Конечно, неверно считать всех волшебных существ, духов, персонажей мифов и сказок отголосками древней этнической карты — многие из них «возникли» иными путями. Но определенно можно утверждать: иные народы, даже соседние, действительно воспринимались в древности (да и в наши дни тоже) как не вполне люди, как странные существа — иначе говоря, мифологизировались, причем, как правило, в негативном ключе: демонизировались.
Нганасанское предание
Рассказчик: Лонтерю Порбин из рода Нинонгде, Таймыр, 1935 год
Один раз сидит так девка в чуме. Вечер наступил, уже стемнело, как услышала она шаги… «Ну, — думает, — братья пришли».
Распахнулась дверь чума, вошел с шумом большой человек. Посмотрела на него девка и обмерла. Не брат стоит перед ней, а дикий человек Чинчир с разрисованной рожей.
Стал что-то говорить татуированный по-своему. Девка ничего не понимает, только дрожит вся со страху. Оглядел Чинчир чум. Видит, нет больше дома никого. Схватил девку в охапку и унес с собой [63, с. 49–50].
В этом историческом предании говорится о том, как девушку украл эвенк: нганасаны называли эвенков хоро-сочэма, «писаные рожи» или «шитолицые», — за обычай татуировать лица. Однако если читатель этого не знает, он вполне может принять «дикого человека с разрисованной рожей» за великана-людоеда, лесного человека или даже демона болезни.
В своих исторических преданиях нганасаны (как и любой другой народ) предстают в роли жертв нападений воинственных соседей — одя (эвенков) и юраков (ненцев). Если и нападают сами, то только в ответ. Соседи описываются как злобные захватчики с нечеловеческими чертами. Так, у одного из противников-эвенков, которого герой никак не мог убить, оказывается два сердца: «…одно обыкновенное, хорошее, а другое мохнатое, обросшее шерстью. <…> Мне отец говорил, что у худых людей два сердца — одно доброе, другое худое, которое зовет людей убивать» [63, с. 42]. Также в мифологических сказаниях два сердца — или вообще нет сердца — у великанов-людоедов.
В преданиях и песнях ненцев мы встречаем тунго, или тунгу, — великанов-людоедов, не имеющих сердца. Они обитают на втором подземном ярусе, но часто выходят на поверхность земли. Иногда они крадут ненецких женщин, иногда их самих берут в плен ненэй ненэче, «настоящие люди» — всё как и во взаимоотношениях с соседними народами. Вероятно, чудовища тунгу — это и есть демонизированные ненцами их соседи тунгусы (эвенки) [13, с. 423]. Есть в ненецких преданиях и колдуны-тавы (от «тавги» — нганасаны), и злодеи-манту (манто, манту — энцы). Это не злые духи, а физические существа — их можно убить, хотя это и нелегко. Но это и не вполне люди, хотя и внешне, и по образу жизни они похожи на «настоящих людей».
Если же речь идет не о соседних народах, а о пришельцах издалека — например, о русских, — то тут мнения расходятся. Иногда их также считают одним из человеческих племен (как в нганасанском мифе, где Земля-мать родила основателей семи народов, один из которых лёса — русский). Иногда их считают демонами, злыми духами. В ненецких преданиях русских называют Нга таты ню, то есть детьми Нга, владыки Нижнего мира, от младшей жены.
Кеты именуют себя кыныренг, что значит «чистые/светлые люди», противопоставляя мир людей миру «нелюдей», к которым относятся и представители других народов, то есть иного, чужого мира: эвенки, ненцы и русские. Они составляют отдельный класс мифологических персонажей, иногда, впрочем, отождествляются со злыми духами. Словом кынсь кеты называли и хозяйку Нижнего мира Хоседэм, и злых духов («чертей») вообще, и русских: «Ну, да, называли чёрта одинаково — что черти, что русские. Одинаковые эти все черти» [21, с. 209]; «Между собой остяки сидят и говорят — кто-то русский зашел, говорят: “О, кынсь пришел, — мол, — там!” Кынсь считался так, что “русский пришел”» [21, с. 208–209]. Однако такое наименование не означало прямого отождествления русских и демонов. Просто и те и другие считались опасными существами, с которыми нужно взаимодействовать осторожно: «Это иносказательное слово, когда нельзя было напрямую сказать о человеке, о существе очень важном»; словом «кынсь» кеты «не только русских называли, они называли опасных людей, имеющих большую могущественную силу, почти как у бога» [21, с. 208].
Якут. Гравюра Л. Ф. Лабруса. Ок. 1797.
Jacques Grasset de Saint-Sauveur, Costumes de Différents Pays, France, circa 1797. Los Angeles County Museum of Art
Сохранились якутские предания о том, как якуты впервые увидели русских. Две родовые группы якутов воевали между собой: одна из них побеждала, от второй осталось только шестеро мужчин. И тут ко второй пришли русские. Якуты вынесли им богатые подарки, и русские согласились встать на их сторону. Когда пришли воины из второго рода, русские стали стрелять. Бросились на них пришедшие, а русские убежали. Якуты из второго рода посчитали, что их пятнадцать человек. Приезжают домой и говорят: «Ну, наши враги дьяволами стали, вместо шести их стало пятнадцать, и у каждого по палке — как стукнет, так и убит человек!» Огнестрельное оружие русских произвело на якутов сильное впечатление, а историческая память об этом живет в загадке: «Все помирает от выплюнутых слюн волшебника-русского, не зная даже, что помирает от его слюн» [74, с. 117].
По материалам XIX века, якуты из-за постоянных притеснений со стороны русских считали даже грехом подойти к русскому. Все якутки боялись даже называть русского нуучча («русский»), а говорили торгуомай, атыыхыт («покупатель»). Если якутка входила в связь с русским, то ее называли нуучча мунгнаабыт дьахтара («женщина, замученная русским»). Такую якутку уже не называли якутским именем, ей не позволяли пройти мимо готовящейся пищи, а если она проходила мимо какой-нибудь чашки с пищей, то эту пищу уже не ели. По якутским поверьям, видеть во сне медные (то есть русские) деньги — к слезам, играть во сне в карты — к худу, водку во сне пить — к худу, видеть зажженные церковные свечи — к худу [74, с. 118].
Как видим, в мифологии народов Севера нелегко провести границы между «иными людьми», почти духами, и другими этническими группами: они говорят на ином, непонятном языке; они выглядят и одеваются иначе; у них иные орудия труда и войны, иные обычаи, они опасны, и от