— Стой! — закричал часовой у ворот, хватая за узду лошадь. — Куда едешь? — спросил он.
— Мне нужно повидать Али Мардан-бая, — ответил я.
— Что же ты едешь во дворец? Здесь живет эмир-саиб. Сверни налево, в третьем дворе спроси Али Мардана, — уже спокойно указал мне дорогу часовой.
Я свернул налево и, доехав до третьих ворот, въехал во двор. Какой-то узбек вышел из дома и вопросительно смотрел на меня.
— Здесь живет Али Мардан-бай? — спросил я.
— Да, — вежливо ответил он, — только сейчас его нет дома, он еще не вернулся из мечети.
— Так я его подожду, — сказал я, спрыгнув с лошади.
Выбежал мальчишка и, взяв лошадь, стал ее прогуливать.
Я сел в тени навеса. Встретивший меня узбек вынес чаю и сел на корточках поодаль. Подошли еще несколько человек. Понемногу вокруг меня собралась толпа.
— Ты хорошо говоришь по-узбекски, но ты не узбек. Что ты делаешь в Кабуле? — спросили меня.
— О, я почти всю жизнь провел в Бухаре. Я имел там свою торговлю, но после революции разорился и вот теперь вынужден служить. Я служу переводчиком при советском посольстве, — ответил я. — Приехал я сюда прямо из Бухары и вот думаю накопить немного денег и опять вернуться в Бухару торговать, — продолжал я.
— Ты недавно из Бухары? — оживился узбек. — Расскажи, как там жизнь и кого ты там знаешь?
Я пил чай, рассказывал о жизни в Бухаре. О новой советской власти, которая помогает всем трудящимся. Об амнистии, дарованной всем желающим возвратиться на родину узбекам. Толпа вокруг меня, выросшая до пятидесяти человек, слушала с напряженным вниманием. На лицах виднелось чувство тоски по родным местам.
Пришел с молитвы и Али Мардан. Он встретил меня, как старого знакомого.
— Вот, слава Аллаху, живой человек из самой Бухары, — сказал он, обращаясь к слушателям. Мой престиж в глазах публики еще более поднялся. И когда, посидев еще некоторое время, я собрался ехать обратно, несколько человек из группы бросились к моей лошади и помогли мне усесться. Я дал мальчишке, прогуливавшему лошадь, пару рупий и, попрощавшись, уехал. Я возвращался в город довольный своей поездкой. Я чувствовал, что посеянные мною семена принялись хорошо, и радовался будущему урожаю.
— Саиб, — услышал я сдержанное обращение за собой, идя по крытому Сарыпуль, базару Кабула. Я обернулся и увидел двух бухарцев.
— Мы хотим с тобой поговорить. Не можешь ли ты пойти с нами в укромное место?
— Хорошо, — ответил я и свернул в узкий вонючий переулок.
— Мы вдвоем решили вернуться в Бухару и просим твоей помощи. Скажи послу, чтобы разрешил нам ехать домой, — сказал один из бухарцев, убедившись, что мы одни.
— Хорошо, я передам вашу просьбу послу. Приходите на это же место послезавтра, и я вам передам ответ посла, — ответил я, записывая их имена.
В назначенный день мы снова встретились.
— Посол не верит, что вы искренно желаете вернуться на родину и заниматься мирным трудом, — начал я, — он боится, что вы опять будете заниматься басмачеством.
— Нет, саиб, мы уже пять лет как покинули наши дома и семьи. За это время мы испытали все. Нам все время обещали, что мы сможем скоро вернуться домой. Нас заставляли работать, как ослов, и держали впроголодь. Теперь довольно. Мы видим, что все это были пустые обещания. И не только мы вдвоем, но и все наши люди хотят вернуться к своим семьям, но боятся наказания большевиков.
— Ладно, а чем вы докажете, что действительно искренне решили порвать с эмиром? — спросил я.
— Чем хочешь, саиб, — ответили оба.
— Хорошо, я вам предложу следующее: в течение трех месяцев вы будете жить здесь и информировать меня о том, что делается у эмира. Кроме того, вы должны уговаривать и других вернуться на родину. Если вы честно исполните эти два условия, то я обещаю уговорить посла выдать вам паспорта. А чтобы вы могли здесь жить, я вам буду выдавать сто рупий в месяц на расходы, — предложил я.
— Мы сделаем все, что ты прикажешь, — без колебаний ответили они.
И я им выдал по десять рублей аванса. Дальше уже дело пошло как по маслу. Теперь в окружении эмира бухарского у меня было больше чем нужно информаторов для дальнейшей работы.
Недели через две желающих возвратиться на родину было около тридцати человек и среди них пять наших агентов. Я послал доклад в Москву, подробно развивавший идею реиммиграции бухарцев. Я настаивал главным образом на реиммиграции вождей бухарского движения, ибо думал, что вслед за вождями партиями двинутся и рядовые члены эмиграции. Москва приняла мое предложение, однако с той поправкой, что надо организовать возвращение рядовых эмигрантов и, лишив таким образом вождей опоры, уничтожить их влияние и значение.
С целью содействия идее «возвращения на родину» ближайший съезд бухарских Советов постановил амнистировать всех эмигрантов, добровольно возвращавшихся в Туркестан, и наделить их землей и инвентарем, чтобы они вновь могли заняться хозяйством. Меры эти диктовались, кроме политических соображений, соображениями экономическими. Восточная Бухара после ликвидации басмачества в 1925 году почти опустела. Жители частью бежали в Афганистан и Персию, частью были вырезаны воюющими сторонами. Глинобитные дома развалились, поля были брошены и не обрабатывались. Некогда богатые селения представляли собой развалины среди пустыни. Еще больший ущерб причиняла стране эмиграция туркмен, которые увели с собой на афганскую территорию весь скот-каракуль, ценившийся наравне с валютой. Все это богатство теперь находилось в Афганистане.
Весной 1925 года мною была отправлена первая партия эмигрантов в 20 человек, среди которых находились два агента ОГПУ для наблюдения. Остальные агенты были оставлены в Афганистане для развития идеи возвращения и для дальнейшего ведения информационной работы. Одним из ценных информаторов-бухарцев был Исак-хан, человек удивительно ловкий. Как-то встретив его в условленном месте в горах, я сказал ему:
— Исак-хан, мне нужно получить именной список всех эмигрантов-бухарцев в Кабуле. Сможешь ли ты его достать?
Маленького роста, краснощекий, с хитрыми карими глазами, Исак-хан подумал несколько минут и ответил:
— Конечно, можно, только это будет стоить денег.
— Ладно, я и так тебе плачу много. Достань этот список, и я выдам тебе, кроме жалования, сто рупий награды, — предложил я.
— Сделаю, саиб, и принесу через неделю, — сказал он и ушел быстрой деловой походкой.
Через неделю мы вновь встретились на том же месте.
— На, возьми, — сказал Исак-хан, вынимая из-за пазухи большой сверток бумаги. — Тут имена всех бухарцев в Кабуле.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});