Читать интересную книгу Твербуль, или Логово вымысла - Сергей Есин

Появление начальства будто подало тревожный сигнал. Все во дворе задвигалось быстрее и, как бы аккомпанируя появлению первого лица, в институте прозвенел звонок. Так трубы в "Гамлете" приветствуют выход короля. Сразу во дворе появился проректор по хозяйству, похожий на Полония, отца Офелии. Между своими-то, как уже говорилось, у него было прозвище Пузырь. С этим хозяйственником всегда случались странные и таинственные вещи. Из подобной породы людей в средние века рождались алхимики, а теперь - фокусники. Он мог превратить любое количество денег в совершенно нереальные, числящиеся только по ведомостям вещи. Волшебные предметы вроде бы стоят на полках и хранятся на складе, но при ближайшем рассмотрении, когда к ним подходишь вплотную, тают в сероватой дымке жизни, растворяются в текущем дне. Пузырю не надо, как обычному фокуснику и магу, даже накрывать их какой-нибудь тряпочкой или попонкой. Он действует силой слова и внушения. Раз он посмотрел на водопроводные трубы, купленные для ремонта, и они немедленно оказались принадлежащими некой сторонней организации. А однажды он на бумаге превратил неремонтированный и нереставрированный канализационный колодец в уже отремонтированный, перестроенный и отреставрированный. Особое искусство здесь заключалось в том, что за эти нереальные действия перечислялись вполне реальные суммы другим организациям. Говаривали, что, как голуби, свободно попарив в заоблачной вышине, возвращаются в родную голубятню, частично эти суммы в обналиченном, как нынче принято говорить, виде возвращались к магу. Но ведь это, наверное, слухи?

При описании этого замечательного человека нужна кисть Гоголя - так многообразны его человеческие таланты. У Пузыря, как у любого предприимчивого специалиста, была неизъяснимая любовь к рабочим из бывшего СССР. На современный манер их называют гастарбайтерами. Он любил грузин, таджиков и прочих представителей киргиз-кайсацкия орды. Может быть, они вместе гоняли голубей? Кроме любви к голубям и нелегальным мигрантам, Пузырь обладал редкой страстью к начальству. До самозабвения. Его любовь обволакивала и баюкала, навевая отвлекающие сны. Свойство это чисто русское. Теперь Пузырь, как без труда заметил Саня, любил красивую серебристую бороду. Так поклонники президента Путина верноподданнически носят часы на правой руке.

Вот и сейчас Пузырь, не успев приложиться к лакированному крылу руководящей "Волги", с умилением и искренним восторгом не отрывал глаз от ее холодного бампера. Машина медленно двигалась к центральному входу. А Пузырь, наверное, предавался лихорадочным размышлениям: не следует ли ему припасть к рифленым следам на асфальте, оставшимся от ее колес?

Возможно, все так бы и произошло. Высыпавшие на перерыв студенты могли бы зафиксировать волнующую сцену. Но в этот момент откуда-то - то ли из толпы, то ли из столовой, то ли из самой преисподней - к Пузырю подкатил с вдохновенными призывами некто в клоунском костюме, с жабо вокруг лиловой шеи и типовых башмаках с загнутыми носами. Впрочем, одни в этой фигуре видели клоуна, другие - преподавателя по сценическому лицедейству по прозвищу Тыква. В пространстве, посвященном полету фантазии и выдумке, каждый имел право видеть по-своему. Место обязывает.

Но в это же время метаморфоза произошла и с Пузырем, на которую его, очевидно, подвигла радость при виде духовно близкой ему Тыквы. Основной хозяйственник будто оброс другой шкуркой и превратился в смутно знакомый литературный персонаж. Лицо стало некой химерической рожей, костюм непомерно раздвинулся, на рукавах появились стариные буфы, брюки укоротились до спорного уровня, и спереди вместо привычной ширинки на молнии обнаружился расшитый кабаллистическими знаками лоскут, в котором даже неспециалист по средневековью мог признать гульфик, где джентльмены того времени носили, как в футляре, не только источник своего мужества, но и всякие полезные предметы вроде закуски, подарков для дамы и мелкой бижутерии. Карманов, как известно, тогда не было, их еще не придумали.

Этим переменам в Пузыре Саня особенно не удивился. Чего только ни происходило во дворе Лита и пары каких только невообразимых сочетаний ни вышагивали вокруг памятника Герцену, исповедуясь о своем раздражении миром и коллегами. Достойные люди всегда объединяются на почве искусства. Для них главное - выбрать против кого дружить. Судя по разворачивающейся сцене, оба джентльмена прочно решили против кого, и дружили с исступленной силой. Причины имелись: одному бывший ректор заглянул под попонку, когда тот ставил один из своих хозяйственных экспериментов, а второго поймал на другой некрасивой истории. Но к чему здесь подробности? Саня следил за разворачивающимся диалогом. Причем диалог этот происходил в специфических и волшебных формах: лишь жесты и междометия. Персонажи разыгрывали что-то вроде пантомимы, наподобие тех, какие ставились во времена Мольера в здании Пале-Рояля. Но вот что было замечательно: все эти движения, ужимки, прыжки и подергивания почему-то Саней в этот момент отчетливо читались и даже как бы озвучивались у него в ушах. А может быть, он стал понимать язык глухонемых или в его черепушке поселился обратный сурдопереводчик, интерпретирующий смысл жестов? Хотя не исключено, что и другие прочитывали этот бессловесный "разговор".

Сначала клоун-Тыква подмигнул Пузырю и ласково на него посмотрел, как бы ища согласия. Потом вздернул вверх сжатые в кулаки руки, уставился на здание Литинститута и, приседая, несколько раз угрожающе, в манере огромного мешковатого гамадрила, рыкнул: "У, у, у, у!" Сурдопереводчик в голове Сани бесстрастно пояснил: "Давай наведем шороху!"

Пузырь в ответ поднял вверх большой палец, но тут же, изобразив на лице ужас, присел на корточки, словно старая бабушка, которую малая нужда застала на том месте, где она стояла. Как понял Саня, с помощью все того же добровольного сурдопереводчика, это означало следующее: "Я-то с превеликим удовольствием, но страшно за последствия для нас".

Увидав эту выразительную позу, Тыква высокомерно усмехнулся, снисходя к несообразительности партнера, провел щепотью в воздухе волнистую линию, затем пренебрежительно отбросил ее в сторону. "Пошлем письмо", - услышал перевод Саня.

Пузырь, встав с корточек, начертил перед собой три волнистые линии, одну под другой, а внизу поставил галочку, какой на почте отмечают подслеповатым пенсионерам место подписи. Ага, спрашивает: кто же окажется в авторах? Тыква резво спрятался за ближнее дерево, откуда вытянул пистолетом в сторону парадного крыльца указующий перст и тонко проблеял: "Пук!" Переводчик доброжелательно уточнил: "Письмо - анонимное".

Анонимное письмо в литературе имеет большое значение; в дуэльной судьбе Пушкина, например, оно сыграло роковую роль. Поэтому Саня с удвоенным вниманием принялся наблюдать за продолжением пантомимы. Был еще один, чисто литературный, момент: Саня давно уже догадался, что два этих малосимпатичных типа чем-то повторяют поведение псевдоученых персонажей знаменитого романа Рабле "Гаргантюа и Пантагрюэль", а так как ему предстоял экзамен у профессора Пронина, который требовал не только знания текста, но и умения найти аналогии в современной жизни, то Саня смотрел и смотрел.

К его удивлению, Пузырь совсем сник. Он вновь опустился на корточки, явно демонстрируя непорядок в собственной урологии, и, соединив кисти рук, поднес их к лицу тем грустным жестом, какой Пикассо изобразил у своего клоуна. "А если узнают, кто написал?" - расшифровал переводчик. Тыква раскрыл пасть в немом хохоте - как иногда, изображая трагедию, делал великий мим Марсель Марсо - и, повернувшись к Пузырю обширной своей задницей, кулаком с отставленным большим пальцем проделал несколько вращательных движений, будто вручную заводил заглохший мотор... Переводчик чуть помедлил, устало вздохнул, но, превозмогши стыдливость, уже с оттенком моряцкого шика выдал свою версию: "Не бзди, пацан!"

Если бы подобное показали на одном из уличных скоморошьих праздниках, так щедро финансируемых московским правительством, Саня не исключил бы шансов на получение исполнителями какой-нибудь премии или даже медали в честь очередного дня рождения города. По правде сказать, он уже не старался вглядываться в позы и смешные телодвижения двух записных "доброжелателей". Не вслушиваемся же мы по отдельности в гласные и согласные звуки нашей речи. В голове его просто гудел громкоговоритель.

Выяснилось, что Пузырь не умеет писать, не то чтобы совсем, но предложения у него складываются очень трудно, ему лучше удается считать деньги.

- Вот про деньги и напишем, - передернул свое жабо задом наперед Тыква. - Напишем, что патриаршья нынешняя борода - ставленник Звонаря-романиста, что результаты выборов были подтасованы, что предыдущий, то есть Звонарь, пропил все, что до него было накоплено коллективом. Студентка с его кафедры защищается сегодня. Утопим.