Несколько долгих мгновений она молчала и лишь тихонько поглаживала его по спине. Он почувствовал, что от этих простых движений желание снова растет в нем, и думал, осмелится ли он еще раз овладеть ею или нет.
– Я снова хочу тебя, мой прекрасный!
– Отдохни, моя греза… И мы еще насладимся друг другом, клянусь тебе.
Отгремела гроза, улетев куда-то за горизонт, появилось и ушло в свои покои солнце, уступив место прекрасной луне. Жар летнего дня сменился прохладой ночи. И лишь тогда они расстались.
– Я увижу тебя, о лучший из мужчин?
О нет, сейчас он уже не клялся ей, не говорил «люблю». Хотя ни одно из его слов не было ложью – но страсть улеглась, оставив лишь сладкие воспоминания. Если им будет дарована еще встреча… О, он насладится этой прекрасной девушкой сполна и не солжет ни словом, многократно прошептав «люблю»…
– Кто знает, моя прелесть, кто знает… Обо всем на свете ведает лишь один повелитель правоверных… Нам же остается только одно – следовать путем своей судьбы! Хотя иногда наша судьба дарит нам удивительные мгновения радости…
Под его улыбающимся взглядом девушка густо покраснела.
– О да, это воистину так.
– А потому, моя греза, если Аллах всесильный и всемилостивый позволит нам, мы с тобой непременно встретимся. Прощай же. И да хранит тебя Аллах на долгие годы!
Калитка в дувале бесшумно закрылась. Но она все так же стояла посреди дворика и водила тонким пальцем по затейливой резьбе на камне.
– О, если бы сие было в моих силах, – проговорила наконец Шахразада, – я бы подарила тебе, мой герой, дюжину жизней… И тогда нам бы с тобой была дарована не одна, а дюжина или даже более дюжины дюжин встреч… О, если бы это было в моих силах…
– Клянусь, – проговорила Шахразада, – я готова была бы подарить тебе и дюжину дюжин жизней…
Изумительное ощущение всесилия еще какое-то время не покидало царицу. Быть может, оттого, что она еще ощущала сладость поцелуев, быть может, оттого, что жила надеждой на новые ласки…
– О, если бы каждое пробуждение было столь же сладким… И столь же обещающим…
Свиток семнадцатый
Жизнь дворца текла своим чередом, равно как и жизнь огромной страны. Однако это кипение не задевало Шахразады – лишь отголоски событий долетали до нее. Герсими старалась оградить любимую подругу даже от шепота ветерка в ветвях кипарисов. Хотя чувствовала, что делать этого не следует. Быть может, если бы царица принимала более деятельное участие в украшении города перед предстоящим визитом последнего из Великих Моголов или озаботилась бы грядущей свадьбой младшей сестры Дуньязады, беду удалось бы отвести. Но…
Погруженная лишь в собственные мысли, занятая лишь собственными бедами и заботами лишь о собственных несчастьях, Шахразада все более отдалялась от самой жизни, предпочитая странствовать по иным мирам в поисках самой себя.
И едва не поплатилась за это собственной жизнью.
Оторвавшейся крышки люка едва хватало, чтобы они втроем держались за нее, оставаясь на плаву. Всхлипывая и дрожа, Салли вновь попыталась забраться на крышку, но Шахразада стянула ее назад.
– Просто держись, – приказала она, после того как их всех в очередной раз окатила волна. – Крышка слишком маленькая, чтобы забираться на нее.
Обтянутая парусиной деревянная рама была совсем невелика. Шахразада старалась не думать о том, что может случиться, если они потеряют этот плавучий обломок. Для ее подруг это могло стать последней каплей. Пенелопа стиснула зубы и испуганно смотрела перед собой, широко распахнув глаза. Салли уже была на грани истерики.
– Но, черт возьми, я не умею плавать! – взвыла Салли.
– Заткнись! – Волна хлестнула Салли по раскрытому рту. Жгучая боль привела девушку в чувство, и она зашлась слезливой икотой. – Нужно было думать об этом до того, как прыгать за борт.
– Но пожар! – пролепетала Салли в перерывах между всхлипываниями. – Я смертельно боюсь огня.
– Благодаря этому проклятому дождю огонь почти погас, дуреха.
Царице не хотелось быть резкой, но паника им точно была ни к чему.
– Давай отвяжу твой кринолин, – предложила она. Новомодное приспособление из конского волоса и проволоки, вероятно, тянуло девушку под воду. Шахразада опустила руку под массу мокрых широких юбок Салли и рывком развязала узел на талии. От своего кринолина и туфель она избавилась сразу же, как только оказалась в воде.
– Пенни, тебе помочь с юбкой?
Вопрос вывел Пенелопу из оцепенения.
– Нет, – сказала девушка, крепче вцепившись в крышку. – Я сама.
Нахмурившись, Пенни принялась распутывать шнуровку, пока система обручей не поддалась, а потом просто стряхнула с себя тяжелый кринолин.
– Кто-нибудь видел лейтенанта Солтлэша? – спросила Салли.
– Нет… Не думаю, что сейчас стоит беспокоиться о ком-то… Разве что о нас самих. – Шахразада потерла глаза, которые огнем пекло от соленой воды.
Рядом прошла волна. Она была настолько высокой, что «Катти Сарк» скрылась за стеной воды. Когда корабль снова появился на горизонте, царица увидела, что течение отнесло их на удивление далеко. К горлу подкатила дурнота.
Когда «Катти Сарк» наскочила на невидимый риф и вода хлынула в крошечную каюту, которую занимали женщины, их выгнали на открытую палубу. При виде языков пламени на палубе полуюта Салли запаниковала, бросилась бежать, не разбирая дороги, и, провалившись сквозь пролом в планшире, очутилась в черных волнах.
Пенелопа прыгнула следом за подругой, зная, что та не умеет плавать. Несколько мгновений Шахразада смотрела, как внизу обезумевшая от страха Салли барахтается в воде, пытаясь залезть своей потенциальной спасительнице на голову. Еще минута, и она утопит обеих.
«Аллах всесильный и всевидящий… Но почему я оказалась на этом корабле? Куда и зачем отправилась? И как меня теперь зовут? Кто я?»
Ответ пришел почти сразу, вместе с испуганным возгласом Пенелопы:
– Ева, держись!
«Так меня зовут Евой… Но что я все-таки делала в компании этих перепуганных девчонок на столь прекрасном корабле?»
На палубе было полно моряков. Они сновали туда-сюда, тянули за веревки и ругались на чем свет стоит. Каждый старался делать все возможное, чтобы спасти «Катти Сарк», и никто не обращал внимания на трех женщин, присутствие которых на корабле, по всеобщему мнению, сулило одни несчастья. Поэтому царица схватила оторвавшуюся крышку люка и следом за Салли и Пенелопой прыгнула в воду.
Задним числом этот поступок нельзя было назвать самым благоразумным из тех, что совершала она в своей жизни. Если она чему-то и научилась в этой жизни, так это тому, что умная женщина заботится только о себе. Однако заточение в маленькой общей каюте сроднило трех девушек. Ева не могла допустить, чтобы взбалмошная, импульсивная Салли или тихая, уравновешенная Пенелопа попали в беду, и она решила, что должна им чем-то помочь.