у меня кто-нибудь, я бы, наверное, вздохнул с облегчением. Интересно, а как бы сложилась моя жизнь, женись я на Марье? Наверняка у меня не было бы этой шикарной квартиры на Печерске с видом на Днепр и на город. И должности не было, мой папа наверняка бы сделал для этого все просто из чувства ярости, что я не выполнил его наказ. В общем, много чего не было бы. Но больше всего меня интересует вопрос, был бы я счастлив? Мне даже самому себе страшно признаваться, что, скорее всего, был бы. Даже в долбаной квартире-студии, в которой тогда жил, я был бы с ней счастлив. Потому что она умела заряжать этим чувством всех окружающих, несмотря на свою не самую легкую жизнь.
Вздрагиваю, когда прохладные руки с ярким красным маникюром скользят по моей груди, спускаются по животу и ложатся на член. Перехватываю назойливые пальцы и торможу их, сжимая.
– Ну ты чего? – мурлычет Ника. – У нас так давно не было секса.
– Не в настроении.
– На работе проблемы?
– Ника, разговаривать я тоже не расположен.
Она резко отдергивает руки, и я слышу громкий топот, когда она удаляется в сторону спальни.
Усаживаюсь в кресло, подтянув его ближе к окну, но теперь за окном вижу не город, а «фильм» про Марью. Прошло всего три года брака, и я не охладел к сексу, но жену не хочу. Зато стоило Марье пройти передо мной во влажной блузке, и моим членом можно было колоть орехи. Вот как так? Может, потому что я знаю, какая она в постели? Что она страстная и отзывчивая? Поэтому?
Сжимаю стояк, чтобы хоть немного унять желание, и по телу проносится волна дрожи. Прикрываю веки, и в памяти тут же возникает образ Маши. Она округлилась. Грудь стала больше, формы мягче, хоть Марья и похудела, но не выглядит угловатой. Казалось, тогда она была полнее, но черты были более резкими. Красивая, зараза. И глазищи эти, которые в самую душу смотрят. Сегодня даже возникло желание накрыть ее лицо ладонью, чтобы не смотрела на меня так. Отвернуть ее, даже самым грубым образом. Во взгляде сохранилась невинность, которая меня раздражает еще сильнее.
Я даже не мог подумать, что в таких деталях запомнил ее всю, но сейчас память выдает мне их очень подробно. Кожа светлая, чистая, нежная. Пальцы тонкие и длинные. Не такие ухоженные, как у моей жены, зато они без агрессивного маникюра. Ресницы длинные, когда она моргает, кажется, сейчас должен подняться ветер. А попка… ох, твою мать, я сейчас, кажется, дофанатазируюсь и спущу в штаны, как много лет назад.
Отдергиваю руку, заслышав шаги, и распахиваю глаза. В отражении стекла вижу жену, которая, облачившись в сексуальный пеньюар, топает в кухонную зону. Я встаю со своего места и, осушив стакан одним глотком, ставлю его на кухонный островок, затем иду прямиком в душ. А после него, войдя в спальню, вижу жену, которая разлеглась на кровати в соблазнительной позе. Что ж, даже несмотря на два подхода в сауне, заряд у меня еще есть, поэтому я срываю с бедер полотенце и иду к постели. В конце концов, это мой супружеский долг. К тому же, пар все равно надо спустить, так почему не с Никой?
Глава 29
Я еще никогда не был в ситуации, когда мне трудно было сделать выбор между тем, что подсказывает сердце и мозг. Я избегаю Марью. В прямом смысле этого слова. Стараюсь совсем с ней не пересекаться. Уезжаю довольно рано, а возвращаюсь тогда, когда ее уже нет в моем доме. Но ее запах навязчиво преследует меня, и это раздражает. Но я держусь. Несмотря на то, что сердце кричит о том, что мне надо срочно увидеть ее, головой я понимаю, что это хреновая идея.
Моя предвыборная гонка в полном разгаре. Надо сказать, я не ожидал, что у нее будут такие масштабы. Теперь я даже закурить не могу без общественного порицания, поэтому приходится прятаться так, чтобы меня ни в коем случае не засекли камеры. Снова чувствую себя подростком, который прятал от родителей сигареты и зажевывал курево жвачками.
– Кир! – Ника снова врывается в мой кабинет без стука. Я лениво кручусь в кресле, чтобы встретиться с ней взглядом.
– Дверь закрой, если не хочешь, чтобы куревом воняло во всей квартире. – Она хлопает ею так, что, кажется, сейчас картины со стен рухнут на пол. – Аккуратнее.
– Я сделала так, как ты просил! – выпаливает со злостью, упираясь руками в документы, лежащие на столе.
– Убери руки со стола.
– Что? – она опускает глаза на бумаги, а потом слегка сминает их пальцами, ее лицо перекашивает от ярости. – Да насрать мне на эту хрень, понял?!
– Я тебе сейчас пальцы поломаю, – говорю спокойно, глядя на нее без единой эмоции. Видимо, есть что-то такое в моем голосе и взгляде, что она медленно убирает руки с документов.
– Ты просил сказать, что я беременна. Я сказала. На публику, мать твою! – снова взвивается Ника. – Уже прошло два месяца. Мне пора потерять ребенка!
– Чего ты так завелась? – прищурившись, спрашиваю я. – Смотри, как все тебя полюбили. Пресса называет самой красивой будущей мамой столицы. Сиди да радуйся. Что тебя не устраивает?
– Я не могу отдыхать! – визжит она.
– Перестань орать, истеричка! – припечатываю ладонью по столу, и она затихает. Складывает руки на груди и быстро дышит, глядя на меня с яростью. – Отдыхать – это в смысле со своими подружками-блядями по клубам шастать? Я предупреждал, что так будет. Но ты же хотела быть первой леди столицы? Кушай с булочкой, не обляпайся.
– Ты еще не мэр, – брезгливо кривится.
– Слышала о таком выражении, что чтобы стать женой генерала, надо выйти замуж за солдата?
Она склоняет голову набок и смотрит на меня со снисходительным презрением. Это выражение лица я у нее ненавижу. Хочется замахнуться и влепить ей по лицу со смачным таким шлепком. Но несмотря на то, что из Светланы Игоревны получилась хреновая мать, все же она кое-чему меня научила. Например, тому, что бить женщин – ниже мужского достоинства.
– Я не подписывалась на всю эту хрень!
– Тогда можешь собирать вещи, мой адвокат пришлет тебе иск о разводе, – спокойно отвечаю я, с удивлением обнаруживая, что испытал бы облегчение, поверни наша история в эту сторону.
– Да пошел ты! – выкрикивает Ника и, развернувшись, выходит из кабинета, громко хлопнув дверью.
Я откидываюсь на спинку кресла и провожу рукой по