2015 года, когда министерство закончило свою работу и обнародовало подробный отчет о расследовании и свои выводы, несколько получивших широкую огласку заснятых на видео стычек между полицией и афроамериканцами резко повысили внимание к использованию силы полицией. Миллионы просмотрели видеоролики жестоких стычек с полицией, включая те, на которых офицеры департамента полиции Нью-Йорка задушили Эрика Гарнера, и офицеры полиции Кливленда пристрелили двенадцатилетнего Тамира Райса в городском парке. Миллионы других людей видели, как Уолтер Скотт был убит офицером полиции из Южной Каролины, которого, после того, как он застрелил Скотта в спину, сняли на видео, когда он пытался изменить место преступления, стараясь скрыть сделанное. Еще больше видели, как офицеры из Балтимора тащат Фредди Грэя на заднее сиденье полицейского фургона для поездки, которой он не переживет. Эти трагические смерти оказали преобладающее влияние на восприятие полиции. Они затопили и затмили миллионы позитивных профессиональных встреч граждан с офицерами полиции, и по отношению ко всем сотрудникам правоохранительных органов в форме поднялась необычайная волна гнева.
Во время этого нестабильного периода в декабре 2014 года двое офицеров департамента полиции Нью-Йорка были казнены убийцей, заявившим, что действует в отместку, «надевая на свиней крылья». Президент Обама попросил меня присутствовать на одних из похорон департамента полиции Нью-Йорка в качестве его представителя. Когда я говорил с семьей офицера Веньяна Лиу в маленьком похоронном бюро в Бруклине, горе было столь безмерным, что было тяжело дышать. Снаружи на холодном ветру на протяжении многих миль стояли офицеры полиции с каменными лицами.
Я чувствовал боль и гнев черных общин после Фергюсона, а теперь я чувствовал боль и гнев правоохранителей. Офицеры полиции не ощущали безопасность или признательность на улицах, которые старались защищать, а общины не доверяли полиции.
Правоохранительные органы и черные общины в Америке долгое время были разделены на параллельные линии — в некоторых общинах ближе, в других — дальше — но теперь эти линии повсюду расходились по дуге друг от друга, каждый видеоролик, изображавший смерть гражданского от рук полиции уводил в сторону одну линию, каждое убийство офицера полиции уводило в сторону другую.
Я старался сказать или сделать все, что могло изменить ситуацию, чтобы помочь направить эти линии обратно в сторону друг друга. ФБР было федеральным следственным органом, но мы были глубоко вовлечены в местную политику, как в качестве инструкторов руководителей полиции, так и в качестве ключевого партнера правоохранительных органов в форме. Я решил, что могу сделать две вещи. Я мог воспользоваться высокопоставленной должностью директора, чтобы сказать некоторые вещи, которые считал правдой, в надежде, что это поспособствует лучшему диалогу. А затем я мог воспользоваться присутствием ФБР по всей стране, чтобы организовать этот диалог. Так что в феврале 2015 года я отправился в Университет Джорджтауна и рассказал о четырех «горьких правдах», которые необходимо знать каждому из нас.
Во-первых, сказал я, нам в правоохранительных органах необходимо признать ту правду, что мы давно стали проводниками сложившегося в Америке статуса-кво жестокого обращения с чернокожими людьми; нам необходимо признать нашу историю, потому что люди, которым мы служим и защищаем, не могут ее забыть. Во-вторых, всем нам нужно признать, что внутри нас есть скрытые предубеждения, и если мы не будем осторожны, они могут привести к предположениям и несправедливости. В-третьих, с людьми из правоохранительных органах, которые должны реагировать на происшествия, ведущие к аресту столь многих цветных молодых людей, может произойти кое-что; это может искривить подходы и привести к цинизму. Наконец, сказал я, все мы должны признать, что не полиция является первопричиной большинства серьезных проблем в худших районах нашей страны, но что истинные причины и решения столь сложны, что намного легче говорить лишь о полиции. Затем я приказал всем пятидесяти шести отделениям ФБР по стране организовать встречи между правоохранительными органами и общинами, чтобы поговорить о том, что есть правда, и как выстроить доверие, нужное, чтобы направить те линии обратно навстречу друг другу. Трудно ненавидеть вблизи, и ФБР могло бы свести людей.
Общественная реакция на речь в Джорджтауне была положительной. Будучи белым директором ФБР с большим опытом работы в правоохранительных органах, я мог рассказать об истории и предрассудках правоохранительных органов то, чего не могли другие, и многие полицейские начальники в частном порядке были признательны за это. Но линии оставались далеки друг от друга, и в середине 2015 года происходило уже что-то зловещее. В конце лета более сорока крупнейших городов страны сообщили ФБР, что с конца 2014 года испытывают скачки числа убийств. Что было особенно необычным в этих цифрах, так это то, что рост числа убийств не был равномерным, и не следовал какой-либо очевидной схеме. Фактически, примерно двадцать из шестидесяти крупнейших городов Америки не наблюдали роста. Некоторые даже наблюдали снижение числа убийств. И города, некоторые с огромным ростом, некоторые без, были разбросаны по всей карте Америки.
Даже пока я говорил в Джорджтауне, убийства продолжали свой рост, и жертвы преимущественно были молодыми чернокожими мужчинами. В городах с резким ростом были разные проблемы с бандитизмом и незаконным оборотом наркотиков. Что, казалось, их действительно объединяло, это большие районы концентрации бедного черного населения, где все больше молодых чернокожих мужчин убивалось другими молодыми чернокожими мужчинами.
Я слышал от руководства полиции, что этот рост мог быть связан с переменами в поведении среди полиции и гражданских, связанными с рассказами, вызванными вирусными видеороликами. Я не знал наверняка, и не обладал экспертной оценкой или данными, чтобы выяснить это, но был полон решимости поднять эту тему. Стране было бы слишком легко игнорировать новые смерти чернокожих мужчин, стране было бы слишком легко «объехать» проблему, потому что это происходило с «теми людьми, вон там». Кому-то нужно было что-нибудь сказать, чтобы завести диалог о происходящем. Моим самым горячим желанием было, чтобы я ошибался, и выяснилось бы, что этим числам есть какое-то простое объяснение, или что это была какая-то случайная, но широко распространенная статистическая аномалия.
В то же самое время, администрация Обамы и любопытный альянс либеральных демократов и либертарианских республиканцев в Конгрессе работали совместно над смягчением наказания за некоторые федеральные уголовные преступления. Это была одна из немногих областей политики, по которой могли прийти к соглашению некоторые самопровозглашенные республиканцы Движения чаепития и президент Обама. У меня не было изжоги от конкретных предложений, которые все казались мне вполне умеренными и разумными. Но национальный диалог о скачках числа убийств — и о том, что могло являться их причиной — было последним, чего хотели сторонники реформы уголовного правосудия.