Читать интересную книгу Флаг миноносца - Юлий Анненков

- По машинам! - скомандовал Яновский.

В другом конце станицы раздался голос Арсеньева:

- По машинам!

Боевые установки уходили одна за другой. Яновский вспомнил о пехотной роте, остававшейся вместе с моряками:

- Солдаты! На машины!

Матросы сбрасывали пустые ящики с транспортных машин, солдаты садились вперемежку с моряками.

- Давай, давай, браток! - кричал Шацкий, усаживая на свой "студебеккер" пехотинцев в зеленых касках. - Давай все сюда. Машина крепкая, выдержит!

Уже захлопывались борта автоматических пушек Сомина, уходил санитарный автобус, а над ними снова неслись в сторону врага огненные реактивные снаряды.

Отъехав на полкилометра от станицы, моряки увидели стоящий на позициях гвардейский полк "катюш" подполковника Могилевского.

Арсеньев затормозил. Вдали, на пригорке, стояли несколько военных. Капитан-лейтенант узнал генерала Назаренко, а рядом с ним сутулого, узкоплечего подполковника Могилевского. Оба они тоже узнали Арсеньева. Генерал помахал рукой, а Могилевский взял у радиста микротелефонную трубку и что-то сказал. Арсеньев, конечно, не слышал его слов, но ему хорошо была знакома эта гневная короткая фраза:

- По фашистским захватчикам... Залп!

2. У КУБАНСКИХ ПЕРЕПРАВ

Под Армавиром, где река Уруп сливается с Кубанью, в небольшом леске у дороги шел военный совет. Казалось, все повторяется, как прежде. Генералы понимали, что город будет оставлен, а Кубань, как и Дон, не станет тем рубежом, на котором кончится отступление.

- Где сейчас находятся ваши полки РС? - спросил командующий армией у генерала Назаренко. Получив ответ, командующий сделал вывод: - Значит, задержать своим огнем переправу войск противника вы не в состоянии. Будем искать другой выход.

- Думаю, что смогу задержать, - сказал Назаренко.

На этом участке у него был только морской гвардейский дивизион, который в штабе армии называли "Ростовским". Тогда еще не было приказа о присвоении частям почетных наименований по названиям населенных пунктов, да и странно было бы присваивать их после сдачи очередного города. Но разные бывают сдачи городов!

О том, как две с половиной сотни моряков сутки держали под Ростовом авангард танковой армии, известно было во многих частях, и когда доносился слух о новом дерзком маневре Арсеньева, говорили: "А, это те - ростовцы! Тогда не удивительно". Мало кто знал о том, что ростовцы дерутся под флагом "Ростова", да и не так уж важно было это совпадение. Значительно важнее было другое: все больше и больше появлялось полков, бригад, дивизий, в которых зрели внутренние силы для прекращения отступления. Эти части отходили с жестокими боями, цепляясь за каждый рубеж, считая его последним. О таких говорили: "Ну, эти не хуже шахтерской дивизии" - или "Маневрируют, как ростовцы!"

Идея прочной обороны зрела в армии. Эта оборона, еще пока не существующая, уже выкристаллизовывалась в ходе отступления. Сгущаясь вокруг отдельных стойких частей, она рождалась изнутри в ротах, батареях, эскадронах, опрокидывая убеждение о непреодолимости немецкого наступления. Важнее всего здесь был пример. Оказавшись рядом с недрогнувшим полком, другой полк тоже начинал драться так, будто отступать уже было некуда, а в следующем бою этот полк сам показывал пример стойкости и упорства. Каждый новый значительный рубеж тормозил катящийся вал немецкого наступления, предвосхищая новую, еще более значительную задержку. Так было и здесь, под Армавиром.

Назаренко ясно видел процесс, происходящий в войсках. Так же, как и другие, он не надеялся остановить немцев на Кубани, но задержать их хотя бы на несколько часов было необходимо. Задержать во что бы то ни стало, и не только за тем, чтобы обеспечить возможность отхода основной массе войск, но и во имя будущего прекращения всякого отхода.

- До ночи можно удержать все переправы от Армавира до Невинномысска, - сказал генерал Назаренко на военном совете армии. - Это сделают моряки.

Командарм с сомнением покачал головой, но согласился. Назаренко вручил Рощину боевое распоряжение, а через два часа дивизион моряков уже вел огонь по переправам.

На высоком восточном берегу накапливались машины и танки. День клонился к вечеру. Немцы стремились еще дотемна перейти Кубань, чтобы на ночь закрепиться в Армавире и прибрежных станицах. Но в каком бы месте они ни пытались навести понтоны, всюду их встречал огонь гвардейских реактивных установок. Так было и у деревни Марьино, и южнее - в районе Убеженской МТС, и еще южнее - у села Успенского.

В густом кустарнике, у реки, стояла боевая машина второй батареи. Педантичный, неторопливый Сотник пристрелялся к спуску дороги на восточном берегу. Он сам сел в кабину боевой установки, и, как только какая-нибудь немецкая машина появлялась на спуске к Кубани, Сотник передвигал рукоятку пульта управления на один контакт. Арсеньев возмутился, увидев эту стрельбу:

- Вы что? Бросаете одиночные снарядики? В бирюльки играете?

К реке спускался грузовик с понтоном. За ним шел танк.

Сотник послал снаряд. Взорванный грузовик скатился с откоса, а танк поспешно повернул и ушел за обратный скат.

- Понятно! - сказал Арсеньев. Он не любил признавать свои ошибки и просто отошел, предоставив Сотнику продолжать "игру в бирюльки".

Батарея Пономарева дала залп по переправе у хутора Вольного и пошла полным ходом на новое место. Пока противник обстреливал оставленную позицию, батарея, проскочив пять километров вдоль берега, уже вела огонь из деревни Марьино, а к тому времени, когда немцы снова начали наводить переправу у Вольного, Пономарев, возвратившись на прежнее место, опять встретил их залпом.

Арсеньев дирижировал своим дивизионом, как хорошо сыгравшимся оркестром. Батареи били то по две сразу, то в одиночку, то отдельными боевыми установками. Они сходились, расходились, меняли позицию, все время передвигаясь вдоль берега. Вольный, Марьино, Убеженская, Успенское - все четыре точки переправ дивизион держал под огнем, маневрируя на больших ходах, как подлинный миноносец.

От Армавира до Невинномысска - восемьдесят пять километров по прямой, а если ехать по шоссе, идущему с северо-запада на юго-восток почти параллельно изгибу реки, то будут и все сто. Переправа у Невинномысска тоже входила в участок, порученный Арсеньеву. Он решил послать туда первую батарею, которая только что взорвала Успенскую переправу. Арсеньев и Яновский посмотрели на карту. Примерно посередине пути от Армавира до Невинномысска лежит небольшое село Успенское. Здесь дорога удаляется от излучины Кубани и выходит к реке только у самого Невинномысска.

- Николаев будет в Невинномысске минут через сорок - пятьдесят, сказал Арсеньев. - Ему уже послано приказание по радио... - Он задумался на мгновение. - Не нравится мне этот треугольник между рекой и дорогой. Сюда легко могут просочиться автоматчики с того берега. И авиация еще может сегодня налететь. Вот что: пошлем Николаеву взвод ПВО - ПТО.

Яновский согласился, но он не мог не думать о том, что для Сомина этот рейд будет первым самостоятельным заданием. Справится ли он? Не растеряется ли, если встретится с какой-либо неожиданностью?

Яновский пошел сам передать приказание Сомину. Оба орудия стояли невдалеке. Темные лица бойцов лучше всяких слов говорили о крайней усталости. Кое-кто из них лежал на траве. Писарчук пришивал оторванную подметку. Сержант Омелин и еще один артиллерист наблюдали за воздухом.

Увидев Яновского, Сомин подал команду "Смирно!", остановился в двух шагах от комиссара, подняв к козырьку забинтованную руку:

- Взвод ПВО - ПТО ведет наблюдение за воздухом. Докладывает сержант Сомин.

- Чем вы сейчас занимаетесь, Сомин? Вы лично?

Сержант протянул тетрадку. Яновский перелистал ее. На первых страницах формулы и схемы были нечетко начерчены дрожащим, неуверенным почерком, будто писал малограмотный:

"Ку равно Дк, деленному на Дб, Шу равно отношению Пс к Пб, помноженному на В..." На следующей странице: "Эллипс рассеивания". Подчеркнуто красным.

Комиссар вернул тетрадку Сомину. Он понял все. Записи сделаны левой рукой. Этот парень - настоящий человек. Смертельно усталый, голодный, с раненой рукой, он находит время среди таких напряженных боев, чтобы учиться.

- У меня для вас новость, Сомин. Сегодня прибыл приказ. Вам присвоено звание гвардии младшего лейтенанта.

Сомин растерялся от неожиданности. Тогда, на позиции в Шах-Назаровской, он подумал, что комиссар назвал младшим лейтенантом кого-то другого. Сержант не знал о том, что еще две недели назад его в числе нескольких других младших командиров представили к званию младшего лейтенанта. Яновскому пришлось преодолеть немалое сопротивление Арсеньева. Теперь комиссар еще раз убедился в своей правоте.

- Вам кто-нибудь помогает учиться?

- Лейтенант Земсков. Он сам предложил мне, товарищ комиссар. Только некогда, да и лейтенанта Земскова редко вижу.