Читать интересную книгу Визит из преисподней - Марина Серова

Я не стала отворачиваться и проводила взглядом обугленные останки красавицы «Лады», которые уже едва дымились. Вряд ли там можно будет найти «обгоревшую одежду и сандалики Антоши Бутковского»… У дороги еще стояли несколько машин — милиция и ГАИ, ходили какие-то люди, но труповозки уже не было. Значит, и трупа тоже.

Мимо расстрелянной батыровцами «Вольво» мы не проезжали: Артист не дотянул даже до трассы, его перехватили совсем недалеко от майдана. Быстро сработали ребятки, ничего не скажешь…

— Товарищ старлей, — обратилась я к своему водителю, — хочу тебя просить как друга… Как бы это… ну, словом, поменьше шума вокруг этого дела? Кроме Акулы и нас никто не знает о мальчике…

Гарик снисходительно взглянул на меня:

— Опять ты учишь профессионала, Таня-джан! Я же, кажется, обещал быть другом. Поэтому и как мент сделаю все, что смогу.

— Ты умница, Гарик!

— И, заметь, приятный мужчина. С тебя причитается…

Он, как и обещал, доставил меня до самой квартиры и даже настоял на осмотре помещения, дабы убедиться, что призрак Галантерейщика не притаился где-нибудь в темном углу. Призрака не было, и Гарик повернулся ко мне:

— Ну, дорогая, заодно могу сделать тебе горячую ванну и уложить в кроватку. Приказывай!

— Да пошел ты, ара!

— Иду, иду. Я же хочу хоть немножко побыть еще и капитаном.

Все-таки сорвав с моих губ прощальный дружеский поцелуй, он поскакал вниз по лестнице, насвистывая своего любимого «тореадора»…

Дальше не помню совсем ничего. До самого момента, когда уже при свете дня меня разбудило ощущение, приятней которого я не знаю: мой милый был рядом со мной и нас ничто не разъединяло. Вспомнив свой вчерашний кошмар, я опять дала волю рукам; но то, что они находили, было слишком реальным, живым и горячим, чтобы беспокоиться из-за каких-то глупых снов…

— Прекрати, хулиганка…

— Гриня… Который час?

— Восемь. А тебе это зачем?

— Просто… Не могу поверить, что никуда не надо бежать. Как там Олег?

— Инфаркт. Но могло быть хуже. Врачи говорят, опасности для жизни нет.

Проклятый сероглазый дьявол: накаркал все-таки!

— А Антошка?

— Тоже в больнице. Слабенький, конечно, нужна реабилитация, но в общем — порядок.

— А тебе нужна? Реабилитация?..

— Мне-то? Ну, поспать минут шестьсот не мешало бы, но учитывая опасность, исходящую от крокодилов…

— Иди ко мне!

— А к кому я пришел?..

…Когда мы с напарником прошли полный курс реабилитации, суббота уже клонилась к вечеру. Мы собирались проведать отца и сына Бутковских, а потом устроить себе ужин при свечах на две персоны — конечно, с шампанским и ананасами. Пока Гриня плескался в ванной, я решила попытать судьбу насчет ближайшего будущего.

Ничто не предвещало беды, и вдруг…

25+3+17. «Смотрите не лишитесь того, что недавно приобрели».

Что? Опять — лишаться?! Нет, я этого не вынесу…

И тут мой взгляд упал на перекидной календарь: пятница, 13 июня. На календаре был вчерашний день! Так вот в чем дело: я не перевернула листок, как бы не закрыла в своей памяти события этой чертовой пятницы, и судьба выбросила мне ее черные символы! Это мое вчерашнее несостоявшееся гадание…

Ну уж дудки! Больше я не собираюсь никого терять! Я протянула руку и, трижды плюнув через левое плечо, перевернула листок. Все! Чур меня!

А ну-ка попробуем еще разок… Ага, вот это мне нравится гораздо больше!

35+11+22. «Непредвиденные, но весьма благоприятные перемены…» Немного туманно, но раз «благоприятные» — опасаться нечего.

Через час, усаживаясь в свою машину, я обнаружила первую благоприятную перемену. Могу поклясться, она произошла уже после того, как мы с Гариком ночью вернулись в город. Из-под сиденья я вытащила маленький черный «дипломат», в котором обнаружились 50 тысяч долларов и видеокассета. «Крестный ата» держал свое слово!

Вообще-то в «дипломате» вполне могла оказаться и бомба, но это пришло мне в голову только после того, как я его открыла. Впрочем, бомбу-то уж никак не отнесешь к «благоприятным переменам»!

Пришлось вернуться домой: с таким багажом не очень вольготно путешествовать по больницам и супермаркетам. Но главной причиной была, конечно, кассета, возбудившая наше любопытство.

Я вставила ее в щель «видика» и… невольно прижалась к супермену. Это была записанная на пленку сцена расстрела машины Артиста.

Зрелище, которое заняло всего три минуты экранного времени, потрясло каким-то мистическим ужасом, роковой неотвратимостью возмездия. Это было даже не убийство — исполнение приговора. Вот черная роскошная машина мчится по темной пустой дороге навстречу камере, снимающей откуда-то сбоку… Вот из тьмы — кажется, со всех сторон! — вырываются столбы сплошного огня, скрещиваются на автомобиле, в одно мгновение обвивают его… Всего долю секунды в ярком свете отчетливо видно бледное лицо человека, сидящего за рулем, — но зрители успевают его различить… Вот уже не машина, а огромный факел становится вертикально на передний бампер, падает на крышу, потом, перевернувшись еще пять или шесть раз, скатывается с дороги далеко на обочину, в поле… И наконец — взрыв! Громадный язык адского пламени взлетает высоко-высоко в чернильное небо… И еще минуту или полторы на экране безмолвно пылает погребальный костер, и на землю сыплется дождь огненных обломков и сверкающих искр.

— Господи, расстреляли из огнеметов! — прошептал мой напарник.

В его широко раскрытых глазах плясали отсветы огня, пожиравшего того, кто приготовил такой же костер для него, моего Гришки Орлова…

Вот и все. Финита ля комедия! Артист сыграл свою последнюю роль.

Может, ты, Галантерейщик, и был гением злодейства, но оракулом оказался никудышным. Вот он, финал твоего спектакля… Занавес!

Экран погас. Орлов первым обрел дар речи:

— Что, твой Батыр совсем из ума выжил? Дать нам в руки такую улику… Или надо ожидать, что и с нами случится то же самое?

— В принципе не исключено. Но зачем бы ему тогда отваливать столько деньжищ?

Ответом нам был острый запах какой-то химии, исходящий от видеомагнитофона. Переглянувшись, мы бросились к нему и вытряхнули на пол дымящуюся кассету. Из нее посыпался серый прах: пленки больше не было… Она самоуничтожилась!

— Фантастика! — в один голос сказали мы с Григорием Васильевичем. Однако не такой уж он кондовый консерватор, этот кушумский «хан» Батыр…

Впечатления этого видеопросмотра не испортили нам ни планов, ни аппетита, и субботний ужин (плавно перешедший в воскресный завтрак) прошел в теплой и дружественной обстановке. И тут я дождалась второй благоприятной перемены.

— Слушай, золотко, — вспомнил Гриня, — а у меня ведь со вторника начинается сессия! За делами как-то недосуг было тебе сказать. Как ты смотришь на то, чтобы махнуть со мной в столицу? Если, конечно, не боишься общества скучного провинциального студента, корпящего над учебниками. Правда, на «Президент-отель» у меня бабок не хватит, но хорошенькую уютную квартирку на Кутузовском я тебе обещаю. Идет?

— Ах ты жмот! Это с двадцатью пятью тысячами баксов у тебя нет бабок на отель?!

— Знаешь что… — Он прищурился и даже поставил бокал. — Ты как хочешь, а мне грязных мафиозных денег не надо!

Вот чертов донкихот! А еще туда же — в бизнес метит… Но вслух я произнесла другое:

— Во-первых, нам их заплатили за святое дело, а какая разница — кто? Во-вторых, ты берешь их не у мафии, а у меня, значит, эти деньги уже «отмыты» и ваше благородие могут их тратить с чистой совестью. Так как?

— Ладно, уговорила. Только с условием: на тебя же их и потрачу!

— А это сколько угодно!

— Значит, решено — насчет Москвы? За Олега я теперь спокоен: завтра приезжает его сестра из Киева. С похоронами вроде бы тоже все улажено… Но в отелях все равно жить не будешь: я хочу быть только вдвоем и без всей этой мишуры!

— Ну, не знаю, не знаю… Со скучным провинциальным студентом, да еще и на скучной квартире…

— Зато по ночам обещаю веселую жизнь!

— Ну, так бы сразу и сказал! Когда едем?

— В понедельник, золотко. У тебя уйма времени, чтобы собраться. Кстати, насчет веселой жизни: не желаешь ли завтра прогуляться на сабантуй? Классное зрелище!

— Нет! Хватит с меня татарского колорита! Куда угодно, хоть в деревню Простоквашино, но в этом Кушуме ноги моей больше не будет!

— Ладно-ладно, пошутил… Пойду принесу лед.

Я взглянула в большое зеркало на свою самодовольную женскую сущность. И показала ей язык:

— А ведь я же предупреждала: только не влюбись!..

Эпилог Два месяца спустя

Мне не пришлось сожалеть о своих «московских каникулах». Конечно, разгар жаркого лета — не лучшее время для отдыха в Первопрестольной, и я, пожалуй, предпочла бы для отпуска что-нибудь более экзотическое и менее отечественное. Но Григорий Васильевич Орлов оказался убежденным патриотом своей родины, и о том, чтобы в ближайшее время вытащить его куда-нибудь подальше ближнего зарубежья, не могло быть и речи. И уж тем более не могло быть речи о том, чтобы поехать куда-то без него.