— Иначе профессор Сатабиша не сможет с ним поговорить.
— Подожди, Эридан уже согласился на встречу! Когда он увидит своего профессора, его краном от него не оттащишь! Тебе совсем не обязательно ехать!
— Но я ведь обещала… — растерянно прошептала Ниа.
— Скажи честно, он тебе понравился, да? — в глазах осталась одна ревность.
— Ты с ума сошла! — оборвала её Ниа.
— Тогда не встречайся с ним!
— Не знаю… Я подумаю… — Ниа обняла колени. Может, Ливора права? Она выполнила свою роль и теперь…
— Уже поздно, — сказала она вслух, — давай завтра поговорим.
— Хорошо.
У самой двери Ливора остановилась и сказала:
— Обещай, что не станешь с ним встречаться.
— Я должна подумать.
Когда Ливора, наконец, ушла, Ниа завела будильник и, не раздеваясь, легла спать. Перед глазами, словно в немом кино, мелькали сцены последних нескольких дней. Последнее, что она запомнила, был Эридан. Он улыбнулся ей и произнёс имя из трёх слогов.
***
Утром Ниа не пошла на завтрак: решила поспать подольше. К тому же не хотелось встречаться с Ливорой и профессором Сатабиша. А профессора Альгеди она никогда не видела в столовой, кроме самого первого раза, когда пришла туда на полчаса раньше.
Прозвенел переведённый на восемь тридцать будильник. Девушка встала, приняла душ, переоделась и поплелась на занятия.
Подходя к своей аудитории, Ниа мечтала не услышать двух вещей: вопроса о поездке и рассказа о профессоре Сатабиша.
Она толкнула дверь, и Анемос закричал с задней парты:
— Здравствуйте, преподаватель! Как поездка?
Ниа задумалась, как бы ответить, не нарушив обещание, данное Солусу Альгеди.
— Ну, это был скорее поход… по лесам, по полям…
— Поход? Что такое «поход»? — спросил Элафос.
Ниа стала объяснять новое слово, потом все стали вспоминать, в какие походы они ходили. Когда тема была исчерпана, Анемос снова спросил:
— А вы знаете, какое у нас было занятие в пятницу?
— Нет, я ещё не видела профессора Сатабиша, — ответила Ниа.
А про себя добавила: «Надеюсь, я его до завтра не увижу».
Но Анемосу было всё равно, видела она его или нет. Он принялся в подробностях пересказывать ей все события пятницы. Антос и Тэрос с радостью помогали другу. Ниа рассеянно слушала и думала, как она завтра придёт к нему на урок. Стоило ей вспомнить лицо Эридана, и внутри поднималась такая боль и обида.
Начать новую тему они смогли только на второй паре, но, к удивлению Ниа, все поняли её достаточно быстро. Даже Тэрос к концу занятия почти не делал ошибок.
Собрав тетради, Ниа сразу пошла к себе. Обед она решила проигнорировать, сейчас ей хотелось только спать. Спрятавшись под одеяло, девушка провалилась в тяжёлый сон.
Когда она проснулась, в окно уже светила луна. Ужин она тоже пропустила. Ниа встала и открыла холодильник. Пусто, даже готовить не из чего… Порывшись в ящиках, она всё-таки нашла завалявшийся кусочек сыра и два яблока. В хлебнице лежала пачка печенья. Вскипятив чай, Ниа собиралась, наконец, поесть, когда в дверь постучали.
«Ливора! — схватилась за голову девушка. — Мы ведь так и не закончили разговор!»
Она поставила на стол дымящуюся чашку и открыла дверь. На пороге стоял тот, кого сегодня она хотела видеть ещё меньше, чем Ливору.
— Здравствуй, Ниа, — тихо сказал профессор Сатабиша.
— Здравствуйте, профессор, — она постаралась произнести это ровно, но в голосе всё равно послышался вызов.
— Можно войти? — спросил он.
— Конечно. Я собиралась пить чай, если хотите…
— Нет, думаю, не хочу, — ответил он и улыбнулся быстрой грустной улыбкой.
Хидори сел на кровать и задумчиво посмотрел в окно.
— Солус рассказал мне о вашей поездке, — медленно произнёс он. — Из его слов я сделал вывод, что ты, как и он, не одобряешь моей идеи.
— Не одобряю.
Это вырвалось у неё само собой, но, начав, она уже не могла остановиться.
— Потому что это жестоко. Вы ничего мне не сказали… Знаете, каково было стоять под его взглядом, от которого рыдать хочется, и не понимать, что происходит? Думаете, я когда-нибудь смогу забыть этот взгляд? Но я — ладно… А он? Вы подумали о нём? Как… как вы могли пойти на такое? Он постоянно вспоминает свою сестру, а теперь будет ещё вспоминать… человека, который для него никто! Только из-за внешности…
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Если бы вы были похожи только внешне, он не согласился бы встретиться со мной, — прошептал профессор Сатабиша.
— Может быть. Но я не Сорора! Вы не воскресили её! Вы воскресили только боль и страдание! — к горлу подступили слёзы.
— Ниа, послушай…
— Что?
— Я не прошу тебя простить меня, потому что сам я себя никогда не прощу. Но я хочу, чтобы ты попыталась… просто попыталась меня понять.
— Вы не обязаны ничего мне объяснять, — сказала Ниа, испуганная болью, прозвучавшей в его голосе, — вы сделали то, что считали нужны. А это только моё мнение.
— Для меня важно твоё мнение и твоё понимание. Выслушай меня.
Ниа молча села на кровать рядом с ним.
— Что ты подумала, когда впервые услышала мою фамилию? — спросил вдруг профессор Сатабиша.
— Что она странная. Я никогда раньше таких не слышала.
— Мои дедушка и бабушка родились в Нашире.
О такой стране Ниа тоже не слышала.
— Они приехали с восьмилетним сыном в Хатису, чтобы провести там отпуск. Море в Сайфе уже начало мелеть, но они почти целый месяц плавали и загорали на песке, который ещё не захватил весь город. А потом началась война. Взрыв, беспорядочные бомбардировки, страшные землетрясения, цунами… Нашира находилась на острове. Этого острова больше нет.
Бабушка с дедушкой пытались найти людей из Наширы, которые, как и они, могли бы спастись. Но мир, вернее то, что от него осталось, был охвачен паникой… Не дай бог нам ещё раз пережить это, — глухо прошептал он. — Им удалось найти лишь несколько человек, это были пожилые супружеские пары, решившие попутешествовать… Трудно представить старость более ужасную, чем у них… Бабушка с дедушкой умерли молодыми. Видевшие это не жили долго.
Мой отец тогда учился в университете. Он решил стать историком, чтобы хотя бы на бумаге сохранить память о нашей стране. На последнем курсе он познакомился с моей матерью. Она хотела стать археологом. Они вместе ездили на раскопки городов, погребённых под песками Хатисского моря. Кабинет отца был заполнен книгами и черепками. Я засыпал, положив под голову тома мировой истории, а моими игрушками были дощечки с письменами какого-то века до нашей эры. Ещё тогда меня заинтересовали значения таинственных знаков. Чтобы разгадать их смысл, я много учился. Сначала в Хатисе, потом в Алголии, Синистрии и других странах. Со временем песок начал убивать мою мать, и мы переехали в Синистрию.
Я был так занят учёбой и работой, что времени на любовь совсем не оставалось. И вот тогда я встретил её… Она работала в одной из библиотек, куда я пришёл за очередной книгой. Её звали Симирам. В переводе с синистрийского это означает что-то вроде «море в утреннем свете». Мою страну поглотил океан, а это утреннее море поглотило меня. Она была тихой и тонкой, как травинка в летнем поле. Она родила мне сына. Мы назвали его Энайд. На синистрийском оно означало «душа, дух».
Ниа знала это слово. В языке Аин оно стало значить просто «сын».
— Энайд был тихим мальчиком. Его с детства интересовала биология, он хотел стать врачом, мечтал спасать человеческие жизни. Когда он учился на первом курсе медицинского университета, его сбил пьяный водитель… Обычный случай, такое случается со многими, — ровным бесцветным голосом проговорил Хидори. — Симирам прожила ещё несколько месяцев. А потом моя травинка легла и больше не встала. В конце у неё не осталось даже сил, чтобы говорить. И только большие виноватые глаза постоянно смотрели на меня… После этого у меня осталась только работа, — заговорил Хидори, наконец. — Я узнал, что в Университете Языков нужен преподаватель алгольского и приехал сюда. С тех пор я учил студентов, сам учился у студентов и создавал язык Аин. Я думал о нём давно. После смерти сына и жены это стало смыслом моей жизни.