— Ну, а ежели башкирцы все же воспротивятся, что делать станете? — не унимался Замараткин.
В ответ на это Максимов заметил с усмешкой:
— А твои казаки на что?
— И то верно… — согласился офицер.
IV
Мештимские башкиры торжествовали, думая, что одержали победу.
А на следующее утро спозаранку кто-то постучал в окно старосты.
— Турэ, вставай! Быстрее!..
Яубасар в страхе проснулся и, ничего не соображая спросонок, сел, протирая глаза.
— Что такое?.. Где горит, где пожар?
— Да открой же дверь поскорее, у меня к тебе срочное дело!
— Какое может быть дело в столь ранний час?
— Выйдешь, тогда и скажу…
Староста, осторожно ступая, чтобы не тревожить домочадцев, вышел наружу. Увидав перед собой пожилого дегтярника, он сразу же взял себя в руки и лишь проворчал недовольно:
— Мог бы и днем прийти, бабай! Вот ведь приспичило тебе…
— Верно говоришь, приспичило… А ты знаешь, что максимовские пахари с вечера земли наши ворочают?
— Наши земли? — чуть не задохнулся староста. — Где, в каком месте?
— В том самом, где мы язлау проводим. Пастбища наши весенние распахивают! Всю ночь напролет работали, сменяя друг друга. Вот заряд у них и не кончается.
— Что, и сейчас пашут?
— Пашут.
— Сколько у них людей?
— Много.
— Так сосчитать надо было!
— Куда уж там считать, близко не подступишься! Казаки охраняют.
Староста запаниковал.
— Ай-яй-яй, вот беда-то!.. Что за напасть такая! Как же нам теперь быть? — запричитал он, заламывая руки. Потом вдруг сорвался с места и, наспех одевшись, помчался к мулле, проживавшему напротив мечети. — Эй, хэзрэт, просыпайся, вставай!.. — прокричал он в открытое окошко.
Накинув на плечи чекмень, Ягуда вышел к старосте.
— Что случилось?
Когда Яубасар поведал мулле принесенную дегтярником новость, тот побелел.
— И-и Тэнгре, пощади нас!..
— Не будем терять время, хэзрэт. Как только народ соберется на утренний намаз, мы тут же отправимся к боярским холуям, остановим их!
— Ладно, а пока народ не собрался, давай-ка чайку попьем.
Староста рассердился.
— Да ты в уме ли? Какой еще чай?! Прямо сейчас и начнем, соберем людей до намаза и тут же двинемся.
— А нельзя ли после намаза?
— В дороге помолимся, хэзрэт!
— Ну что ж, раз уж беда такая приключилась, Аллахи Тагаля нас простит, — нехотя согласился мулла.
И тем не менее, вернувшись в дом, Ягуда долго провозился. Расстелив на нарах намазлык, он совершил сначала утреннюю молитву, потом выпил приготовленный служанкой чай и лишь после этого вышел на улицу.
Дождавшись его, вооруженные топорами, вилами, кирками, косами и дубинками мужчины тронулись не мешкая в путь.
Пока ехали, никто из них не проронил ни слова. Лишь поднявшись на взгорье возле реки Сюмюк и увидев внизу распаханные поля, они растерянно переглянулись.
— Никак опоздали?
— Половину нашей земли разворотили!
— А избушки-то, избушки! Будто на островке в море!
— Изгороди порушены!
— А где же сами пахари?
— Вон там, где мы кобылиц доим…
Староста рванул вперед, увлекая за собой джигитов. Завидев на берегу Сюмюка с два десятка холопов, распахивавших целину, и солдат, он придержал коня.
— Агай-эне, пахарей стерегут вооруженные ратники. Что будем делать, драться или назад повернем?
— Мы, что, для того сюда явились, чтобы воякам задницы свои показать?! — с возмущением воскликнул Давлетбай. — Это же наша земля! Земля, завещанная нам предками. И я буду драться за нее насмерть!
— Я тоже жизни своей не пожалею… — сказал Исхак.
Их поддержали и остальные.
— Гнать отсюда боярских холуев!
— А станут упираться — никакой им пощады!..
Подзадоривая друг друга, джигиты бросились вперед.
Заметив их приближение, офицер что-то прокричал, после чего раздались выстрелы.
Башкиры, испугавшись, придержали разгоряченных коней.
— Может, вернемся? — предложил Исхак.
— Ружей урысовых испугался? Нечего было тогда сюда соваться! — огрызнулся Давлетбай и, ударив каблуками по бокам лошади, вырвался вперед.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Вскочил батыр на лихого коня, В руки взял он колчан и лук тугой, До последней капли крови, себя не щадя, Бился храбрый башкорт за Урал родной… Скрежеща зубами и меча искры огненным взором, Исхак молча ринулся вслед за товарищем. Остальные тоже не устояли.
Раздался оружейный залп.
Кто-то из джигитов, смертельно раненный, вывалился из седла. Но гибель одного человека не остановила башкир, а лишь еще пуще разозлила их.
Казаки не успели распутать своих лошадей и были вынуждены сражаться с башкирскими всадниками пешими.
Битва была недолгой.
Когда обезоруженных казаков и офицера привели к старосте, раздался чей-то вопль:
— Держите сына боярского!
— Где?
— Уходит к Сюмюку!..
Старшему сыну Максимова не удалось скрыться. Прохора быстро изловили, заломили ему за спину руки и связали.
Он отчаянно вырывался и, гневно вращая глазами, требовал, чтобы его освободили:
— Не будет вам никакой пощады! Хотите жить — отпустите всех подобру-поздорову!
— Угодья наши самовольно распахал, теперь отомстить грозится, яуыз[58]! — просверлил его ненавидящим взглядом Давлетбай.
Его слова были подхвачены другими:
— Это он во всем виноват!
— Оскопить его, чтоб не портил наших девушек!
— Правильно!..
Сообразив, какую участь ему готовят, Прохор не на шутку испугался.
— Да кто дал вам право чинить казнь такую!
— А у тебя есть право грабить башкортов, распахивать незаконно их земли, бесчестить наших красавиц-дочерей да жен, яуыз?! — гневно ответил боярскому сыну староста и дал разрешение кастрировать его.
— Лучше уж забейте насмерть! — взвыл Прохор.
— Нет, убивать мы тебя не станем, живи. Но сделаем так, чтобы впредь ты не смог портить наших девушек, — сказал Ишмурат, известный мастер по кастрации жеребцов.
Увидев в его руке острый нож, Прохор зарыдал.
— Умоляю вас, отпустите, бога ради!.. Близко не подойду теперь к башкиркам!..
— Ясное дело, не подойдешь. Куда уж тебе, скопцу! — невесело усмехнулся Ишмурат и велел повалить орущего боярина на землю.
Тот дергался и брыкался.
— Братья, крепче его держите!..
Оказавшись без штанов, Прохор понял, что дела его плохи, и зарыдал еще пуще:
— Спа-си-те-е-е!.. Бога ради, спасите, кто-нибудь!
Но его крики и слезы никого не разжалобили. А связанные по рукам и ногам казаки и пахари лишь молча наблюдали за происходящим.
— Раздвиньте ему ноги да держите крепче! — скомандовал Ишмурат и, встав на колени, склонился над лежащим.
— Лежи тихо, Прохор, не дергайся! Будешь спокойно лежать, ничего не почувствуешь. А то ведь я могу невзначай лишнее отрезать.
Тот, продолжая на что-то надеяться, закричал:
— Пощадите!.. Все отдам, ежели не тронете!..
— Только так тебя можно остановить, распутника… — мрачно произнес Ишмурат, занося над боярином нож.
Прохор выпучил глаза и что есть мочи завопил.
Привыкший кастрировать жеребцов Ишмурат спокойно делал свое дело, приговаривая:
— Потерпи маленько, сейчас кончу. С этого дня будешь жить без всяких забот. — Произведя операцию, он посыпал рану солью, чтобы остановить кровь, завернул в тряпочку кусочек отрезанной плоти и, протянув одному из крестьян, наказал: — На, отдай это боярину Максимову да передай на словах, пускай не держит на нас зла. У нас не было другого выхода.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Пахари зашумели:
— Уж мы-то вас понимаем, ишо как понимаем!
— Молодой боярин и нашим девкам житья не давал!
— Теперь-то уж, чай, угомонится!..