Читать интересную книгу Охота за царской казной - Владимир Угрюмов

Подлетает его приятель с двумя бутылками водки в руках. Скуластый сразу теряет нить своего рассказа.

— Будешь? — спрашивает он меня, кивая на бутылки.

— Тебе ж ехать… — удивляюсь я.

— Да херня! — смеется скуластый. — Нам же только до Шалинского, а тут если и есть менты, то сами вечно синие…

— Не хочу начинать, — с сожалением говорю я. — Начнешь — остановиться трудно будет… А тогда точно — пинком с барщины и — бутылки на вокзал собирать…

— Тогда не надо… — соглашается скуластый. — Мы с Митричем по соточке врежем и — поедем. Слушай! Ты же бульдозерист? — осеняет его.

… — Ну?

— О!! С этим чудом дело имел? — кивает он на свою машину.

— Да сколько раз…

— Тогда давай так… Я сейчас вмажу, а ты поведешь. Так оно надежнее будет, — предлагает он.

— Лады. Давайте бухайте. С рычагами справлюсь… — отвечаю ему.

Через десять минут выезжаем. Я веду «газон». Мужики раскатали пузырь на двоих, и Митрич полез в кузов, сообщив уже заплетающимся языком, что «маненько покемарит».

Скуластого зовут Федором. Пока я рулю, он трещит не переставая о том, что он здесь все места чуть ли не на брюхе исползал с геофизиками.

— Сейчас и дизеля фирменные есть, а мне все на этом бензодрале пахать приходится, — хлопает он ладонью по кожуху двигателя. — Какой на хер «шестисотый мерседес», если мой шарабан по здешним дорогам в перевалы жрет литр на километр! — смеется скуластый. — Я с собой в кузове не канистры таскаю, а пару «двухсотлитровок», чтоб он, змий, не зачах по дороге…

Болтая о том о сем, без помех проезжаем сотню километров до Шалинского. От него мне до Красноярска пилить еще столько же. Загоняю «газон» во двор общежития геофизиков.

— Может, заночуешь у нас? — спрашивает Федор, когда я, закинув рюкзак за плечи, собираюсь отчалить из этой гавани.

— Не, спасибо. Хочу побыстрее добраться до своих… — отказываюсь я. — Все, братишка, пора топать дальше.

— Ну так смотри, ежели что, возвращайся, — кивает понимающе Федор.

В длинном бревенчатом бараке, приспособленном под общежитие, на редкость тихо для вечернего времени.

— У нас тут сейчас никого нет… — смеясь, подтверждает мою догадку Федор. — Все в поле, только мы с Митричем, как ездовые… То привези, то подай…

— Все, пойду я…

— Ну, ладно… Хозяин — барин, — соглашается Федор. — Вот смотри, за тем поворотом свернешь вправо… — показывает он рукой, — а там шпарь прямо вдоль заборов — и упрешься в трассу. Так оно ближе выйдет… Попутки там часто до Тертежа ход ют…

Жмем друг другу руки и расстаемся. Уже выйдя за ограду, слышу веселый голос Федора:

— Митрич! Ебио мать тебя колесом по чайнику! Подъем! Где там у нас вторая пол-литра?..

«Мне бы, мужики, ваши заботы», — усмехаюсь я мысленно.

Нестерпимо хочется рассмотреть содержимое баночки из-под леденцов, но пока мне не до этого. Я стремлюсь вырваться из опасного района. Вряд ли меня скоро обнаружат, но когда найдут «жигули» браконьеров, вычислить мой маршрут станет гораздо проще. Мои следы пока еще, что называется, горят.

На трассе останавливаю попутный КамАЗ. В этих местах любого бродягу подвезут, куда он попросит, без всяких денег, так как живут здесь в основном такие же бродяги с неудавшимися судьбами. А встречаются и просто открытые, бескорыстные люди.

Водила КамАЗа попался разговорчивый, и с полчаса я выслушиваю его откровения, пока не прибываем в Тертеж. Парень ушел вправо от развилки, на УЯР, а я остался голосовать на трассе.

Вечереет. Вокруг уже не тайга, а степь. Далеко на горизонте вздымаются пики таежных гор, золотящиеся сочной зеленью в лучах заходящего солнца. Снежные шапки гольцов четко прорисовываются на бледно-синем небе, но уже видны и багровые от заката тучи, надвигающиеся с запада. Скоро на таежный мир опустится ночь, и, возможно, пойдет дождь.

Глава двадцать восьмая

Одиннадцать вечера. На улицах Красноярска ни одной живой души. Темень, и вдобавок из разверзшихся небес обрушивается шквальный ливень, холодный, мерзкий. Пока я бежал к ближайшему подъезду, на мне и нитки сухой не осталось.

В гостиницу мне нельзя, на бичевской сходняк, в смысле на вокзал, — тоже. Меня нигде не ждут. Отверженные, но не обреченные…

Паршиво в чужом городе одному, без знакомых — некуда сунуться, одежда на мне насквозь промокла, а тут еще подъезд встречает меня промозглой сыростью и холодом. Батареи ни один кретин в такую погоду не затопит. Сейчас бы в горячую ванну, картошечки с зеленью и ростбифом… Тьфу! Лезет всякая глупость в голову. Да еще, откуда ни возьмись, уличный кот желает со мной познакомиться, трется о мою ногу и урчит. Интересно, если бы этот котяра вдруг вырос до размеров тигра, какой бы у меня был коэффициент живучести? Наверно, как у танка в ядерную войну — секунд тридцать…

Пробую сидеть на корточках. На фиг! От каменных стен и от бетона лестничной площадки веет могильным холодом. Склеп намба фри… Картошечка фри… Люля-кебаб… Что это меня на баб потянуло? Не до баб сейчас — это точно… Историк с Катей балдеют на базе, им-в кайф. Там светло, мухи не кусают, вода с потолка не капает… Хочешь, смотри кино по видику или по спутниковому, хочешь — покушай чего-нибудь вкусненького, а именно: картошечки с зеленью, горячий ростбиф…

Стоп! Так дальше нельзя! Ну и положение, однако: стою в подъезде с килограммом золота в рюкзаке, оружия при мне столько, что любой ресторан за минуту в оборот возьму, денег — как у дурака махорки, и деревянные, и зеленые… а толку — ноль.

— Кис! Кис! — зову кота, чтобы отвлечься от неприятных мыслей. Этот хвостатый ни на одно из блюд был не похож.

«Мр-рр-рр…» — отвечает кошак и трется о ладонь.

Сидел, видно, здесь весь день, вот и сухой. А я — мокрый, голодный, бесприютный… — миллионер!..

Бляха! А ведь холодно все-таки… Зараза! Лето на дворе, а я замерзаю, как последний тунгус. Ну-ка, проведем разминочку. Рукопашный бой с воображаемыми противниками. Двух, трех, пяти мне мало. Нужно, чтобы постоянно наседали. Я их вот так! И по-любому! И вот этак! Вроде согрелся…

Кошак, обалдевший от моих интенсивных переживаний, сваливает куда-то вверх по лестнице.

Скоро двенадцать ночи. Худо дело, если дождь зарядил до завтра. Придется мне здесь куковать до открытия магазинов. Часов девять, не меньше. На таком холоде. Веселенькая перспектива. В рюкзаке была пачка галет, я их съел вместе с тушенкой, пока ловил попутку от Тертежа. Эх, а сколько тушенки сгорело в моем «уазике»! Сейчас бы сюда «уазик»… Просушился бы, поспал… Ого, а это еще что такое?

Во двор заруливает ментовский «козел» и останавливается как раз напротив «моего» подъезда. Так-с… Похоже, что мое присутствие кому-то из жильцов этого дома не понравилось. На лестничной клетке — тишина, нигде вроде не гуляли и не скандалили. Дом пятиэтажный, я-на третьем. Двое патрульных вылезают из машины, входят в подъезд. Уходить мне некуда. Чердак закрыт — я проверял. Сажусь на пол у стены и жду, что будет дальше.

Гулко топают шаги по лестничным пролетам. Полицейские шагают молча, только храпит их рация. Вот на площадке появляется первый патрульный, за ним второй. Парни целенаправленно подходят ко мне, останавливаются, глядя на меня сверху вниз.

— Чего сидишь? — хмуро спрашивает сержант, видно, старший в этом наряде. Пожимаю плечами.

— Дождь… — говорю им. — Пережидаю…

Менты недоверчиво смотрят на мое походное снаряжение.

Красноярск — это уже все-таки большой город, с населением за миллион, и я в своем партизанском прикиде, конечно, выгляжу подозрительно, особенно ночью.

— Ваши документы… — требует полицейский.

Вот ведь дилемма… Показать им удостоверение ФАПСИ — это один хрен вызовет подозрение, потребуется проверка. Значит, предложат проехаться с ними и шмонать будут обязательно. А у меня в рюкзаке «бизон», от которого еще тянет порохом, как от бича перегаром. Пистолет опять же, золото, деньги, спутниковая связь, «атлас»… В общем, с таким багажом я тут же перекочую в местный отдел ФСБ. А кто знает, не связаны ли местные фээсбэшники с теми, чьих людей я недавно уделал в тайге? Вывод один: эти патрульные, сами того не желая, нарвались на неприятности. И ничем теперь, ребята, я вам помочь не могу. Все-таки даю им еще один шанс уйти отсюда своими ногами. Вытаскиваю паспорт и водительское удостоверение, где на всех документах мои фотографии, но, разумеется, эти «ксивы» — только прикрытие.

Патрульный листает паспорт. Рассматривает водительские корочки, как будто видит такое первый раз в жизни. Чувствую, он что-то для себя решает. Второй полицейский, такой же молодой, как и его напарник, ждет решения старшего по наряду, теребя микрофон рации. В рации кто-то хрипит и что-то бубнит, но совершенно невозможно разобрать слова, доносящиеся из этого старья.

— Из Москвы, значит?.. — говорит сержант и, закрыв паспорт, хлопает документом по ладони. — К кому сюда приехали? — интересуется он.