— Помогите! Человеку плохо!
Он уже не видел, как из-за барной стойки выскочил бармен, вслед за ним подбежала официантка, несколько любопытных столпились вокруг, наблюдая, как ему делают искусственное дыхание, массаж сердца. И никто не обратил внимания на то, что черноволосая девушка взяла сумку, лежащую под столиком, за которым она сидела, и спокойно пошла к выходу. Выйдя из здания аэропорта, Мара подошла к длинному джипу камуфляжной расцветки, на передних сиденьях которого расположились двое крепких ребят, и уселась на заднее сиденье. С нетерпением стала рыться в сумке. На ее лице отражались эмоции: страх, нетерпение, а в итоге разочарование. Когда она закончила поиски, то уже овладела собой. Маски в сумке не оказалось.
— Пусто! — хрипло воскликнула она. — Все прошло, как было запланировано, но маски в сумке нет! Он где-то ее спрятал. Все из-за того, что вы прохлопали его в Симферополе!
— А как нам было играть с ним в догонялки, когда у него новенькая «тойота», а у нас старые «дрова» — «восьмерка»? Даже на этом «дефендере» мы бы за ним не угнались, — окрысился высокий и худой парень по прозвищу Шлем — в честь абсолютно голого черепа.
— Мы же не железные — трое суток его «выпасали». Были уверены, что он полетит этим рейсом — билеты у него были, а он вдруг сорвался среди ночи, — поддержал товарища его напарник, круглолицый и полный, за что имел прозвище Колобок. — Все было готово на эту ночь, но он успел удрать.
— Слишком долго готовились — вот и упустили, — не согласилась Мара. — Я в баре возле него «засветилась», поэтому, Колобок, тебе следует сделать следующее…
Вскоре к зданию аэропорта подъехал автомобиль-фургон, в который погрузили тело археолога, полностью покрытое серой простыней.
— Извините, я его близкий знакомый. Не подскажете, в какую больницу вы его повезете? — спросил круглолицый парень женщину в белом халате.
Та внимательно на него посмотрела и ответила:
— К сожалению, ему больница уже не нужна. В Борисполь мы его отвезем, в морг. На вид такой здоровый, а случился у него инфаркт. Если вы его знаете, то сообщите родным, чтобы приехали за телом. Да и формальности с милицией надо будет уладить.
Вскоре Колобок оказался в автомобиле и доложил Маре о случившемся.
— Что будем делать? — спросил Шлем. — Где искать маску?
— Его тело повезли в Борисполь, надеюсь, в морге не производят вскрытие круглосуточно. Шансы на успех у нас есть — я предусмотрительно подстраховалась, — ответила Мара и рассказала спутникам о своем плане.
Хроника Плачущей Луны
Севастополь. Ноябрь 1920 года
Услышав, как дверь открывается с наружной стороны, Иннокентий вытащил браунинг, вышел в коридор и прицелился в дверной проем. Он чувствовал себя здесь как в мышеловке — полуподвальная комнатка с глухим окошком на уровне мостовой, бывшая дворницкая. Если за ним придут, оставалось одно — дорого продать свою жизнь, взять с собой как можно больше «товарищей» на тот свет. Это не значило, что он был фанатичным идейным врагом новой власти, пришедшей с красными дивизиями в Крым. Волею судьбы он оказался по эту сторону баррикад, хотя во время учебы ходил в сочувствующих революционерам и даже помогал им по мере сил.
Во время войны с Германией он в первые же дни сменил студенческую тужурку на офицерскую форму и успел дослужиться на передовой до штабс-капитана, при этом ни разу не получил в боях серьезного ранения, а только пару царапин. Участвовал в знаменитом Брусиловском прорыве и был неоднократно отмечен наградами. Он с одобрением встретил новость об отречении императора от престола и о провозглашении республики. Среди солдат он пользовался уважением, и его даже избрали в полковой комитет, в котором из офицеров он оказался один. А затем началась вакханалия — фронт практически прекратил существование, вместо военных решений стали приниматься решения политические, и Иннокентий перестал что-либо понимать.
Он вышел из состава полкового комитета, посчитав, что на этом его война окончена. К этому времени у него завязался бурный роман с сестрой милосердия Марией Голодой. Они решили пробираться в Москву к родителям Иннокентия, а потом уже отправиться к маме Марии за благословением, но война распорядилась иначе.
По дороге Мария заболела лихорадкой, и они решили остаться на время болезни у ее двоюродной тетки Анастасии в имении Куцовка, заодно надеясь встретить там кузину Наденьку. Когда на наемной телеге добрались до села, то вместо старинного господского дома увидели лишь обгорелые развалины. Но им повезло: первая же встреченная женщина, жительница села, успокоила Марию, объяснив, что с ее родственниками все в порядке — они успели уехать до разгрома имения, и даже помогла отыскать их киевский адрес. Просила передать родственникам, чтобы те не гневались — тогда в них словно бес вселился, а после многие очень сожалели о содеянном.
— Сожалели — не сожалели, а имение полностью разорили, — хмыкнул Иннокентий. — Вещи господские поворовали — поэтому и сожгли дом, чтобы концы спрятать. В былые времена налетели бы сюда казаки, жандармы, дознаватели и определили степень жалости каждого.
— Время наступило смутное — мы мечемся, и все мечутся, не знают, к какому берегу пристать. Вот и происходят подобные нонсенсы. Слава Богу, что хоть они живы остались! — произнесла Мария и перекрестилась.
«Вот так нонсенсы!» — подумал Иннокентий. Они решили, учитывая болезненное состояние Марии, заехать в Киев и навестить ее родственников. Город встретил их накалом политических страстей, разнообразием партий и сформированным правительством — Центральной Радой. Иннокентий отметил про себя, что город был просто наводнен большим количеством офицеров, покинувших разложившуюся армию. Некоторые даже не сняли упраздненные погоны, так и ходили по улицам, провоцируя солдат с красными бантами на груди на эксцессы. Ясно было, что они, как и сам Иннокентий, не знали, что предпринять.
Анастасия Ивановна и Наденька встретили их радушно и разместили у себя — они снимали четырехкомнатную квартиру на Малоподвальной.
— Здесь такое творится, но, слава Богу, у нас значительно спокойнее, чем в Петрограде и Москве, по крайней мере не стреляют. Спорят до хрипоты, чуть за чубы друг друга не таскают, но относительно тихо — разве что иногда по ночам шалят да солдаты, возвращающиеся с фронта, временами безобразничают на окраинах или возле вокзала. А в Питере стреляют, дома и даже фамильные ценности реквизируют, за бывшими приближенными ко двору охоту устроили. А здесь оперетку играют — создали свое, «гайдамацкое», войско, нарядили вояк в средневековую одежду — жупаны и шлыки на папахах, кривые сабли, — рассказывала Анастасия Ивановна. — Мне это напоминает кастрюлю с кипящей водой — шипит, крышку поднимает, а как с огня снимешь — то и успокоится. Перетерпеть надо.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});