Липсиц вскочил так, словно невидимая пружина вытолкнула его из кресла.
— Этого не может быть, — повторял трясущимися губами.
Алекс перехватил его за локоть и силой усадил обратно.
— Успокойтесь! — приказал он. — Держите себя в руках!
Яков Соломонович смотрел влажными от слез глазами, снизу вверх как голодная собака на хозяина и еле слышно шептал:
— Это был… Марк Кариди.
Глава 23
Всё успокоилось довольно быстро. Яркий свет погас, утихли бессвязные крики. Лишь гул в ушах и ощущение высасывающего воздух вакуума. Электрический разряд пронзил грудную клетку. Тело дёрнулось и обмякло.
— Этой души не спасти, — послышался голос рядом, — вряд ли у них получится, да и зачем? И всё же, шансы есть… пятьдесят на пятьдесят.
Полковник открыл глаза, оглядел себя и понял, что жив. Осмотрелся краем глаза. Он лежал на земле, рядом в голой лесопосадке шумел ветер, вдалеке гудела автострада.
Рядом вполоборота к Феликсу, скрестив по-турецки ноги, сидел человек. Его лица не было видно из-за длинных, спадающих до плеч, чёрных волос. Заметив, что Феликс очнулся, человек продолжил:
— Расслабься и больше не закрывай глаза. Что может быть лучше вечного покоя для уставшего солдата.
— Ты кто? — прохрипел полковник и не узнал свой голос. Он лежал на спине, а безразмерный чёрный диск над ним закрывал полнеба.
— Тот, кого ты ищешь, — ответил незнакомец.
— Это хорошо. Выходит я нашёл, кого искал.
Феликс попытался подняться. Не вышло. Он не чувствовал своих ног. Их будто не существовало. Но и боли не было тоже — лишь пугающее бессилие. Словно запеленованный ребёнок он безвольно лежал, уставившись в чёрнеющий в небе диск.
— Что со мной? — спросил он.
Глянул вдоль тела. Безжизненные конечности носками ботинок таращились вверх.
— Так бывает всегда поначалу. — Человек повернулся к Феликсу и положил руку на его горячий лоб. Рука оказалась холодной, почти ледяной. — Сначала шок, потом привыкнешь. На врачей не обращай внимания, они просто делают свою работу. Вскоре твоё состояние стабилизируется, и ты почувствуешь себя как новорождённый. Тело твоё медленно уснёт, в конце концов, оно когда-нибудь должно выспаться, а ты вновь обретёшь невесомость, которой лишили тебя пятьдесят семь лет назад. Безболезненный уход, это всё, полковник, что я могу для тебя сделать, хотя болью тебя не удивить.
Человек в тельняшке стал подниматься.
— Подожди, — остановил его Феликс. — Ты пойдёшь со мной.
— Вот как? — в голосе послышалась ухмылка. — Не получится. Ты уже пришёл.
— Не понимаю тебя, — Феликс безрезультатно пытался пошевелить ступнями ног.
— Скоро поймёшь.
— Ты арестован, — полковник нащупал кобуру на боку. Кобура была пуста. Он пальцами тронул прикреплённые к поясу наручники. Только сейчас он заметил, что лежит в луче света, нисходящего откуда-то сверху. Он произнёс назидательно: — Мне нужна информация…
— Ты не исправим, — перебил его незнакомец, качая головой и поглаживая ладонями колени. — Не представляю, чем всё закончится, даже интересно как-то… хотя… может, в чём-то ты прав. Самую малость. В том…
Его силуэт был на удивление довольно хорошо различим, хотя на небе не было ни звезд, ни луны. Поток света струился откуда-то из чрева чёрнеющего над землёй диска.
— …что ты показал парню? — завершил фразу Феликс.
— В том, что настоящий волк всегда должен гнаться за зайцем. До самой смерти кого-то из них двоих. Воистину бег зайца через поля.
— Я обещал ей, — сказал Феликс.
Незнакомец вдруг энергично повернулся и произнёс назидательным тоном:
— Можешь представить обезьяну, впервые увидевшую огонь? Сначала она смертельно боится не только подойти, она опасается даже смотреть на него. И всё же не отступает. Огонь притягивает своей энергией и силой. Со временем инстинкт самосохранения притупляется, и обезьяна забывает о страхе. И только-только стоит ей возомнить себя хозяйкой положения, она тут же выхватит из костра горящую головешку и помчится в лес пугать сородичей. Так, хвастаясь новым умением, показывая превосходство над другими, она обязательно спалит лес.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— И всё же, что ты показал парню? — настойчиво повторил полковник.
— Твоя «хозяйка» довольно близко подошла к огню. Она может ненароком спались лес.
Незнакомец пристально смотрел на полковника, словно пытаясь уяснить, понимает ли тот сказанное:
— Ваши возможности раскрыты на крошечные десять процентов, и каждый новый процент приращивается в течение миллиарда лет. Вот так, десять миллиардов — десять процентов — ваш сегодняшний порог развития. Хотя потенциал безграничен. К примеру, одна микроскопическая клетка всего лишь за девять месяцев самостоятельно развивается в теле женщины до ребенка весом в три с половиной килограмма, но стоит ей выйти в ваш искусственный мир, этот процесс резко замедляется.
— Не понимаю, — сказал Феликс.
— Временами среди людей появляется такой, что стремится ускорить этот процесс и забывает историю об обезьяне с огненной палкой.
— Ты дал ему оружие?
— Не о том думаешь, солдат. Огненная палка — это не оружие. Это всё.
— Помоги подняться.
Феликс протянул руку.
— Тебе лучше лежать.
— Дай руку! — требовательно повторил полковник.
Человек в тельняшке отвернулся и выдохнул, словно разговаривал с тишиной:
— Удивительные вы люди. Бросаешь утопающему спасательный круг, а он вместо того, чтобы ухватиться, начинает его грызть. Ты, полковник, так долго жил в ожидании смерти, из раза в раз каждую ночь переживал её, что когда она пришла, так ничего и не понял. Забудь о своих обещаниях, подумай лучше о своей душе. Твоё тело ещё довольно крепко, но твоя душа дряхлая и немощная. Она пережила всё отведённое ей время. Люди умирают не потому, что стареет тело, а потому что мертвеют их души. Свою ты износил и довольно бездарно, потому смерть каждую ночь и напоминает тебе о себе.
— Это вряд ли радостная новость, — вполголоса сказал полковник.
— В любом случае, с этого дня твоя душа обретёт покой, и ты уснёшь без сновидений.
— И всё же… пришелец… сейчас ты пойдёшь со мной. Я обещал ей.
— Да ты оказывается упёртый.
Человек посмотрел вверх, туда, где пол небосвода заслонила огромная тень чего-то громоздкого, неподвижно зависшего в ночном небе, и лунный свет, огибая поверхность этой тени, слился в яркий поток, струящийся из широкого конического сопла прямо землю.
— Так и быть, раз обещал, доверь мне все свои грехи, и я продолжу за тебя этот бесконечный заячий бег. Но прости, впредь Феликс Аристовский больше никогда никому ничего не будет обещать. А госпоже Грейс я передам от тебя привет, если она, конечно, вспомнит о своём верном полковнике. А может, ты сам ей всё когда-нибудь расскажешь. Ваши человеческие души без исключения все в руках судьбы. Скажешь ей, пусть больше меня не ищет, я сам найду её. Но если повезёт мне, я скажу что есть единственный способ получить то, что ей нужно — когда в мире нет порядка, пусть наведёт порядок в себе. Силой нельзя владеть, ею нужно быть. Так или иначе, в любом случае пусть всегда помнит об обезьяне с огнём.
Видение померкло, и Феликс прикрыл усталые веки. Шум двигателей, наполнив пространство, заглушил гул автострады. Кругами замерцали белые силуэты, послышался вой сирены и обрывки фраз. Его тело снова пронзил электрический разряд, но пальцы на ногах так и не пошевелились.
«…забыться… забыться…»
— Тебе плохо? — услышал он чей-то тонкий голосок.
Перед ним стояла девочка лет пяти. Она смотрела большими как блюдца глазами. В руке она держала скакалку, а подмышкой старую тряпичную куклу, которая, так же как и её хозяйка с интересом смотрела на Феликса. Разница была в том, что кукла смотрела одним глазом. Даже не глазом, а большой перламутровой пуговицей.
«Здесь, в такое время… одна?» — подумал Феликс, озираясь.
— Тебе плохо? — ласково переспросила девчушка.