Как же здесь невыносимо жарко!
Старик иногда оглядывался и не мог различить ничего дальше пары десятков шагов, но все же знал, что даже за последним барханом, чьи очертания могли бы увидеться отсюда, вереница не прекращалась. В пустыню уходили чуть ли не последние силы Халлана и все ради той цели, что появилась сотни кругов назад. Улыбка появилась на ссохшемся лице, оказывается, он стал размышлять о высоких целях целой империи. Раньше и не думал о таком, когда также шел в цепочке в былые годы. Но вот зачем он сам брел по горячим пескам в город, в котором никто из ищущих лучшей доли не найдет ничего кроме новой надежды. Зачем? Вопрос, который каждый из людей не раз задает себе в течение своей короткой жизни.
Зачем он шел?
Ответ был внутри старой походной сумки в манускриптах, что лежали там. На кожаных лоскутах начертано то, что он так долго искал, то, что было смыслом остатков собственной жизни. И сейчас рука крепко держала сумку, чтобы никто не смог отобрать эту ценность и лишить тем самым всех надежд.
Врата в город валялись в песке грудой обломков дерева и металла, понемногу растаскиваемые на ночные костры караульных. Золото еще во время осады исчезло с останков от ворот, оставив о себе только напоминания в виде форменных вмятин. Во многих местах крепостной стены и башнях зияли дыры, оплавленный камень и копоть вокруг. У каждой бреши возились люди. Вся прежняя пышность убранства пропала, на месте остались лишь напоминания о прежних украшениях в виде торчащих гвоздей и отпечатков в глиняных стенах.
В арке движение сильно замедлялось дозорными десятками войск и церковников, осматривавших все, что везлось в город. По сторонам стояли шатры, под которыми укрывались вербовщики. Каждый прибывший, кроме войск, обязан был записаться и по желанию спросить работу у вербовщика. Платить ничего не надо, что, несомненно, привлекало бедняков, дошедших до этих мест ни за день пути.
Войска проходили через арку в город в первую очередь, далее могли следовать те, кто шел налегке, после уже груженные. Хотя, стоило заплатить караульным, и тебя пропускали вне очереди со всем твоим скарбом, оставался лишь вопрос в тяжести кошелька.
- Проходи, проходи, чего застряли?! - во все горло кричал один из караульных, то и дело толкая кого-нибудь попавшегося в спину, словно от этого все остальные поспешат пройти через арку.
- Расступись! Прочь! - донеслось позади.
Два гаргута с ревом и явным нежеланием тащили к арке большую стальную клетку на массивной телеге, за клеткой и перед ней шли три десятка церковников в красных рясах. Народ, как только увидел тех, кто кричал, поспешил посторониться на значительное расстояние. В арке усилилась давка. Народ искренне боялся тех, кто шел в красной рясе с гербом черный крест на золотом щите, больше чем любого иного церковника. Люди пытались отойти подальше, спрятаться за другими, скрыть своих лиц, но алые не обращали внимания, не поднимая лиц под большими капюшонами.
Инквизиция - слово, коего боялись все. Никто не осмелится взглянуть в глаза инквизитору. Они были судьями Всевышнего, они были главными палачами Веры, они были Законом. Когда была создана Инквизиция, никто уже и не помнит. Лишь в писаниях упоминания о первых Воинах Инквизиции появились в текстах про Времена Мрака. "Когда над миром воспылали тысячи костров очищения, а Ведьмы, Ересиархи и прочие приспешники Тьмы овладели душами людей". После того роль Инквизиции увеличивалась, спустя много времени та перестала быть веткой Церкви, став отдельной армией вершащих свое правосудие.
Инквизиторская колонна медленно прошла через арку, даже церковники потупили свои взгляды, вспоминая различные молитвы восхваления сынов Создателя.
Народ явно занервничал, все уповали на слободу, но если инквизиторы здесь, то не бывать этому. Народ шептался, но так, чтобы не услышал кто лишний. Вскоре движение возобновилось, и вновь началась давка, ведь не смотря на последние события, никто не желал оставаться на ночь снаружи стен города, хотя и закрывать ворота никто не собирался. Старый имперский менталитет и порядки впитались в каждого настолько, что даже здесь все стремились их исполнять. Взять хотя бы для примера порядок запирания городских ворот на ночь.
Взору город предстал не в лучшем виде, большинство домов в ближайшей части города к разрушенным воротам превратились в закопченные руины. Обгоревшие деревья срублены под самый корень. Водные каналы засорены, от воды, углов и стен источалась вонь халланских городов. Вся прежняя чистота утонула под бесчисленными нечистотами. Полуразрушенные дома по большей части уже кем-то были заселены, обрушенные руины разгребались, и на их месте строились подобия хибар.
Торговали прямо на старых уцелевших торговых рядах, продавалось вяленое мясо, вода, вещи из разграбленного города. И никому не было дела, что и откуда пришло на торговые ряды. Появились и игроки, обманывавшие зевак и халдеев, не способных здраво мыслить, забирая у тех последнее. Городская стража не обращала на развивавшиеся торговые ряды никакого внимания, разве что время от времени подходя к тем за данью.
На главной площади возвышались несколько виселиц с повешенными прямиком напротив дворца, местами чернеющего от копоти пожарища. В нескольких местах крыши зияли дыры. Рядом с виселицами зловеще чернели прогалины от кострищ, для чего те были, никому объяснять не надо. Повсюду стояли бесчисленные палатки и шатры войск Халлана и церковников. Полуразрушенный дворец занят новыми хозяевами города, большая телега со стальной клеткой стояла во дворе дворца.
Простой люд зачастую ютился в хибарах, наспех сооружая из всего, что принесли с собой или нашли среди обломков города.
Старик постелил около стены подстилку и присел на нее, осматриваясь вокруг себя. Старые ноги гудели, болело все тело, напоминая о своей бренности. Заветная сумка ночью заменит подушку, сейчас он немного посидит и ляжет, накрывшись старой тряпью, что нашел среди обломков одного из домов. Сейчас передохнет, прожует кусок вяленого мяса, запьет водой и ляжет спать. Как же болят ноги, неминуемая старость все больше и больше овладевает телом. Как хотелось бы продлить молодость. Но ему, некогда сильному магу, это непосильно, пока. Руки дрожат, странно, только сейчас это заметил.
Мимо прошли двое церковников, с пренебрежением взглянувших на сидевшего в уголке старика.
Усмехнулись, над чем? Над тем, что обнищавший старик забился, словно уличный пес в угол? Или над тем, что вот так ведет свое существование последний из некогда сильного ордена, погибшего в одной из войн, или над бросившим архивы библиотеки, которая никому более не нужна была, и подавшимся в скитания? А может и над тем, что считают любого простолюдина ничем, мусором, вот и ухмыляются над чужой нуждою. Но ничего, все еще изменится, все будет по-другому...
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});