И вот она здесь.
Такая теплая, такая живая… И это знание, это понимание неожиданным потоком обрушивается на меня.
Она и впрямь здесь. Не иллюзия, не пьяный бред воспаленного сознания. Это не сон.
Реальность.
И она здесь. Живая.
Я просто смотрю на нее, отмечая каждое легчайшее изменение в ее взгляде. Она отпечатывается во мне так четко, так ясно, что я и через тысячу лет смог бы до мельчайшей детали вспомнить ее образ.
Я просто смотрю на нее и понимаю, что мне не хватит и всей моей жизни, чтобы насмотреться.
Я просто смотрю, не в силах отвести взгляд даже на мгновение.
Я просто смотрю на нее.
И она смотрит в ответ. Удивленно, немного испугано и настороженно — словно не понимает, чего жать от меня. Какой-то частью сознания я понимаю, что, вероятнее всего, я лишь только пугаю, когда так пристально смотрю на нее. Но на то, чтобы отвернуться или опустить взгляд нет ни силы, ни желания, ни воли.
Я не знаю, как долго мы так смотрим друг на друга. Думаю, прошло довольно много времени. И все же я не в силах сдержать прерывистого вздоха, когда она, тихо улыбнувшись, едва слышно шепчет:
— Привет.
— Спасибо, — тихо говорю я вдруг.
— За что? — удивленно спрашивает она, а я не могу ей ответить, потому что и сам не знаю ответа на ее вопрос.
Точнее, ответов слишком много. За эти годы мне столько раз хотелось ее поблагодарить. За многое. За всю мою жизнь, что благодаря ей изменилась в лучшую сторону и наполнилась смыслом.
— За то, что ты жива, — говорю я тихо. Именно за это я больше всего благодарен ей. За то, что она тогда не умерла окончательно. За то, что у меня появилась возможность вновь увидеть ее, — я скучал по тебе.
И это тоже правда. Не передать словами, как сильно я тосковал по ней.
И, кажется, Яре вовсе не нужны слова — она все видит в моем взгляде. Все, что я так хотел сказать ей, но так и не смог подобрать нужных слов, чтобы выразить все это.
Она на мгновение прикрывает глаза, словно пытается осознать все, что увидела, а потом вновь смотрит на меня, и это уже совсем другой взгляд. Теперь в нем нет ни страха, ни волнения, ни испуга — нет, теперь в ее глазах я вижу совсем другие чувства, более сильные, более глубокие.
От этого перехватывает дыхание и на мгновение я, кажется, и вовсе забываю, как дышать.
— И я скучала по тебе. Я… Дар, я так сильно скучала, — вдруг шепчет она, а в следующее мгновение она уже в моих объятьях. Она прижимается ко мне крепко-крепко, изо всех сил, словно пытается врасти в меня, хотя уже поздно — кажется, она уже давно находится в каждой клеточке моего тела.
Она сжимает край моей рубашки и тихо вздрагивает. Она плачет, и от этого на сердце так больно, что кажется, я совсем скоро умру. Умру от боли ли за нее, или же от счастья, что чувствую тепло ее тела, тепло ее жизни…
Я медленно глажу ее по волосам, шепча какие-то глупости. Мне страшно прикасаться к ней — я боюсь причинить ей боль своими неловкими движениями. И все же она так сильно цепляется за меня, словно ища защиту, что мне не остается ничего другого, как самому прижимать ее к себе — аккуратно, бережно и осторожно.
Она жива.
Теперь я действительно верю в это. Теперь я это чувствую. И теперь никто не сможет у меня ее вновь забрать. Я готов бороться с чем угодно, лишь бы не потерять ее вновь.
Я сделаю все, чтобы спасти, чтобы уберечь ее от смерти.
И если надо будет, то я ее и у смерти украду.
И никто не сможет меня остановить.
Глава 28. Непростой разговор
Этот разговор дался нам обоим непросто.
Конечно, радость от долгожданной встречи сглаживала многие углы. И все же было действительно сложно — уж слишком много тайн накопилось за это время, слишком много времени прошло с тех пор, как мы вот так разговаривали друг с другом.
Я просто не представляла, с чего начать этот разговор. О чем говорить? Что именно рассказать? Открыть свою тайну Дару стало для меня огромным облегчением, но теперь я стала бояться иного — что он не сможет до конца понять причины, по которым я не рассказала о себе до сих пор.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Вот только я, кажется, успела подзабыть, что среди всех моих близких, Дар всегда понимал меня едва ли не лучше всех.
Мы говорили долго.
Правда, сначала Дару пришлось меня успокаивать, потому что эта наша встреча, эта тайна, о которой он узнал, стала последней каплей и я просто разрыдалась, как маленький ребенок. Через слезы я отпускала все свои страхи, всю свою боль, все свои сомнения.
Я действительно испытала такое дикое облегчение, что просто не смогла больше сдерживать слез.
И Дар успокаивал меня точно так же, как успокаивал когда-то давным-давно. И мне даже на какое-то мгновение показалось, что и не было всех этих лет, всех этих моментов, которые я пережила без него. Показалось, что я вновь юная принцесса Ярина, которая чем-то расстроена. Показалось, что не было этих испытаний, что Дар все такой же юный, каким был тогда. Показалось, что не было этой смерти, что стала причиной нашей долгой разлуки.
Но, если подумать, то, наверное, я все же повторила бы свою судьбу, будь у меня возможность что-то изменить. Потому что именно благодаря смерти, благодаря той жизни на Земле, благодаря жизни здесь в образе никому не известной девушки, я стала сильнее.
Об этом я и говорила Дару.
Я рассказала ему, наверное, обо всем, что случилось со мной после той смерти. Я говорила, говорила, говорила и чувствовала, что мне становится легче дышать, словно до этого на меня давил огромный груз.
Дар тоже о многом говорил. Он рассказал о том, как долго работал в Тайном ведомстве над моим делом в безуспешных попытках найти моего убийцу. Рассказал о том, что однажды понял, что нужно отпустить прошлое и начать жить настоящим. Рассказал о том, что для того, чтобы ситуация, что произошла со мной, больше не повторялась, он решил создать Академию, которая обучит ребят, способных защитить людей. Рассказал о том, с какими трудностями пришлось ему столкнуться.
Рассказал он и о том, как складывалось его общение с Киром и Лео.
Он тоже о многом говорил.
О похищении принцессы и о том, что мне удалось выяснить, мы поговорили отдельно, едва ли не сразу после того, как я перестала плакать у Дара на плече.
О самом похищении я рассказать могла совсем немногое — лишь смогла описать то, что успела увидеть и почувствовать.
А вот о том, что я выяснила, мы говорили дольше, хотя, по сути, выяснила я совсем немного — лишь то, что мое похищение и моя смерть связаны с похищением принцессы Ирисы.
Ритуал.
Забавно, конечно, но и я когда-то, и Ириса сейчас нужны были для одного ритуала. И свиток, который я отыскала среди тех записей, был ничем иным, как подробным описанием этого ритуала, точнее того, что именно необходимо для него и какие условия должны были быть соблюдены.
Список был довольно объемным и, что самое интересное, достать некоторые ингредиенты для подобного ритуала было практически невозможно. Они были доступны лишь членам императорской семьи.
Вообще, у меня сложилось такое впечатление, что и сам ритуал был придуман специально для императорской семьи — уж слишком он был своеобразен. Знать бы еще с какой целью, ибо, к сожалению, в свитке ничего не было сказано про конечный результат. Но, вероятнее всего, ни к чему хорошему этот ритуал не мог привести, потому что в нем необходима была жертва.
Чистая и невинная душа и тело младшего члена императорской семьи.
Вот для чего тогда требовалась моя смерть. Вот для чего похитили Ирису.
Для роли жертвы в страшном ритуале.
И не удивительно, что тогда мой убийца обозлился на меня — я не могла считаться правильной жертвой, так как буквально за несколько часов до этого провела ритуал, разделив свою душу.
Теперь же опасность стать жертвой в ритуале угрожала Ирисе — ведь теперь она считалась младшим членом императорской семьи. И эта угроза, вероятнее всего, исходит от близкого человека.