Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Осенью 1561 года в Пуасси в присутствии двора имело место религиозное собеседование по вопросам, обсуждавшимся на съезде. Представитель реформатов, Теодор Беза, заслужил одобрение своим светским лоском, красноречием и остроумием, в которых не уступал своему могущественному противнику, кардиналу Шарлю. Этот словесный турнир не имел ощутимых последствий, но он ободрил протестантов, становившихся увереннее по мере возрастания их общин, которых к тому времени насчитывалось во Франции уже до двух тысяч. Название гугенотов становилось уже неподходящим: оно означало «люди короля Гуго», а этот король играл в понятии населения близ Тура ту же роль, какую народная немецкая фантазия приписывает своему ночному «дикому охотнику». Теперь протестанты могли собираться уже не только по ночам и под охраной призрачного Гуго.
Сен-Жерменский эдикт, 1562 г.После нового совещания с членами всех французских парламентов, регентша склонилась на предложения умеренных. В январе 1562 года был обнародован Сен-Жерменский эдикт, которым отменялись прежние кары против протестантов и они получали свободу проповеди, молитвословий и всяких религиозных упражнений. Нормой считалась лишь Библия и так называемый Никейский Символ Веры. «Если свобода, даруемая этим эдиктом, удержится, то папство рухнет само собой», – заметил Кальвин.
Кровавая бойня в ВассиВесьма возможно, что гугеноты несколько зазнались под покровительством такого эдикта, но наглое и бесполезное насилие, совершенное герцогом Франсуа Гизом, главой католической партии, нарушило мир через несколько месяцев по его провозглашении. В марте 1562 года герцог на своем пути из Жуанвиля в Васси увидел кальвинистскую общину, отправлявшую свое воскресное богослужение в овине. Он набросился на собравшихся, очевидно, провоцируя столкновения, и безоружные люди были перебиты сопровождавшей его свитой. Страсти разгорелись снова. Конде и его сторонники не могли оставаться в Париже, где взволнованное население грозило ежеминутно расправиться с ними при помощи оружия. Смелость католической партии и ее вождей, вошедших в соглашение с Испанией, стала проявляться тогда в такой степени, что регентше приходилось или управлять в духе этой партии, или примкнуть к гугенотам, что было против ее взглядов. Январский эдикт был признан недействительным для Парижа.
ВойнаГугеноты могли догадаться о том, что их ожидает. Они подняли оружие. Их вожди и проповедники не сомневались в дозволенности такого восстания. Дело шло об освобождении короля из рук вражеской партии, удерживавшей его в плену. Вокруг главы протестантской партии, принца крови Конде, собрались все дворяне-гугеноты и их клиенты[10]. К ним присоединились и некоторые города. Английская королева Елизавета, у которой были свои причины опасаться Гизов, помогла партии деньгами, а старый ландграф Гессенский Филипп прислал им около двух тысяч своих рейтаров и стрелков. С другой стороны, партия Гизов привлекала к себе испанцев, швейцарцев и немецких наемников.
Настало время первой французской междоусобной войне, – первой из восьми[11], которые можно насчитать вообще, – и в пламени ее, разжигаемом борющимися партиями и их иностранными пособниками, королевская власть становилась бессильной. В первой битве при Дре, на Эре, гугеноты потерпели поражение, а сам Конде попал в плен. Но та же участь постигла и его противника, коннетабля Монморанси. Адмирал Колиньи, главный вождь гугенотов, проявил свои боевые способности, успев сохранить порядок среди своих войск после проигранного сражения и поддержать их мужество.
Борьба продолжалась и осада такого важного пункта, как Орлеан, предпринятая Гизом, могла быть для гугенотов гораздо гибельнее полупоражения, понесенного ими при Дре. Но тут произошло одно из тех злодейств, которыми было так богато это время: герцог Гиз был предательски убит одним фанатиком-гугенотом, неким Польтро де Мерей. Этот молодой человек говорил с проповедниками своей партии и с самим адмиралом Колиньи об особой миссии Божией, возложенной на него – не трудно было догадаться, на что он намекает. Они серьезно предостерегали его, говоря, что он рискует спасением своей души. Но далее этого они не пошли, не приняли мер к предотвращению убийства, не предупредили своего врага, и немецкий историк справедливо замечает, что возбужденное религиозное чувство той эпохи низводило людей до нравственной бездны[12]. Они дерзновенно решались даже предрешать суд Божий.
Убийство Генриха Гиза. Амбуазский эдиктПочти прямым последствием этого религиозно-политического убийства было желание регентши вступить в новые переговоры и в марте 1563 года был издан Амбуазский эдикт, повторявший в главных чертах провозглашенное Сен-Жерменским эдиктом: протестантам дозволялось открыто совершать свое богослужение повсюду, за исключением Парижа и тех мест, в которых пребывал бы двор. Но мир продолжался лишь четыре года. Королева Екатерина могла теперь думать о самостоятельном правлении и с этой целью заставила парламент объявить совершеннолетним ее четырнадцатилетнего сына.
Принц Конде и адмирал Колиньи прибыли ко двору. Однако декреты тридентского собора, только что закончившего свои заседания, не были составлены таким образом, чтобы правительство могло принять их без дальнейших обсуждений. Объезжая Францию со своим сыном в 1564– 1565 годах, Екатерина встретилась в Байонне (июнь 1565 г.) со своей дочерью, испанской королевой, и герцогом Альбой, который изложил ей свои взгляды и приглашал ее принять энергичные меры против ереси. Екатерина, как дочь Итальянского дома, отличавшегося государственным умом, и лично вовсе не одержимая фанатизмом, хорошо понимала, что за религиозными интересами тут скрываются и другие, мирские. Поэтому она не дала никаких обязательств, но при общем напряжении умов, в особенности поддерживаемом известиями из Нидерландов, это свидание заставило поволноваться обе партии. Обе стороны стали готовиться к бою и вскоре опасения и вражда прорвали тонкую плотину, сдерживавшую страсти благодаря перемирию.
Военные действия, 1567 г.В один день, а именно 27 сентября 1567 года, гугеноты поднялись во всей Франции. Благодаря хорошей организации своих сил они смогли предупредить удар, который готовила им враждебная партия. Перед их надвигавшимся войском двор бежал в Париж, но столкновение последовало близ столицы, у Сен-Дени. Сражение кончилось поражением для гугенотов, но и их противники понесли чувствительные потери. А в это время на помощь гугенотам спешили из Германии от восьми до десяти тысяч человек кавалерии и пехоты, посланные ревнителем протестантства, пфальцграфом Иоганном Казимиром. Может быть, ради того, чтобы не принимать помощи, охотно предлагаемой Альбой из Нидерландов, французское правительство снова решилось на мир и подтвердило договором в Лонжюмо постановления Амбуазского эдикта от 28 марта 1563 года.
Лонжюмоский договор, 1568 г. ВойнаОднако эти меры не могли разрешить противоречия. В это самое время герцог Альба лил потоки крови в Нидерландах и все, по выражению одного итальянского посла, были в какой-то ярости. При таких обстоятельствах вопрос о том, не замышляли ли обе стороны нарушить договор в то самое время, когда его заключали, становится почти праздным. Пламя должно было само вспыхнуть на раскаленной почве.
Двор был увлечен фанатизмом парижского населения и мнимыми успехами Альбы в Нидерландах. У канцлера Лопиталя, человека умеренного, были отняты государственные печати, мирный договор был торжественно взят обратно и заменен по требованию папы другим, который, допуская домашнюю свободу совести, не дозволял, под страхом смерти, публичного отправления других богослужений, кроме католического.
С жестокостью, проявляемой обеими сторонами, снова началась страшная война,– третья из французских междоусобных войн, вскоре превратившаяся во всеобщую, потому что в нее были вовлечены также Нидерланды, Англия и Шотландия. События 1568 года, в течение которого борьба происходила преимущественно в Нидерландах, уже были упомянуты выше. В 1569 году она была перенесена, главным образом, во французские земли. Гугеноты потерпели поражение при Жарнаке, где пал геройской смертью Конде, и при Монконтуре. Тем не менее, они уже слишком укоренились в стране, и особенно важно было то, что богатый и сильный приморский город Ла-Рошель держал сторону протестантства и стал уже центром небольшой протестантской территории. Таких опорных пунктов было уже немало у гугенотов, что усиливало их сопротивление. Они стойко защищали свои крепости, а вскоре Колиньи выступил и в открытое поле. Снова заговорили о примирении. Силы партий были примерно равны, а вечное кровопролитие не нужно было никому. Национальное сознание, полузаглушенное религиозной враждой, пробуждалось вновь. О последних сражениях можно было сказать, что они проиграны гугенотами, но не выиграны и католиками. В выигрыше оставался один только испанский король. Последствием таких соображений стал новый мир, заключенный в Сен-Жермене на Лэй (8 августа 1570 г.).