Зато они были у генерала, и он начал расспрашивать, как они вышли на след похищенных врачей, как добрались до нужного кишлака, как прошла сама операция по освобождению. Генерала, как военного человека, интересовали подробности организации разведки, освобождения заложников, их эвакуации. Что ж, секрета тут особенного не было, и Переверзев рассказал, как они действовали. Заодно он вспомнил про Махмуда Мирзаха, учителя из кишлака Джур, который помог группе выйти на след боевиков, а также купил им ишака.
– Он очень просил, чтобы мы рассказали о нем в Министерстве просвещения, – сказал Переверзев. – Он хочет, чтобы его перевели оттуда. Мне, в моем нынешнем положении, добраться до афганского министерства будет трудновато. Может, вы можете помочь Мирзаху?
– Абсолютно никаких проблем! – заявил генерал и записал имя Мирзаха в свой блокнот. – Я завтра же свяжусь с афганским министром и все расскажу.
Наконец вопросы у генерала Конрада иссякли, и он вернулся к своему ноутбуку. А Переверзев погрузился в полудрему, из которой не собирался выходить до самой посадки. Он только сейчас понял, в каком напряжении находился все эти девять дней. Теперь нервы, натянутые, как струны, постепенно возвращались в нормальное состояние. Он привыкал к сознанию, что ему не нужно ждать каждую минуту нападения боевиков, не нужно считать оставшиеся боеприпасы, не нужно через силу карабкаться по горам…
Он собирался дремать до самого Кабула, но тут кто-то тронул его за плечо. Открыв глаза, Переверзев с удивлением увидел… Михаила Павловича Кузьмина! Генерал-лейтенант, с туго перебинтованным плечом, сидел рядом с ним на складном стуле.
– Как вы здесь оказались? – спросил майор. – Мне говорили, что вы в коме, врачи еще спорили, когда вас из нее выводить…
– Врачи тоже иногда ошибаются, майор, – отвечал генерал-лейтенант. – Как и отдельные генерал-лейтенанты. Ранение у меня, как выяснилось, не такое тяжелое. Просто крови много потерял, и с сердцем плохо стало. Вот эти три фактора наложились, и сознание отключилось. Все-таки возраст у меня не тот, чтобы по горам, словно серна, бегать. Сейчас американский доктор догадался поддержать мое сердце, и я сразу в себя пришел. Ну и захотел с тобой поговорить.
– Я очень рад вас видеть в добром здравии, Михаил Павлович, – отвечал Переверзев. – А что это такое вы говорили про генерал-лейтенантов, которые иногда ошибаются? Кого вы имели в виду?
– Себя, конечно, кого же еще! – воскликнул Кузьмин. – Но прежде чем мы будем обсуждать этот важный вопрос, хочу предложить тебе одно верное средство от болезней и душевных ран.
И генерал-лейтенант извлек из бокового кармана куртки плоскую флягу. Переверзев не стал спрашивать, что за «верное средство» находилось во фляге – об этом было легко догадаться. Вертолет ощутимо трясло, поэтому пить можно было только из горлышка, по очереди. Так они и поступили. Переверзев отхлебнул (это была водка хорошей очистки), передал флягу Кузьмину и повторил вопрос:
– Так в чем же была ваша ошибка? Что-то я ничего такого не помню…
– Ну как же! – воскликнул генерал-лейтенант. – А мое предложение идти на этот кишлак, как его… Камдеш? Если бы ты послушал этого моего совета, от всей нашей группы никого в живых не осталось. Только твое упрямство, твое желание идти в Хост нас и спасло. Ведь под тем кишлаком американцы нас не ждали, и сколько бы мы там ни стреляли, нас бы никто не услышал.
– А ведь и правда… – протянул Переверзев.
До сих пор он как-то не думал об этом. А теперь осознал, что его первоначальное решение действительно оказалось правильным.
– Да, майор, все ты сделал, что называется, «на ять», – заключил Кузьмин. – А что сержант у тебя погиб – что делать… Такая наша профессия. У меня вот двое друзей погибло, и каких друзей! Особенно Ахмада жалко. Мы с ним в таких переделках бывали, столько раз он меня выручал… Теперь друзей у меня осталось только трое. Это уже не такая боеспособная группа, какую я собрал нынче тебе на выручку. Давай помянем погибших!
Они отхлебнули еще по глотку, и генерал-лейтенант спрятал пустую фляжку.
Вертолет накренился, заходя на посадку. Переверзев глянул в иллюминатор – там виднелись дома, улицы, ездили машины. Это был Кабул. Предупреждая вопрос Переверзева, генерал-лейтенант пояснил:
– Садимся на военной базе Международных сил, это пять километров от Кабула. Наши, из Душанбе, сюда не летают, они садятся на другом аэродроме. Попросим у твоего сердечного друга генерала Конрада пару машин и отправимся туда. Я прямо сейчас, на земле, свяжусь с нашим командованием в Душанбе и попрошу выслать борт. Часа через три он будет здесь. Погрузимся, и можем лететь на родину.
– Да, хорошо… – отозвался Переверзев.
Проницательный Кузьмин глянул на него внимательнее:
– Да ты словно не рад? Ты что, хотел в Кабуле задержаться? Здешние красоты посмотреть? Поверь: никаких особенных красот здесь нет.
– Да нет, не в том дело, – отвечал майор. – Просто я дочке обещал привезти из командировки какую-нибудь безделицу: кувшин, или покрывало, или куклу. А теперь, даже если мы в Кабул заедем, я все равно ничего купить не смогу, потому что с носилок не встану.
– Ничего страшного, – отвечал Кузьмин. – Я скажу кому-нибудь из своих, Сайдулле или Амирану, они тебе в Самару настоящее афганское изделие пришлют. Такое, что на базаре не купишь. Будет у твоей дочери подарок. Только с небольшой отсрочкой…