— Я созвонился с Григорием Степановичем, — начал рассказывать Зайцев, — и Григорий Степанович распорядился… — Зайцев значительно обвел взглядом всех присутствующих, — распорядился оказывать вам всяческое содействие.
— Вот и отлично, — сказал я. — Вот и оказывайте. Проект приказа подготовили?
— Подготовили, — сказал Зайцев в полголоса, и перейдя совсем уж на шепот, добавил: — На заводе такое творится…
— Список сотрудников, связанных с «Золотой зарей» привезли? — перебил я его.
— Так точно, — по-военному отрапортовал Зайцев. Он вытащил из потертой папки свекольного цвета смятый лист и протянул мне.
Я бегло просмотрел — с десяток фамилий и занимаемые должности.
— Кто контролирует подпольное производство? — спросил я прямо.
Зайцев покраснел и испугался.
— Какое производство? Подпольное? У нас такого никогда…
— Зайцев, — сказал я устало, — не трахайте, пожалуйста, нам мозги. Вы не на собрании. Мы решаем конкретный вопрос, производственный вопрос. Вам велено оказывать содействие, вот и оказывайте. Нехрен саботировать.
— Но вы не понимаете! — с отчаянием возразил Зайцев. — Как такового подпольного производства нет! И никогда не было! Есть, так сказать, избыток произведенной продукции…
Валерик усмехнулся и с изумлеием покачал головой.
— Нормально девки пляшут, — сказал он, иронически рассматривая Зайцева. — В магазинах водки — днем с огнем не сыщешь, народ в очередях давится, а у них избыток!
— Валера, — сказал я терпеливо, — на следующее заводское собрание мы тебя обязательно делегируем, как представителя широких народных масс. Выступишь там с конструктивной критикой и рационализаторскими предложениями. А сейчас дай закончить товарищу Зайцеву — вот он уже тяжело дышит. Рассказывайте, товарищ Зайцев!
— У нас действительно никогда не было подпольного производства, — заговорил Зайцев. — А избыток продукции действительно имеется.
— Откуда берется избыток продукции? — спросил я.
— Из избыточного сырья, естественно! Давальческое зерно поставляет «Золотая Заря». Мы из него делаем продукцию и отгружаем «Золотой Заре». За плату, разумеется.
— Плата, разумеется, символическая? — улыбнулся я.
Очки Зайцева утвердительно сверкнули:
— Ну разумеется. Они расплачиваются сырьем, то есть, зерном.
— А левое зерно берут где-то по колхозам… — сказал я задумчиво. — То есть, фактически это их водка?
— Фактически их, — подтвердил Зайцев, — но наше оборудование, ресурсы, рабочие…
— Сколько в день получается избыточной продукции? — спросил Серега.
Я посмотрел на него с одобрением — вопрос был правильный.
— Каждый день — по-разному… — Зайцев поерзал на стуле. — В районе десяти тысяч бутылок. Ну там плюс-минус, вы понимаете…
Серега изумленно присвистнул.
— Это получается сто тысяч в день⁈
— Зайцев строго посмотрел на Серегу.
— На самом деле получается больше, — сказал он. — Часть официальной продукции мы должны по договору продавать той же «Золотой заре». Потому в розничную торговлю и попадает то, что остается…
— А произвести еще чуток левой продукции? — спросил я.
— Невозможно. Оборудование имеет ограниченную производительность, — снисходительно улыбнулся Зайцев. — Больше произвести мы физически не можем. И так получается, что фактически мы перевыполняем план в среднем на двадцать пять процентов! Официально, конечно, на процент-два, не больше.
— Молодцы! — похвалил я. — От министерства пищевой промышленности будет вам грамота похвальная.
— И от прокурора — обвинительное заключение, — подхватил Серега.
Мы заржали, а Зайцев опять перепугался.
— А объясните, товарищ Зайцев, — сказал я, отсмеявшись, — за какие-такие благодеяния «Золотой заре» и лично гражданину Рогову все эти сладкие пирожки?
— Вообще это не ко мне вопрос, а к прежнему руководству, — потупился Зайцев.
— Ну, не скромничайте! — подбодрил Зайцева я. — Мы же видим, что человек вы осведомленный.
— До известной степени осведомленный, — развел руками Зайцев. — Я знаю, что Рогов помогал достать импортное оборудование. Завод у нас — один из лучших по отрасли. И сырье, и транспорт — это все Рогов, и с проверяющими, ревизорами и прочими — это все он имел дело.
— Незаменимый человек… — сказал я задумчиво. — Значит, дорогой товарищ Зайцев, мы выяснили, что левого производства у вас нет, но левая водка имеется в промышленных масштабах. И все же — кто контролирует эту водку? Учет, отгрузка, оплата рабочим… Ведь, я так понимаю, что рабочим за перевыполнение плана на двадцать пять процентов идет прибавка к зарплате?
— Все верно, прибавка идет, — сказал Зайцев. — От Рогова всеми этими вопросами занимается Макаров. Главный инженер. Он первым номером в списке.
— Отлично, — сказал я. — Вы видите этого молодого человека? — я указал на Серегу.
Зайцев посмотрел на него поверх очков и ответил утвердительно.
— Вот завтра с утра, в восемь ноль-ноль, лично встретите его на проходной, проведете на завод и покажете всех, кто в этом списке. А начнете прямо с Макарова. Только нужно это сделать как-нибудь ненароком, понимаете? Без шума.
— Попробуем, — сказал Зайцев, но как-то не очень уверенно.
— Никаких «попробуем»! — ответил я строго. — А теперь, благодарим вас за помощь и не смеем больше задерживать…
Зайцев шмыгнул к выходу, а я задумался.
Глава 22
— Если по нормальному, — сказал я компаньонам, — то нужно Рогова садить в директорское кресло, а товарища Бубенцова — по жопе мешалкой… Человек годами выстраивал работу завода. И выстроил. А тут мы приходим, все такие красивые, и говорим — дяденька, вали отсюда. Ему обидно, наверное?
— Да перестань, — скривился Валерик. — Тоже мне, нашел врача-общественника. Он себе наворовал расстрелов на десять, не меньше!
— Валер, ты же знаешь, наш человек не ворует, он компенсирует убытки, — сказал я.
Серега шумно отхлебнул чай из стакана.
— Это все очень интересно, — сказал он, — только делать чего будем?
— У тебя задача простая, — ответил я, — завтра езжай на завод, Зайцев тебе покажет всех нехороших людей, а потом…
— Ясно, — улыбнулся Серега. — Навестим их после работы.
— Только ласково! Никакого членовредительства. Нужно убедить их написать заявление об уходе с работы. По собственному желанию.
— Убедим, — сказал Серега.
— Ну вот и прекрасно, — сказал я. — Все, домой поеду. День сегодня сумасшедший…
Попрощавшись со всеми, я вышел на улицу. Стоял теплый летний вечер — безветренный и приятный, так что я отправился к себе пешком, благо — жил недалеко. Наверное, это летний вечер повлиял на меня расслабляюще, а может быть — сказалось напряжение последних дней… Накатила апатия — не хотелось ничего, ни денег, ни очередных разборок, это все показалось мелким, пустым и ничтожным. А вокруг люди возвращались домой с работы, кто своим ходом, кто в автобусах и трамваях, набитых под завязку — уставшие, нервные, издерганные, груженые тяжеленными авоськами, обманутые ложными надеждами и напуганные неопределенностью будущего… люди, которым я ничем не мог помочь.
Очень скоро их жизнь, хоть и серая и невзрачная, но в то же время, понятная и стабильная, будет разрушена полностью. Некоторые из них не выдержат, погибнут, но большинство адаптируется… все как обычно, большинство всегда адаптируется, к любому кошмару, к войне, к концлагерю, к чему угодно… Вот только потом это будут совсем другие люди. И через десять лет, в этих же квартирах и домах, на этих же улицах будет жить совершенно другой народ. Люди те же, другим-то взяться неоткуда, а народ — другой. У него будут совсем другие ценности и взгляды, он будет мечтать о другом и разговаривать не о том, о чем разговаривает сейчас… Невеселые мысли роились и не хотели уходить. Я пристроился на какой-то изломанной уличной скамье и просто сидел, апатично глядя в одну точку, а мыслемешалка крутила и перекручивала в голове разное, настоящее, прошедшее и будущее.