибели, но веч-чной благодарнос-с-с-ти не бывает. Никто не позабот-титс-ся обо мне лучш-ш-ше, чем я с-с-сам.
— Ну и как это понимать?
Король Пауков сунулся было вперед, но я сжала кулак. Пульсар брызнул светом и загнал его обратно в угол.
— С-сапф-фировый Певец-ц предупреж-ждал меня, что очень с-с-скоро ты явиш-ш-шься с-сюда, ко мне. С-станеш-шь задавать вопрос-с-сы или угрож-жать. Я зак-ключил с-с ним с-сделку. Твоя ж-жизнь в обмен на мою и моих крош-ш-шек. Т-так-к чт-то не обес-с-с-судь, ж-женщ-щина, с-сейча-с-с ты…
— Сапфировый Певец мертв. Дом принадлежит Бартлеру по праву сильнейшего. Вряд ли ему захочется жить на одной земле с тем, кто способен подослать к нему убийцу.
Шшаах снова зашевелился. Оборотень не поддерживал идею Папочки использовать пауков для сбора полезной информации. Слишком опасно заключать сделку с тем, кто легко может действовать в обе стороны. Но отец не терпел возражений. А посему мне не раз и не два приходилось избавляться от тех, кто мог донести инквизиторам на мерзкую тварь. И вот оно каким боком вышло. Намерений Барта я не знала, как и того, кто и с какими предложениями приходил сюда помимо Мики. Шшаах тоже был не дурак, хоть и на шести лапках. Мог сложить одно с другим.
— Ты лж-жеш-шь!
— Спроси у своих детей.
— Вшии!!! — прощелкали жвалы. — Приди!
Я брезгливо поморщилась. Стены и потолок покрывала шевелящаяся масса, по которой бодро шустрил лапками неприметный паучишка. Из тех, что прячутся под ванной или за унитазом, чтобы однажды устроить сюрприз. Лучший шпион из тех, что можно себе представить. Прошустрил мимо и исчез в темноте. Красные точки погасли и снова зажглись. И раз уж пауки не повалились на меня со всех сторон, можно было считать, что удача на моей стороне.