Читать интересную книгу Палач - Эдуард Лимонов

Парти постепенно набирало скорость. Уже появились первые пьяные. Оскар было испугался двух-трех слегка пошатывающихся джентльменов в токсидо, но вспомнил, что- это не польское парти, и успокоился.

Про новорожденного, как всегда в таких случаях, начинали забывать. Оскар бродил в толпе, время от времени останавливаясь для того, чтобы перекинуться парой фраз с наиболее близкими ему гостями.

Гостей, как это всегда бывает на парти, после десяти вечера увлекали уже личные цели. Рассеянно нащупывая на подносах, вновь и вновь предлагаемых безостановочно курсирующими по салону официантами, сэндвичи с икрой, женщины и мужчины изощрялись в словесном флирте. Кое-кто просто так, чтобы не потерять форму, кое-кто серьезно.

Наташку Оскар нашел стоящей вместе с Кати Стюарт. Они заинтересованно слушали Яцека Гутора. Издали Оскар оглядел Наташку внимательно. Волосы Наташки были вновь завиты в мелкие-мелкие кудряшки, и эта неожиданно простая прическа не подходила Наташке, подумалось Оскару. Платье на Наташке также было не лучшим в ее гардеробе — висящие тремя секциями нейлоновые кружева… Видно было, что Наташка собиралась на бал к Оскару впопыхах. «И кого она хотела собой представить? — попытался определить Оскар. — Панк-девушку? Китчевую девицу конца пятидесятых годов, живущую в американской провинции?»

Подойдя поближе, Оскар подкрался осторожно за спины девушек, показав увидавшему, его натуральному философу, чтобы он молчал. Для этого Оскар приложил палец к губам. Подкравшись совсем близко, он свистящим шепотом произнес над ухом у Наташки: «А ты можешь поцеловать таракана, Наташа?»

— Дурак, — вздрогнула Наташка. — Испугал. Твой друг говорит интересные вещи…

«И эта туда же, — подумал Оскар с недоумением… — Она-то что?» Наташка была далека, от буддийских заветов неубиения насекомых, как ни одна другая знакомая Оскару женщина. Каждый день вновь и вновь Наташка убивала и насекомых, и души человеческие, если могла. Ее первый муж покончил с собой.

— А ты можешь поцеловать таракана, Оскар? — спросил упрямо, очевидно, решивший, что Оскар его вышучивает, натуральный философ.

— Могу, если надо. Честно говоря, я и целую тараканов почти каждый день. Такова моя профессия.

Кати Стюарт тонко улыбнулась. Она знала, каких тараканов целует Оскар, и отдала должное его остроумию. В благодарность за эту улыбку Оскар нежно предположил, что, может быть, Кати и не такая глупая, как ему всегда казалось…

9

Далее был обед. Поздний, как и запланировали. Слуги быстро, но без суматохи, расставили у зеркальной стены столы. Оскар знал, что столов тринадцать. Вокруг каждого должны были сесть десять человек. Еще более значительный, чем обычно, и даже суровый Жозеф, вооруженный списком, выкликал фамилии гостей, а Оскар, дабы быть вежливым и внимательным хозяином, время от времени даже провожал особо близких ему гостей к столу. Так делали хозяева на всех парти нью-йоркского большого света, так поступал сейчас и Оскар. Про себя он отметил, что привычки к хорошей и богатой жизни приобретаются человеком очень быстро и без напряжения. А вот к жизни бедной невозможно привыкнуть.

В зеркальной стене, когда Оскару удавалось туда взглядывать, отражался бледный черноволосый мужчина, элегантный и красивый темной ночной красотой — Оскар на вершине, может быть, своего могущества.

За свой стол номер тринадцать Оскар, конечно же, собрал наиболее близких ему людей. Габриэл, Мендельсонов, Стива Барона, Женевьев, Соню Бетти, Кати Стюарт, Сюзен Вудъярд. Оскар некоторое время размышлял над тем, посадить ли ему за свой стол Наташку и Чарли, но затем со злостью отверг эту идею. И когда Габриэл предложила ему взять за их стол десятым Яцека Гутора, нахохленно глядящего за всеми передвижениями и представлениями, Оскар облегченно согласился. Из двух людей из прошлого, против воли Оскара попавших в его настоящее, Яцек был все-таки более выносимым.

Наливая гостям «Шато-Лафит» 1961 года (Роджер Мендельсон любовно взял свой бокал и стал нежно рассматривать вино на свет), Оскар весело подумал, что из шести женщин за столом через его руки не прошла только одна — Жюльет Мендельсон. Поглядев на белую, слегка залоснившуюся за вечер маску лица Жюльет, Оскар решил, что Жюльет, без сомнения, знает теперь, кто такой Оскар и чем он занимается, — языки в Нью-Йорке работают энергично. Однако, несмотря на это, встречая Оскара на нью-йоркских парти, Жюльет всякий раз упрямо спрашивает его о том, как продвигается работа над книгой. Интересно, как бы вела себя Жюльет, попади она вдруг в Оскарову рабочую комнату, как бы вела себя продюсер, лежа с резиновым членом в попке, прикованная к новому замечательному креслу Оскара, включив мотор которого и член, и кресло, и жертву возможно привести в движение. В какой-нибудь десяток минут у жертвы наступает оргазм. И какой! Не только оргазм пизды, весело и грубо заулыбался своим мыслям Оскар, но и оргазм ушей, возможно… Он оглядел стол.

— Как себя чувствуешь, Яцек? — окликнул он длинноносика по-польски через сидящую между ними Габриэл.

— Спасибо. Хорошо, — коротко ответил Маленький Мук. Он пил «Перье» и ел какую-то зеленую гадость, салат, что ли, или шпинат, принесенную сумасшедшему уродцу Марией с кухни, все остальные имели выбор из четырех блюд, не считая закуски и десерта. Оскар с удовольствием съел любимый им саймон-стэйк и съел бы еще один, но почему-то постеснялся попросить еще один с кухни.

— Как тебе нравится парти? — не успокоился Оскар. Ему хотелось установить для себя, притворяется ли носатик или действительно за эти пять лет в добавление к тихопомешанному характеру он приобрел еще и черты святости.

— Пир во время чумы, — презрительно выдавил Яцек.

— Ну почему же так строго, — пожал плечами Оскар. — Мой день рождения.

Длинноносик, подумал он, быстро оправился от робости и теперь судит общество, собравшееся у Оскара, как грозный судия, «Ну что же, я тебя больше не приглашу. Маленький Мук. Гадкий и неблагодарный Маленький Мук, Будешь сидеть в своей конуре в Бруклине и вспоминать, как однажды побывал на парти у Оскара Могущественного».

Слева от Оскара сидела Сюзен Вудъярд, посему, поняв, что важничающего длинноносика ему не вовлечь в светскую беседу и ничего, кроме грубостей, он от Яцека не услышит, Оскар обратился к ней:

— Ты имеешь хорошее время, Сюзен?

— Без сомнения, Оскар. — Сюзен понизила голос и поглядела искоса через плечо Оскара на Габриэл. — Всегда, когда я нахожусь с тобой, я имею восхитительное время.

Оскар заметил, что он очень полюбил стандартные американские идиомы и выражения. Что может быть стандартнее и слаще вопроса «Имеете ли вы хорошее время?» и ответа Сюзен, что она «имеет хорошее время», однако важна интонация вопроса и ответа. А интонация ответа Сюзен была мягкой, слизистой, мокро-горячей, какой, наверное, сейчас была и пизда Сюзен под безвкусным сооружением Сони Бетти и под белыми коттоновыми, довольно крупными трусиками, какие — знает Оскар — неизменно носит Сюзен…

— Внимание! Внимание! — Стив Барон застучал ножом по своему бокалу.

Шум, создаваемый обедающими ста двадцатью пятью гостями, резко уменьшился, еще с полминуты продержался на уровне определенного количества децибел, наконец в последний раз резко взвизгнули два-три запоздалых вскрика, чья-то не ко времени фраза полоснула воздух… и все стихло.

— Я хочу поднять бокал, — объявил Стив Барон, поднимаясь, — за нашего красивого и молодого новорожденного, за Оскара!

Гости зааплодировали и зашумели, но Стив опять застучал ножом по бокалу:

— Я не закончил тост, прошу прощения… Появившись среди нас совсем недавно, Оскар Худзински стал незаменимым членом нашего общества, друзья, и это неоспоримо. Оскар принес в нашу жизнь свежесть, очарование, элегантность и загадочность своей необыкновенной личности. Все мы любим тебя, Оскар, особенно наши женщины, — весело подчеркнул Стив, — и желаем тебе всегда быть таким же молодым, красивым и блистательным, каким ты сейчас сидишь среди нас. За Оскара!

Оскару пришлось встать и раскланяться ко всем тринадцати столам. Находя в каждом из своих гостей множество недостатков, называя их за глаза чуть ли не стаей шакалов, он тем не менее был польщен, и очень, тостом Стива. Замедленный, тяжелый, производящий впечатление навсегда объевшегося буржуа, писатель оказался наделен душевной теплотой. Оскару стало стыдно, что он такой нетеплый и злой, и потому, подождав, пока утихнут выкрики «За Оскара!», он, подозвав Жозефа, объяснил ему на ухо, чтобы сменили бокалы и принесли за каждый стол шампанского. Жозеф понимающе кивнул и удалился. Только сейчас Оскар заметил на руках у Жозефа белые перчатки.

— За моих гостей! — Оскар встал и, сделав полукруг рукою, держащей бокал с шампанским, добавил: — За самых прекрасных, самых интересных гостей в мире!