Читать интересную книгу Линия крови - Джеймс Роллинс

— Если так, нам ее никогда не найти.

По крайней мере, живой.

— Я продолжаю наблюдать, — сказал Пейнтер. — Но пока что мы решили подержать твою команду на месте. Если даже ее вывезли — ну, допустим, морем, — то наверняка недалеко. И я хочу, чтобы ты с ребятами был где-то поблизости.

— Понял.

Сейхан вернулась, и Грей отключил телефон. Она забрала его, отложила в сторону, затем постучала ладонью по краю ванны.

— Сюда. Повернись ко мне спиной.

Затем открыла аптечку и достала оттуда тюбик крема против ожогов и еще гель на водной основе для смягчения раздраженной кожи.

— Не хочу, чтобы ты…

— Тогда позову Ковальски. Но не думаю, что тебе это понравится.

Грей тяжело вздохнул, вылез из воды и присел на край ванны спиной к ней. Сейхан осторожно вытерла кожу. Уголком глаза он следил за ее отражением в зеркале. Затем она выдавила крем на ладони, потерла их и приложила к горящей коже.

Охлаждающий реагент глубоко проникал в его плоть в тех местах, где находились ее ладони. Он тихо застонал.

— Что, больно?

— Нет, — поспешил ответить Грей.

Сейхан продолжала растирать кожу, словно смывала при этом боль. Пирс расслабился, опустил плечи. Дыхание его стало более ровным, глубоким. Потом он смежил веки.

Сейхан молчала. Он слышал лишь ее дыхание — вдох, выдох. Пальцы то поднимались к шее, то опускались вниз вдоль позвоночника. Он вдруг поймал себя на том, что всем телом поддается этим прикосновениям — и не только из-за охлаждающего действия бальзама. И в кожу его вернулось тепло, но оно не обжигало. Оно шло откуда-то изнутри. Он откликался на ее прикосновения всем телом и не скрывал этого. Да и просто не мог бы скрыть.

— Грей…

В голосе ее слышался тот же зов.

Он потянулся и схватил ее за руку. И держал ее, не притягивая слишком близко, но и не отталкивая; так и застрял где-то между раем и адом. Пальцы, такие нежные, шелковистые, слегка дрожали в его ладони, точно крохотная птичка пыталась вырваться из клетки.

На сей раз не получится.

Грей еще крепче сжал ее ладонь. Он принял решение.

Он выбрал рай.

Медленно притянул ее к себе, повернулся к ней лицом, и губы их соединились. А потом вдруг он все понял. И так и застыл от шока.

— Грей? Что такое?

Он откинулся назад, глаза его расширились. А уверенность все росла.

— Я знаю, где Аманда.

23 часа 32 минуты

— Вам надо побольше ходить, — заметил доктор Блейк, поддерживая ее под локоток. — Это поможет плоду занять более правильное положение.

Аманда медленно ковыляла по безликому белому коридору. Она не знала, где находится, понятия не имела, сколько теперь времени. Женщина проснулась в больничной палате без окон часа четыре тому назад. Врачи сделали еще одно ультразвуковое обследование, затем посмотрели пациентку в гинекологическом кресле и извлекли из нее какой-то напоминающий губку предмет.

Доктор Блейк объяснил: Пока вы находились под наркозом, мы ввели вам синтетический осмотический расширитель, позволяющий мягко раскрыть шейку матки. Техника старая как мир, но весьма эффективна при подготовке к родам.

Только тогда Аманда узнала, что ее готовят к преждевременным родам. Она протестовала и возмущалась, но они остались глухи к этим протестам. Взамен она получила почти отеческие заверения в том, что она в хорошем состоянии и никакого риска для нее или ребенка не существует.

Однако, услышав это, никакого облегчения Аманда не испытала. Она вспомнила разговоры, подслушанные ею же во время полета, — о том, что они собираются разрезать ее дитя на мелкие кусочки, точно какое-то подопытное лабораторное животное. Ей необходимо найти способ их остановить.

Она шла, поддерживая живот одной рукой, словно пытаясь убедиться, что пока что ее ребенок в безопасности, она не хотела отдавать его им. Но десять минут тому назад ей вагинально ввели простагландин, а это означало, что они все же намерены вызвать преждевременные роды.

Я не отдам им моего ребенка.

И вдруг впереди Аманда увидела широкое окно, из которого в коридор лился яркий свет. И она, вырвав руку у Блейка, поспешила к нему.

Может, там выход. Или хотя бы пойму, где нахожусь.

А в глубине души тлела черная потайная мысль — выброситься из этого окна с высоты. Лучше смерть, чем обрекать на мучения свое дитя.

Аманда добежала до окна — и тут же в ужасе отпрянула. То был вовсе не солнечный свет, он исходил от ослепительно-ярких галогенных ламп под потолком лаборатории. Нечто похожее она видела в Чарльстоне, где ей делали операцию по искусственному оплодотворению. Здесь было множество отсеков, приборов и микроскопов. Все сверкало белизной, чистотой и нержавеющей сталью.

Но напугало ее не это, а объект исследования, находившийся лицом к ней, — в буквальном, а не переносном смысле слова. Отделенная от тела голова человека, закрепленная на штативе, на высоте среднего человеческого роста. А футом ниже виднелось целое гнездо из пластиковых трубочек, опутавших сердце. В темную мышечную его ткань было внедрено шагомерное устройство, присосалось к сердцу, точно серебряный паук. Сердце сокращалось примерно раз в две секунды, слегка подпрыгивая при этом и дрожа. А еще ниже — пара розовых легких; они были подвешены в прозрачной стеклянной колбе, и эта отделенная от тела ткань была подсоединена к вентилятору и то раздувалась, то опадала. Остальные части тела размещались чуть дальше, в менее прозрачных сосудах, но Аманда в ужасе отвернулась, не стала разглядывать.

Все свое внимание она сосредоточила на лице жертвы. Рот закрыт и заклеен липкой лентой; веки полуопущены. Шею покрывает толстая повязка, из-под нее тянутся проводки и прозрачные трубочки с кровью — и все это подсоединено к какому-то прибору размером с письменный стол, что находился за штативом. Похоже, кто-то расчленил человека на мелкие составляющие, отделил органы от всего остального тела и теперь проводит чудовищные исследования.

Аманда не могла больше смотреть, резко развернулась и уткнулась прямо в грудь доктору Блейку. Он бережно подхватил ее.

— Что все это значит? — выкрикнула Аманда.

— Мы спасаем жизни, — спокойно ответил он. — Продолжаем российскую исследовательскую программу, начатую еще в сороковые. Правда, тогда они использовали собак, ставили опыты, выясняли, как долго можно продержать отдельные части тела живыми с помощью искусственной подачи кислорода, поддержания кровотока и так далее. Также семьдесят лет тому назад, с использованием самых примитивных инструментов, ученым удалось поддерживать жизнь в отсеченных головах на протяжении нескольких дней, причем они реагировали на звуки, пытались лаять, и уши у них шевелились.

Аманда с отвращением покачала головой.

— Да, понимаю. Но сколь ни отвратительным это может показаться, те, самые ранние эксперименты позволяли создать первый аппарат для вентиляции легких, первый кардиостимулятор… То был огромный скачок в технологиях, он помог в последующем спасти тысячи жизней.

— Но это… — слабым голосом произнесла Аманда и указала на окно.

— Это столь же важно и прогрессивно. Опыты на животных существенно помогли развитию медицины как науки. Но с учетом последних достижений в микрохирургии, нанотехнологиях, нейрохирургии, кардиологии и фармацевтике нельзя, просто преступно останавливаться на достигнутом. И наши эксперименты имеют целью изучение жизнеспособности отдельных тканей, что, в конечном счете, поможет не только спасать жизни, но и продлевать их.

Голос его звучал возбужденно, даже экзальтированно. Блейк был готов принести любые жертвы на алтарь науки, и моральная сторона вопроса его ничуть не волновала. Подобно какому-нибудь проповеднику, он свято верил в правоту своих убеждений и, как любой истинно преданный верующий, искал пути обратить в свою веру других.

Но Аманда не верила ему. Ни на грош. Каким бы соловьем он там ни разливался.

А затем вдруг ее внимание привлекло какое-то движение за стеклом. Откуда-то из заднего помещения в лабораторию шагнула фигура в цельном защитном комбинезоне и с подносом в руках, на котором были разложены хирургические инструменты. Вошедший заметил зрителей и всмотрелся в окно.

Над белой маской сверкнули такие знакомые холодные глаза.

Петра.

И Аманда тотчас вспомнила похвалы доктора Блейка в адрес ассистента, вспомнила, как он восхищался ее профессиональным мастерством. Она переводила взгляд с Петры на отсеченную голову. Неужели они собираются проделать то же самое с ее ребенком?

Слова Петры до сих пор звучали в ушах:

Расслаблюсь только тогда, когда плод будет лежать на столе, в лаборатории для вивисекции.