февральский вечер), и зеваки в считаные минуты расхватали всё, что у него было на продажу.
Фэй Брукс, как сотрудник целевой группы по работе с общественностью, вынуждена была дать некоторые ответы, – но не СМИ. Она не могла назвать Билла Маклина основным подозреваемым, так как расследование ещё не установило прочных связей. Она сказала только, что «подозреваемый» был доставлен на допрос. Пресса видела, в чей дом мы зашли, так что им легко было установить личность. Но из соображений безопасности Фэй воздерживалась называть имя Маклина и отказалась рассказывать о подробностях минувшего дня. Она даже предупредила журналистов, что история движется слишком быстро, потому что они могли ошибаться.
Но с теле- и радиовещанием, находившемся уже в процессе, сообщениями об обыске дома Маклина и заявлениями о «человеке, представляющим интерес», СМИ, казалось, хотели раскрутить эту историю так сильно, как могли. Ещё до наступления ночи по крайней мере один телеканал упомянул в эфире имя Маклина и раскрыл детали его жизни и страсти к охоте. (И спустя годы детективы будут спорить о том, кто слил эту информацию.) С утра имя Маклина крупным шрифтом красовалось в титульном заголовке «Сиэтл Пост-интеллидженсер» наряду с фотографией его дома и офицером, выносящим наружу «доказательства».
Любой, читавший эту статью, подумал бы, что у нас много улик против Билла Маклина. Одна цитата, приписываемая неизвестному члену целевой группы говорила: «Есть много всего интересного. И много всего потенциально интересного».
Тот же источник заявлял, что доказательствам могло быть найдено и иное объяснение. Статья «Пост-интеллидженсер» содержала и показания соседей Маклинов, выражавших удивление и шок, которые всегда возникают, когда людей, которых вы знаете, арестовывают за чудовищные преступления. Такие заявления обычно предоставляются в помощь подозреваемому. Но многие ли действительно воспринимают их всерьёз? Что-то вроде: «он был тихим соседом» или «приятным человеком» так часто говорилось о худших преступниках, что воспринималось хохмами и было почти признаком вины.
Но хуже всего – с точки зрения Билла Маклина – было то, что газета вышла далеко за пределы первой страницы. Внутри читатели могли видеть карту мест нахождения тел с отмеченным на ней домом Маклина. Они могли прочитать тридцать четыре описания жертв. А в последующих абзацах соседи выражали как недоумение, так и подозрение. Как объяснила одна женщина: «Мы и не подозреваем, что может твориться в домах других людей».
Прочитав статью в пятницу утром, я захотел, чтобы читатели «Пост-интеллидженсер» узнали, что происходило ночью в офисе ФБР. Маклин настаивал, что никогда не снимал проституток и не задерживался в качестве клиента. Полицейские записи подтвердили это. Также он бросил вызов тем источникам, которые донесли на него о возможном убийстве проституток. Это – «бред», сказал он и любой, кто говорил подобное – лжец.
Маклин прошёл долгий путь к установлению своей невиновности, прежде чем согласился пройти проверку на детекторе лжи. Пройдя её, Бюро попросило о повторном тесте. Маклин подчинился и продолжал подчиняться ещё несколько часов, сидя подключённый проводами к аппарату. Было проведено пять разных тестов и все пять показали – он говорил правду.
Следователям и начальству нелегко было принять очевидное. В начале дня они были настолько уверены в поимке «Убийцы с Грин-Ривер», что приготовились к празднованию. Но к двум ночи, 7 февраля, торт и шампанское стали символами их самоуверенности. Фрэнку Адамсону пришлось предстать перед прессой и объяснить, почему Маклин был отпущен. По словам Маклина, он был лишь одним из «десяти тысяч интересовавших нас людей».
Практические нелепое заявление с его стороны. Если Билл Маклин ничем не отличался от других десяти тысяч «представляющих интерес лиц», почему мы переворошили весь его дом, задержали его вместе с женой и конфисковали их автомобили? Ответ очевиден. В четверг Маклин был номером один среди десяти тысяч человек; тем, кого ФБР собиралось пригвоздить за убийства Грин-Ривер. А в пятницу он уже был волен идти на все четыре стороны. И вскоре был исключён из списка.
После фиаско с Маклином, я чувствовал себя обескураженным сильнее, чем когда-либо за время расследования. Я полагал, наши командиры оказались введены в заблуждение, а ФБР предпочло открыть охоту на Маклина, не проверив факты, исключающие его из списка подозреваемых. Хорошие следователи пошли бы обоими путями. Не знаю, следовали ли агенты своим стандартным процедурам, но у Бюро были и другие способ работы. Мы, например, все допросы записывали на плёнку. Они же просто делали пометки и пересказывали показания свидетелей своими словами.
Я был так расстроен из-за потерянного времени, что в сердцах объявил Джули о своём уходе. Я выглядел настолько серьёзно настроенным, что Джули позвонила шерифу Томасу, который тут же пригласил меня на разговор.
Встречи с шерифом были необычным делом для рядового детектива, но Томас сделал целевую группу личным приоритетом, и мы довольно хорошо друг друга узнали. Когда я пришёл к нему в офис, он попросил рассказать о моих беспокойствах. Я не сдерживался и когда закончил критиковать своих командиров и их решения, он глубоко вздохнул.
– Ты недоволен своим руководством? – спросил он, улыбаясь.
Все хорошие копы недовольны своим руководством.
– Ну да, – ответил я.
– Держись, Дейв, – сказал он. – Однажды и сам станешь их руководителем. Ты получишь свой шанс. Уверен в этом. А пока что ты нужен нам в целевой группе. И ты знаешь, почему. Поэтому я не верю, что ты хочешь уйти.
Он был прав. Я просто достиг предела, когда не мог больше молчать, и наша встреча дала возможность выразить всё недовольство. Я вернулся к работе в офис целевой группы и сделал всё возможное, чтобы держать жалобы при себе. Винить было некого и нечего. Мне было бы немного радостней, если бы ФБР признало свою роль в уводе расследования в сторону разработки Маклина. Вместо этого, на следующий день после очистки имени Маклина, более десятка агентов ФБР, включая Джона Дугласа, покинули город.
И вот, когда большинство федералов давно ушли, последовала реакция СМИ. Типичной полученной нами критикой, была карикатура Брайана Бассета из «Сиэтл Таймс». На рисунке была изображена полиция, приближающаяся к домику на дереве со словами: «Объект мужского пола, белый, питающий глубокую ненависть по отношению к женщинам». Копы надвигались на маленького мальчика с криками: «Замри, вонючка! Комедийная группа Грин-Ривер!»
Того, кто сталкивался с дыханием смерти, преследуя «Убийцу с Грин-Ривер», ставшего моим персональным демоном, подобные шаржи вовсе не веселили. Но больше я злился за события, подставившие нас такой критике. А также я был обеспокоен потерей политической и общественной поддержки, чего и следовало ожидать после провала с Маклином.
Тим Хилл времени