Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Айрис, дрожа, заходит внутрь. Пока Аманда закрывает за собой двери, Дано быстро подходит к следующему препятствию, которым, по счастью, оказываются обычные стеклянные двери. Он без труда их открывает, осторожно заходит внутрь и останавливается.
– Думаю, что здесь есть трупы, – сказал он ей по-английски. – Воняет.
Айрис становится дурно. Все эти смерти должны когда-нибудь прекратиться. Она сжимает руку Сигрид. Та выглядит очень усталой и измученной. Кажется, она не понимает, что Айрис едва ее не потеряла.
Я должна собраться с силами, думает она. Я должна справиться со всем этим ради нее.
Она вздыхает.
– Значит, нам придется их убрать, – говорит она, медленно входя в магазин.
– Мама, что мы будем здесь делать? – спрашивает Сигрид.
– Пока побудем здесь, – говорит она. – Иди отдохни и найди себе что-нибудь поесть.
Магазин двухэтажный. На первом этаже – отдел текстиля с подушками, простынями, пуховыми одеялами и покрывалами, а на втором – открытый выставочный зал с готовыми кроватями и другой мебелью для спальни.
Дано заглядывает за кассы и через несколько секунд знаками показывает, что туда не стоит заходить.
– Женщина, – поясняет он и изображает отвращение на лице.
Айрис благодарно улыбается ему и ведет Сигрид на второй этаж.
Она давно хочет поговорить с мальчиком и задать пару вопросов, но сейчас она слишком измотана и ей не до этого.
К сожалению, на втором этаже пахнет еще сильнее. Она просит Сигрид сесть на детскую кровать, покрытую одеялом с Бэтменом, и подождать, пока она все осмотрит. В зале стоит около тридцати кроватей. Она наклоняется, чтобы заглянуть под них. Трупов под кроватями нет. Может, запахи так же, как дым, поднимаются вверх?
У Айрис нет никаких сил. Она хочет упасть на кровать, закрыть глаза и не просыпаться, пока не кончится весь этот кошмар.
Дано поднимается по лестнице.
– Аманда наводит внизу порядок, – говорит он и протягивает ей пакет. – А это я нашел в комнате для персонала.
Айрис заглядывает в пакет. Внутри лежат две банки кока-колы, три бутылки газированной воды и две большие шоколадки. Айрис была готова расцеловать Дано.
Они сидят на покрывале и молча пьют. Сигрид и Айрис сначала выпивают на двоих бутылку минералки, затем банку кока-колы, а Дано – воду. С непривычки он морщится, но все-таки осушает бутылку. Айрис разламывает плитку шоколада на три равные части. Они едят и слушают, как Аманда, ругаясь, вытаскивает тело женщины из магазина.
Доев шоколад, Дано достает из кармана джинсов маленькую плоскую коробочку, мобильный телефон и кабель и идет к окнам, выходящим на боковую улицу. Айрис снимает с Сигрид джемпер и брюки, чтобы сложить их на кровати, и наблюдает за Дано, который подключает телефон к коробочке и кладет их на подоконник.
– Зарядное устройство на солнечных батарейках, – поясняет он. – Хочу узнать, который сейчас час.
– Не то чтобы нам так уж нужно следить за временем, – прибавляет он с грустной улыбкой. – Но все же.
Сигрид крепко спит. Внизу громко хлопает дверь, и через минуту к ним присоединяется Аманда. Айрис вручает ей бутылку воды, банку колы и шоколадку. Лицо Аманды расплывается от радости.
– Наконец-то нам улыбнулась удача, – говорит она с набитым ртом. – Я нашла два ключа в кармане у женщины. Один к главной двери, я уже ее закрыла, а другой – от машины на стоянке. Отныне мы полноправные владельцы «субару-аутбэк».
Телефон Дано издает громкий звук и включается. Послеполуденное солнце быстро зарядило аккумулятор. Дано подходит к окну и смотрит на экран.
– Который час? – спрашивает Айрис.
– Семнадцать пятнадцать, – говорит он. – Сети нет.
– Кто бы сомневался, – ворчит Аманда.
Некоторое время они сидят молча.
– Спасибо, – внезапно говорит Айрис. – Вы оба спасли ее. Я не знаю, что было бы… если бы я…
Она замолкает и тихо плачет.
– Не плачь, – говорит Аманда. – Только напрасная трата воды.
Айрис смеется сквозь слезы и смотрит на девушку. В дополнение к старым ранам на лице и спине у Аманды прибавились большая ссадина на руке и глубокая царапина на коленке.
У Дано нет ран, но зато его футболка и джинсы порваны в клочья и покрыты грязью. Похоже, ему пришлось немало поползать по земле.
Следом Айрис переводит взгляд на свою повязку и поминает недобрым словом бабку, выскочившую перед ней на дорогу. Наверное, она давно мертва, внезапно думает Айрис и трет глаза. Затем она смотрит на свои грязные ногти.
– Господи, в кого мы превратились, – говорит она Аманде и вздыхает.
– Эскадрон гусар летучих, – отвечает та.
Айрис пристально смотрит на Дано. Тот замечает ее взгляд и нервно съеживается.
– А что приключилось с тобой? – спрашивает она максимально дружелюбным тоном.
Сначала он просто смотрит в пол и крутит в руках бутылку.
– Мы… приехали на поезде из Сирии. Я имею в виду… из Копенгагена. Но мы приехали из Сирии. Мы сбежали в январе. Мы больше не могли там оставаться.
Он рассказывает им про свою мать, которая стала чем-то вроде паршивой овцы в тамошнем консервативном обществе. Дедушка Дано с детства убеждал дочь, что она должна стать личностью. Они были родом из богатой семьи, а мать Дано – единственным ребенком. Ее отец хотел, чтобы у нее были такие же возможности, как у мужчин. Она еще училась на юридическом, когда встретила отца Дано, молодого врача, который только-только закончил институт.
– Мы жили очень хорошо, – говорит Дано. – У моего деда было много денег, а мой отец был доктором. Моя мать была хорошим адвокатом, и, поскольку мы алавиты[1], у нас были… привилегии.
Но у его матери были свои взгляды на жизнь, и она часто говорила то, что не нравилось людям. Она боролась за права женщин.
– Она занималась семейным правом в одной юридической фирме, – говорит Дано. – И мама требовала равных прав для женщин. Был громкий случай, когда она пыталась помочь матери сохранить опеку над сыном после того, как ему исполнилось тринадцать лет. У нас разведенные женщины теряют опеку над сыновьями, когда тем исполняется тринадцать, и над дочерями, когда им исполнится пятнадцать. Но не отцы. Мама попыталась это изменить. Многие люди злились на нее за это.
Когда разразилась война, они, живя в Дамаске, почти не заметили ее, продолжая жить как обычно. Но постепенно ситуация ухудшалась.
– Становилось все хуже и хуже. Война приблизилась к столице, и атмосфера изменилась. Люди стали злыми и агрессивными. Мы терпели, сколько можно, а потом нам пришлось уехать, – говорит Дано.
В январе, рассказывает он, отец наконец принял деньги от деда Дано, чтобы они могли убежать. Транзитная виза, путешествие по Ливану в переполненном автобусе, плавание на грузовом судне из Триполи в Мерсин в Турции, затем такси, микроавтобус и, наконец, путь пешком до западного побережья