Не забыл Лебедев о заслугах Шохина и при появлении второго уголовного дела. Еще будучи в статусе подозреваемого, он в заявлении от 18 января 2007 года об отводе руководителя бригады Каримова и всей его следственной группы указал на «исполняющего роль прокурорского “петрушки” и “балаганного шута” Шохина Д.Э.».
В свою очередь, и Михаил Ходорковский поставил диагноз процессуальному оппоненту: «Что касается Шохина, то и его проблемы понятны. То, что он решил не выступать против начальства, а творчески врать в суде, к сожалению, это неизбежное следствие системы круговой поруки, в которой он существует»[40].
Адвокат Генрих Падва через некоторое время после завершения разбирательства в Мещанском суде высказал свою резко негативную оценку работы Дмитрия Шохина: «Поучаствовав с ним в процессе, могу высказать мнение, что это совершенно бездарный гособвинитель, который умел лишь повторять доводы обвинительного заключения, а его собственные доводы, как правило, были нелепыми. Приговор по делу Михаила Ходорковского был вынесен не благодаря таланту прокурора Шохина, а в силу особенности этого дела. Дерзить, хамить, передергивать и искажать факты – это он умел, доказать же людям правоту он не в состоянии» («Коммерсантъ», 20 сентября 2006 г.).
На втором процессе, где участвовали пять государственных обвинителей, роль Дмитрия Шохина была сведена к минимуму – возражения на некоторые ходатайства защиты и отводы, оглашение документов, фрагмент выступления в прениях. Причин такой пассивности было, по-видимому, две. С самого первого своего появления в зале Хамовнического суда Шохин всем своим видом демонстрировал: я уже сделал свое дело еще в Мещанке, теперь пусть потрудятся другие. Он преуспел в реализации этой задачи прежде всего благодаря своему коллеге прокурору Валерию Лах-тину, взявшему бразды правления в прокурорской группе в свои руки и очень активно «потянувшему на себя одеяло», да так, что другим обвинителям ничего не оставалось, кроме как быть сторонними наблюдателями. Один из журналистов, посещавших где-то на середине второй процесс, написал, что ему совершенно непонятно, что там делает Шохин, поскольку он все время только молчит и улыбается. В качестве версии было высказано предположение, что тот в качестве «триумфатора первого процесса» лишь выполняет роль талисмана.
Кстати, упоминание прокурора Валерия Лахтина дает очень удобный повод перейти к рассмотрению его персоны.
Впервые этот представитель Генеральной прокуратуры РФ попал в поле нашего зрения уже в самом начале следствия по делу Лебедева, в июле 2003 года. Он явился в Басманный суд Москвы, чтобы добиваться заключения Платона Леонидовича под стражу, что, впрочем, для судебно-прокурорского тандема не составило большого труда.
Затем Лахтин в качестве надзирающего прокурора иногда отвечал на жалобы защиты, принимал участие в судах по продлению арестов и кассационных слушаниях, лично вручал адвокатам обвинительные заключения по второму делу, а затем возник в здании Хамовнического суда Москвы уже как государственный обвинитель. К тому моменту должность его называлась «старший прокурор отдела по надзору за расследованием уголовных дел в Следственном комитете при Прокуратуре РФ Управления по надзору за расследованием особо важных дел Генеральной прокуратуры РФ».
Говорить о такой, мягко скажем, своеобразной фигуре, как прокурор Лахтин, просто и сложно одновременно. Просто – поскольку в нем нет никакой особой тайны, он – ревностный исполнитель воли своих начальников в той степени, в которой он понял их указания и насколько ему позволяют его весьма скромные познания в области права (о других сферах, таких как экономика, речь вообще не идет). Думаю, что если бы ему поступила команда оправдывать действия Ходорковского или сажать в тюрьму судью Данилкина, он бы и их выполнил с присущим ему рвением, хотя одинаково непрофессионально. А сложность состоит прежде всего в поиске подходящих литературных или хотя бы в меру ругательных слов, которыми можно было бы в полной мере и точно охарактеризовать деятельность этого господина.
Впрочем, какое-то место для интриги все же его поведение оставляет. Например, для меня остается загадкой цель, ради которой Лахтин на втором процессе, как уже сказано выше, взял на себя роль лидера таким образом, что другие его коллеги, по сути, остались без работы, далеко не всегда одобрительно наблюдая за тем, как сей оратор веселит публику своими перлами. Непонятна и его позиция, изложенная в прениях сторон второго процесса, когда одной частью своего выступления он опровергал другую, а попутно еще и утверждения своей коллеги Ибрагимовой.
И уж совсем является непостижимым для нормального понимания, как взрослый человек с погонами старшего советника юстиции и публично кичащийся своим хорошим высшим образованием, может раз за разом спокойно выносить регулярный хохот в зале, вызываемый его высказываниями.
Признаться, первое время он не побуждал у меня такой аллергии, которая активно развилась в последующем. Лахтин обычно либо говорил стандартные для подобных ситуаций вещи (все законно, нарушений нет, постановление следует оставить в силе), либо даже пытался в меру сил демонстрировать изворотливость ума и изыскивать контрдоводы в ответ на обвинения защиты в обманах и фальсификациях.
Ситуация резко поменялась на втором судебном процессе в Хамовническом суде. Лахтин, примеривший на себя тогу государственного обвинителя, раскрылся во всей красе. Сразу же при этом сказалось незнание им процессуальных правил, характерных для различных этапов судебного разбирательства дела по существу, не говоря уже о специфике деятельности нефтяных компаний, корпоративного права и предпринимательской практики, финансовой и бухгалтерской отчетности, а также общеупотребительных иностранных названий и бизнес-терминов. Наверное, именно для таких случаев острослов Марк Твен придумал следующее выражение: лучше помалкивать и казаться дураком, чем открыть рот и окончательно развеять сомнения.
По отношению к подсудимым, адвокатам, приглашенным в интересах защиты свидетелям и специалистам Лахтин даже явно перещеголял Шохина, отличившегося в худшую сторону в данном качестве на первом процессе.
Могу привести как иллюстрацию сказанного слова из интервью побывавшей в суде профессора Натальи Лопашенко, явно с трудом выбиравшей корректные обороты для выражения своих эмоций: «Прокурор Лахтин, к сожалению, не умеет себя вести в судебном заседании…Там, где заканчиваются аргументы, там начинаются оскорбления. Это недопустимо ни в какой среде, нетерпимо и в суде, и в правосудии». Менее дипломатичен был известный экономист, академик Российской академии естественных наук Михаил Делягин: «Когда товарищ Лахтин открывает рот, я начинаю слушать, я жалею, что я не психиатр, тогда бы я еще получил профессиональное наслаждение, а так я получаю наслаждение только эстетическое».
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});