уточнила Вероника. – Это мнение Ватрушки. От себя добавлю, что при наличии ребенка трудно будет намекнуть Мохито, что у Ватрушки никого не было.
– Миф о непорочном зачатии заиграл свежими красками, – вздохнул Зорьян. – Я не знаю, что делать. Честно.
– И вообще у нее язык не поворачивается с Мохито поговорить. Тот рассердится, будет рычать… нет, никто другой изложить все эти страсти не может. Я предлагала себя и Светозара. Клялась, что Светозар достоин доверия. Нет, нет и нет. Ты, наверное, тоже не подойдешь. Я предложила написать письмо – единственное, что пришло в голову. Она обещала подумать.
– Письмо – это выход. Я могу передать.
– Передать и я могу. Пусть сначала напишет. Слушай, а давай их завтра на прогулку вытащим? Ты завтра еще свободен?
– Да. Послезавтра на дежурство.
– А я на самолет. Куда мы пойдем?
– В парк? Мохито хорошо катает Ватрушку и Тишу на качельках.
– А если сюда, на набережную? У тебя, вроде бы, нет никакого психологического барьера?
– С чего бы?
– Грузовик же.
– А! – усмехнулся Зорьян. – На моей памяти где только теракты не устраивали. Если на этом зацикливаться, ни выходить никуда нельзя, ни на общественном транспорте ездить, ни в машину садиться.
– Тогда давай вытащим их вон в тот павильон, – Вероника указала на желто-черные полосы, слово «Мёд» и толстых плюшевых пчел, болтающихся на веревках возле входа. – Это так по-медвежьи – подарить избраннице баночку меда.
– По-моему, ты не рассталась с идеей украсть свинью.
– Рассталась. Попробую купить. Сегодня уже все закрыто, а завтра у меня будет шанс благоустроить детскую площадку. Нет! Свинью я посажу на цепь возле «Уголка позора». А на детскую площадку куплю курицу.
Договорившись, они пошли к части – медленно, держась за руки, останавливаясь под загорающимися фонарями, осторожно и вдумчиво целуясь. Перед тем, как свернуть в переулки, Зорьян не выдержал, потянул Веронику к цветочному киоску и купил букет оранжевых роз, перемешанных с мелкими белыми ромашками. Он ожидал замечания о дурновкусии, но Вероника неожиданно смягчилась, пару раз понюхала розы, а потом предложила:
– Зайдем ко мне в берлогу? Только за карандашами и бумагой сам к Ватрушке сбегаешь.
Получив желаемое, Вероника загнала его в спальню и заставила медленно раздеваться и принимать разные позы:
– А теперь еще чуть-чуть стяни. До середины бедер. До середины, я сказала! Зачем ты всю задницу вывалил? Это позже. Откинься. Откинься еще. Подтяни колено к груди. Как статуя Камула.
К часу ночи Зорьян начал зевать и уже жалел о высказанном желании, но потом увидел изрисованный альбом и засопел от восхищения.
Это был он и не он. Вероника не прибавила ему лишней красоты, не польстила – как и Мохито, и волкам Гвидона. Как, откуда она вытягивала это странное очарование? Во взгляде нарисованного Зорьяна таилось обещание, лицо меняла призывная улыбка. А роза, которую Вероника выдернула из букета и кинула на постель, беспомощно цеплялась за вещи, словно пыталась воспрепятствовать оголению тела, а потом сдалась и стыдливо прикрыла наготу, захватив первый план.
– Ты такой и есть, – заверила его Вероника, выслушав несвязно-восторженную речь. – Просто сам этого не видишь.
Они заснули в обнимку, как убитые – день был слишком насыщенный, чтобы закончиться бурной ночью. А утром Зорьян упустил шанс попасть в «Уголок позора». Он почти сцепился с Гвидоновыми волками, бродившими по двору Вероники, но был облит ведром воды и загнан в дом. Оказалось, что через час планируется торжественное возвращение Гвидона в часть. По этому случаю Веронику угостили половиной блина с печенкой и попросили нарисовать портрет. Вероника от половинки блина отказалась, велела доставить ей Цветана – «чтобы я сразу с этим развязалась, а то завтра уезжаю» – и напомнила Зорьяну, что они должны выманить Мохито с Ватрушкой на прогулку.
Появление Цветана со Стояном, а потом и Гвидона оживило детскую площадку и импровизированную художественную студию. Врачи на прощание обмазали Гвидона бальзамом ярко-желтого цвета, как будто больше недели лечили от лишая, и Веронике пришлось приложить усилия, чтобы очередной герой «Уголка» выглядел прилично.
– Ну, что? Гвидон красивый? – спросила она у Тиши, внимательно разглядывавшего рисунок.
– Нет, – четко и без запинки заявил тот.
– А Мохито?
Коварная Вероника не только задала вопрос, а еще и указала карандашом на конкретный портрет.
– Да, – без раздумий ответил Тиша. – Да.
Хохот сотряс старые дома и деревья, сбивая сливы и привлекая на детскую площадку Живомира и Христофора. Вероника похлопала смущенного Мохито по плечу и напомнила:
– Устами младенца…
Гвидон на оценку его внешности ни капли не обиделся, долго хвалил Веронику и пообещал ей ведро раков, если подразделение сможет столько наловить. Вероника от раков отказалась, сославшись на отъезд, и перевела разговор на прогулку. Объявила собравшимся волкам, что планирует дополнить «Уголок позора» свиньей на цепи, а детскую площадку – петухами и курами. Позвала на набережную всех, заманивая распитием прохладительных напитков и покупкой меда для детей – «а вам, медведи, особое приглашение, вы должны меня проконсультировать, чтобы мне не впарили подкрашенный сахарный сироп!». Мохито заявил, что он в сортах меда ничего не понимает, и почти сбежал, но Вероника ловко сунула Тишу ему в руки и попросила нести ребенка, чтобы Ватрушка не надорвалась.
На набережной не наблюдалось ни толп, ни очередей – будний день, рабочее время. Ватага волков во главе с лишайным Гвидоном и троица медведей привлекали внимание продавцов – из павильонов понеслись зазывные крики. Им предлагали купить молодую картошку, сливы, персики, помидоры, зеленый лук, редиску, разноцветный горький перец. От травяных рядов головокружительно тянуло пряностями, от сухофруктов – концентрированной летней сладостью, от бочек с соленьями – густым квашеным духом.
Гвидоновы волки купили большой пакет малосольных огурцов и начали хрустеть на ходу, отплевываясь от укропа и полосок хрена. Стоян предложенный огурец взял, а Тиша, обнимавший Мохито за шею, подумал и отказался – посматривал на Веронику, копировал действия.
– А вот там живые кролики! – ткнул пальцем Гвидон. – Кто-нибудь хочет свежатинку?
Вероника бурно запротестовала. Цветан усмехнулся. Гвидоновы волки хором рассказали Веронике, что свежатина полезна для здоровья.
– Ну не купленная же! Не в городе! Я с трудом, но понимаю пойманную на охоте дичь…
– А я ела, – тихо сказала Ватрушка. – Зимой, на хуторе. Меня не кормили, и я два раза воровала кроликов из клетки.
– Это была чрезвычайная ситуация!
Вероника прокричала фразу так громко, что некоторые торговцы забеспокоились – сочетание Гвидона, его волков и чрезвычайной ситуации вызывало ассоциации с готовящимся терактом. Мохито, и без того не радовавшийся прогулке, сильно помрачнел.
– Ты ни в чем не виновата!
– Ты так говоришь, как будто съесть кролика – это что-то плохое! – удивился Гвидон.
– Да уж не хорошее! – припечатала Вероника.
Стоян послушал крики взрослых, подошел к загону, в котором прыгали черные и белые кролики, и отдал грызунам недоеденный малосольный огурец. Вся компания подтянулась к загону – вяло