Алехан остановился, он заново переживал те насыщенные событиями дни, когда все висело на волоске. Мамелюки с турками бились против мятежных арабов с мамелюками, причем последних теснили. Резня христиан была неизбежной, когда к песчаным палестинским берегам подошла русская эскадра — орудийные жерла, торчащие из пушечных портов, прикрыли высадку трехтысячного десанта.
— Дамаск Дагир потерял, Али-бей ушел с оставшимися войсками в Египет. И сейчас, как мне сообщают шпионы, там ведет шашни с англичанами, хотя пишет и мне, клянется в дружбе. Думаю, как только османы восстановят силы, они наши войска там могут прихлопнуть в первую очередь, государь. А потому их надо всемерно усиливать!
— Не вышло из нас «новых крестоносцев», князь. Священная Лига решила не посылать войска, а тут удержаться будет трудно, рассчитывая только на свои силы.
— Я бы не сказал так, государь, — Алехан отвечал осторожно. — Больше половины населения Ливана христиане, в Палестине наших единоверцев тоже хватает, не меньше четверти жителей. Эмир Дагир умен, и понимает, что только с нашей помощью может удержаться правителем всей Галлилии. А потому идет на уступки там, где ни один из магометанских правителей бы не пошел. Однако, не скрою — у меня у самого несколько раз появлялось желание вывезти оттуда наши войска…
— Поход мамелюков и палестинцев в Сирию полностью провалился, хотя они Латакию взяли, и немного не дошли до Антиохии, — с угрюмым лицом произнес Иоанн Антонович.
— Надо было мне не торопиться с объявлением «крестового похода» — арабы отказались воевать с единоверцами турками. Угроза вторжения христиан сильно испугала магометан. Это моя ошибка — лучше было бы затянуть междоусобицу в Порте. А потом нагрянуть сюда всеми нашими силами — хотя такая операция больше попахивает авантюрой.
— Государь, мы закрепились в Ливане, и удержимся. Сидон отлично укреплен, там надежный гарнизон. Это наш главный опорный пункт, в любой момент мы можем перевезти войска с Кипра для усиления. Пока господствуем на море, то Ливан удержим за собой обязательно. С востока прикрыты горами и пустыней, с запада море, на котором наша эскадра. Наступать турки могут только с севера, в лоб на построенные укрепления — против любых сил неприятельских выстоим.
Алехан говорил уверенно — он сам побывал в тех краях, говорил с христианами, что наперебой просились под русское покровительство. Да и право на эти земли, как часть византийского наследства, полное. Все же библейская земля — здесь зародилось христианство.
— С юга эмир Дагир подпирает. Этот хитрец, ваше императорское величество, нами просто загородился от османов. Он полностью контролирует все галлилейские земли, предоставив вам, государь, только порт Акры, но не пускает в свою столицу Яффу, куда постоянно прибывают паломники, желающие посетить святой город Иерусалим.
— Да, затея с Иудейским царством у меня не вышла!
— Выйдет, государь, всему свое время. У вас завсегда получается воплотить задуманное в жизнь. Несколько тысяч иудеев приплыло в Акру, за ними последуют другие их единоверцы. Да и христиане начнут приплывать в гораздо большем числе — и многие уже здесь остаются, чтобы с оружием в руках сражаться против магометан!
Иоанн Антонович усмехнулся, услышав горячие слова Орлова, и уселся в кресло. Достал папиросу из коробки и закурил. Побарабанил пальцами по столу, о чем-то напряженно размышляя. Затем заговорил:
— Всех союзников один батальон пруссаков, да полк польских улан — ляхи на голову совсем отбитые. Зато «крестоносцы», мать их за ногу — а нам тут отплевывайся. Но главное дело завершено — теперь Сидон для турок вечная заноза, им ее выдирать любым способом нужно. Помощь получить только от Дагира можем, мамелюки через безводный Синай теперь не пойдут — они от Порты независимы полностью и тем довольны.
— Так и есть, государь.
— Ладно, время покажет, что мы там сделать еще сможем. Но раз зацепились, то терять эту землю нельзя. Иначе ущерб для репутации понесем, и турки от первой победы воспрянут…
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Глава 2
Константинополь
Иоанн Антонович
полдень 4 июля 1774 года
— Король Карл, тринадцатый этого имени, окончательно сошел с ума! Врачи боятся за его рассудок — ему все время кажется, что с неба спускаются всякие создания, для непотребств предосудительных!
Голос канцлера Ивана Андреевича Остермана был серьезен, только веселые огоньки бесенятами прыгали в глазах. Преемник старшего графа Воронцова, Михаила Илларионовича, что недавно подал в почетную отставку со столь хлопотной должности в виду подступившей дряхлости, по роду своей дипломатической деятельности всегда сохранял полное спокойствие в любой ситуации.
— Какое несчастье, — притворно вздохнул Иван Антонович, — и что теперь будет делать риксдаг?
— Партия «колпаков» предложила возвести на трон голштинского герцога Пауля-Петера. Иной кандидатуры, более достойной персоны, просто нет. Постоянные несчастья с сыновьями покойного короля Адольфа Фредерика оставили трон без продолжения прямых наследников, — подытожил канцлер, и воздел глаза к небу.
— Кто бы мог подумать, что за пять лет сестра прусского короля Фридриха потеряет сразу двух сыновей, младшего от болезни, а старшего из-за прискорбного случая со взбесившейся лошадью. Какие нелепые смерти, абсолютные по своей случайности!
— Такое горе, как я ей сочувствую всем свои сердцем! Отправлю свое личное соболезнование несчастной королеве-матери немедленно, собственноручно напишу!
Иоанн Антонович вздохнул, совершенно не веря огорчению канцлера. Впрочем, как и умница Остерман не принимал близко к сердцу сокрушенный донельзя вид монарха — будущая выгода для России была слишком очевидной от смены короля.
— Молодой герцог вас почитает, государь, и постоянно вспоминает то время, когда был цесаревичем Павлом Петровичем. Думаю, с его воцарением, Швеция перестанет быть для нас угрозой.
— Я тоже так считаю… Пока…
В очередной раз притворно вздохнул Иван Антонович и даже перекрестился. Но мысли текли радостные, совсем не отвечающие расстроенному облику императора.
«Наглотался бедолага лекарств от медиков — вот и начались стойкие галлюцинации. Зачем прибегать к яду там, где есть «прикормленные» фармацевты. Младший Фредерик Адольф от природы был болезненный, поехал в Париж за приключениями, вот и скончался во время оргии — не рассчитал сил юнец, какие могут быть подозрения.
Бывает!
Средний братец Карл женится тоже не успел — горячий и вспыльчивый, увлекался оккультизмом, а потому потихоньку поехал рассудком на этой почве. Просто пришлось ускорить этот процесс — потомок викингов от препаратов своих предков, к которым пристрастился, быстро «поехал крышей». Вот и видится ему Валгалла, везде мерещится Локи с прочими богами. Ничего страшного — просто слабоумие настигло. А что вы хотите от монарха с таким несчастливым номером?!
А старший братец самый опасный был!»
Густав, после потери датской невесты, которую спешно выдали замуж за брата русского императора, люто возненавидел восточного соседа, с которым Швеция за прошедшие полвека дважды воевала, причем каждый раз неудачно, потеряв многие владения.
Так что кронпринц, то ли от этой ненависти, то ли от переживаний, к женскому полу стал абсолютно равнодушным. Зато окружил себя смазливыми фаворитами, с которыми проводил все время, приводя в сильное смущение добропорядочных горожан.
Такие предосудительные забавы кронпринца вызвали открытое негодование среди верноподданных шведской короны. Даже министр юстиции Энгестрем публично осудил «забавы», сочтя их крайне предосудительными — ведь кронпринц распространил «грех мужеложства, который до сей поры был почти неизвестен в этих краях».
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Не внять такому предупреждению было нельзя — король быстренько спровадил неразумного первенца во Францию, где тот своими пристрастиями вызвал ажиотаж у легкомысленных парижан. Однако на родине наследника престола продолжали склонять на все лады!