Серж приподнялся удивленно на локте:
– Да! – и добавил потом: – Если любимая женщина накормит меня и восстановит мои слегка иссякшие силы, то я буду готов к новым подвигам!
Он говорил шутливым тоном, но у меня его ответ вызвал тоску, я пожалела о своем предложении перекусить... Что-то странное со мной творилось. Я вскочила, с ловкостью фокусника накинув на себя шелковый легкий халатик, и умчалась на кухню. «Какая я дура! – с раздражением подумала я. – Чего же я испугалась? Ведь всего полчаса назад я была уверена, что безумно люблю Сержа...»
Я насыпала в турку кофе, смастерила какие-то бутербродики и чуть не уронила поднос – в дверном проеме появился Серж, элегантно закутанный в простыню, – зрелище, достойное Древней Греции, а не моей скромной кухни.
– Я по тебе соскучился, – заявил он. – Ты собиралась подать мне завтрак в постель?
– Ну, в общем...
– Господи, ты чудо! Я все испортил, не надо было мне вставать!
– Что ж, раз испортил, так давай останемся здесь, – серьезно произнесла я.
Он попытался усадить меня к себе на колени, но я соскользнула с них под предлогом, что мне неудобно. Вертя в руках чашку с кофе, я сидела напротив него и не знала, о чем говорить.
– Ты выгнала его?
– Что?
– Того человека, с которым жила. Ты его выставила?
– Серж, голубчик, он совсем неплохой, нельзя так...
– Неплохой! – презрительно фыркнул Серж. В его голосе было что-то такое, что заставило меня насторожиться. Обычно с подобным апломбом говорят люди, которые точно знают что-то. Но что он мог знать о Мите? Я же ничего не рассказывала... «Шурочка! – озарило меня. – Она описала Митю злодеем. Но она перестаралась, в этом вопросе могла разобраться я сама». Мне стало обидно за Митю.
– Да, неплохой, – твердо повторила я.
– Хорошо, не будем об этом, – он накрыл мою руку своей ладонью. – Но мне совсем не хочется делить тебя с кем-то. Ты только моя, – ровным голосом повторил он. Похоже, Шурочка здорово сумела его накрутить. Я не злилась на нее, мне было только досадно, что ситуация вышла из-под моего контроля. – Таня, ты меня любишь?
– Да, – ответила я, с ужасом понимая, что безнадежно лгу.
– Тогда поцелуй меня, – он потянулся ко мне. Я покорно подставила губы, в очередной раз не понимая, почему мое сердце молчит. – Выходи за меня замуж, – сказал он потом серьезно.
– Не слишком ли ты торопишься?
– Милая, что ты! Мы столько лет потеряли, к чему тянуть...
– Но живут же люди и без штампа в паспорте! – с досадой произнесла я.
– Не надо, Таня, – мягко остановил он меня. – Ты согласна?
«Что ж это такое! – подумала я в совершенном отчаянии. – Вроде бы я должна согласиться, но мне смерть как не хочется! И вообще мне ничего не хочется!»
– Ты согласна? – повторил он, глядя на меня своими чудесными серо-голубыми глазами. Этот взгляд совершенно лишил меня всякой ориентации, я барахталась в нем, как в утреннем тумане, не видя дороги.
– Да, – вдруг ответила я и опять поняла, что лгу. Что никогда не выйду за него и даже не захочу никогда быть его женой, потому что невозможно сочетаться браком с мечтой, которая осталась в прошлом.
Он обнял меня и стал говорить о своей бесконечной любви, о том, как он прозрел недавно – в фигуральном, естественно, смысле – и как он счастлив теперь, и что я большая умница, что согласилась.
– А то некоторые женщины не могут не поломаться для вида, – осуждающе добавил он.
Все свои фразы он пересыпал цитатами из классиков – остроумно, тонко, но у меня от его эрудиции мурашки по спине бежали. Что-то было не так – он словно роль говорил, вытверженную назубок, его речь была как-то слишком красива для безумно влюбленного человека.
– Серж, а где мы будем жить? – Я попыталась вернуть его с небес на землю.
– Где хочешь – можно у меня, можно у тебя, – великодушно ответил он. Его уверенность в нашем счастливом семейном будущем невозможно было поколебать.
– Серж, я не хочу! – уныло прошептала я, но он словно не расслышал моих слов, подхватил на руки и опять понес на кровать. Я не сопротивлялась. Без сил и без воли я опять отдалась этому человеку, уже не ожидая, что сказочное блаженство посетит меня. Я не считала себя холодной женщиной, и ни один из моих возлюбленных не мог пожаловаться на отсутствие у меня темперамента. Физиологически я была вполне нормальна, если, конечно, не обращать внимание на некоторую психологическую холодноватость. Но сейчас я была абсолютно равнодушна к ласкам Сержа.
Когда он уходил (после тонких моих намеков, что мне совершенно необходимо остаться одной и обдумать его предложение), я наконец нашла в себе силы сказать:
– Мельников, тебе не кажется, что мы делаем ошибку?
– Ошибку? – удивился он.
– Ну да. Как-то скоропалительно у нас все произошло...
– Ты сомневаешься во мне?
– Нет. Но... – Я замолчала и добавила после долгой паузы: – Я сомневаюсь в себе.
– Это бывает, – снисходительно обронил он и поцеловал меня на прощание.
Весь вечер я действительно пыталась осмыслить произошедшее, оценить эту любовь, так нежданно-негаданно свалившуюся на меня. Разум мне говорил, что тревожиться не из-за чего, что Серж, как и предрекала умная Шурочка, – единственная моя любовь, основанная к тому же на детских мечтах. На самом крепком фундаменте мира! Но сердце молчало. Я металась по комнате, хваталась за какие-то вещи, пытаясь навести порядок, но вещи падали у меня из рук – поставленная жизнью задача оказалась слишком сложной для меня, интуиция и интеллект вошли в непреодолимое противоречие.
Августовский вечер догорел быстро, за окнами наступила ночь, затренькал по карнизу мелкий холодный дождичек, опять напоминая, что осень не за горами.
Я с ненавистью смотрела на кровать – смятые простыни напоминали о ласках Сержа. Мысль о том, что мне придется спать на этом ложе любви, не доставляла мне особого удовольствия, словно и ночью меня должны были мучить те же противоречивые мысли, что и днем. «Завтра же приедет Митя!» – вдруг осенило меня. Я сорвала простыни, вытряхнула подушки из наволочек, освободила одеяло... Затолкала всю гору белья в стиральную машину, включила программу и только тогда почувствовала некоторое облегчение. Я напоминала себе преступницу, которая спешила избавиться от выдававших ее улик. «Нет, это не все... Что же еще я забыла?»
Я металась по всей квартире, пока наконец не увидела – огромный букет лилий стоял в центре стола и источал дивный, сладкий, даже, я бы сказала, порочный аромат. Эти белые матовые лепестки, изгибающиеся словно в смертельной страсти, эта лживая белизна... как будто падшая женщина надела платье невесты для того, чтобы распалить прихотливый вкус очередного своего клиента.