Читать интересную книгу Сто шесть ступенек в никуда - Барбара Вайн

«Будь мне снова тридцать, я бы стала распутницей и уводила чужих мужей».

Я вспомнила эти слова. Я вспомнила их, когда Козетта пригласила Марка на день рождения Белл — естественно, вместе с Фей и Пердитой. Ее лицо по-прежнему сияло. Как та девочка в Болонье, она не прятала свою радость, словно раньше никогда не видела мужчин, не была замужем, не имела двух или трех любовников, а всю молодость спала в дремучем лесу или прозябала в монастыре и потом, подобно Миранде, воскликнула: «И как хорош тот новый мир, где есть такие люди!»[54]

Той ночью, лежа в постели рядом с Белл, я сказала ей:

— Козетта влюбится в Марка.

— Уже влюбилась.

— Ты видела? — спросила я.

— А ты разве нет? Конечно, видела.

— Хорошо бы как-то ее остановить.

— Почему? Зачем? Из-за того, что ты за нее боишься? Марк другой, он не похож на того ублюдка Айвора. Марк не обманывает женщин.

— Я имею в виду, что он не сможет ответить ей, не будет испытывать к ней те же чувства, что она к нему.

— Марк будет к ней добр. Это совсем другое дело — ты увидишь. Он будет очень добр.

— Я бы предпочла не давать ему такого шанса.

— Правда? Козетта с тобой не согласится. — Белл отвернулась и отодвинулась от меня. — А теперь я буду спать. Спокойной ночи.

Этим утром мы с Белл вместе пошли в магазин, в супермаркет, где я покупаю корм для котов. Пока мы стояли в очереди в кассу, я показала ей картинки в блестящих позолоченных рамках, где предлагались товары со скидкой, по 9,95 фунта. На одной картинке был изображен любимый объект Сайласа Сэнджера, пересекающее лесную поляну животное, только здесь это был ретривер в залитой солнцем роще, а Сайлас предпочитал джунгли и хищника с окровавленными клыками.

Белл тоже о нем подумала.

— Сайлас обычно возбуждался, когда видел такие вещи, — сказала она. — Они непристойны, и меня от них тошнит.

— Эти взгляды тебе привили в Лестерском колледже искусств, да? — Я понимала, что не должна отпускать язвительные замечания каждый раз, когда мы приближались к тем эпизодам из прошлой жизни, где она мне лгала, но я ничего не могла с собой поделать. Как бы то ни было, мне следует сдерживаться. Но Белл, похоже, все равно — словно она считает, что я имею право немного поквитаться с ней, и, наверное, такое право у меня действительно есть.

— Ты же знаешь, я никогда там не училась. Просто удивительно, как ты поверила в такую чушь.

— Может, тебя это удивляет, но люди обычно верят тому, что им говорят.

Ее сухой смех был похож на потрескивание лучинок в пламени камина.

Мы заплатили за кошачий корм, вынесли пакеты на улицу и стали ждать такси. В конце концов Белл не справилась с той работой в магазине на Уэстборн-Гроув и переселилась ко мне; теперь она живет у меня. Разумеется, это не было сказано вслух, уж точно не в таких выражениях, и, кроме того, за комнату под железнодорожным мостом по-прежнему вносится арендная плата. Белл сказала, что побудет со мной, но я знала: речь идет о том, чтобы остаться. Ирония ситуации меня очень забавляла, поскольку я вспомнила, как страстно я когда-то желала, чтобы Белл жила со мной, чтобы она хотела жить со мной сильнее, чем я с ней. Но такое положение дел представлялось просто немыслимым, невероятным.

Честно говоря, теперь я этого совсем не хочу. Не хочу, чтобы Белл стала не временным, а постоянным гостем в моем доме. Я слишком устала от нее, от ее прошлого, от того, что она совершила. Я «зациклилась». Но разве могло быть иначе? Все это нервировало меня, вызывало стресс, который всегда выливается — вы уже догадались, правда? — в нервный тик, когда непроизвольно дергаются мышцы. И чем больше я беспокоюсь, тем сильнее тик. Это еще не начало болезни Хантингтона, но мне это не нравится, и я переживаю, потому что еще слишком молода.

Мне исполнилось сорок. Мы с Белл отметили мой день рождения торжественным ужином в ресторане. Мы постоянно, несколько раз в неделю, ходим куда-нибудь вдвоем, нередко в кино, поскольку в последнее время на экран вышло много хороших фильмов, таких как «Мона Лиза», «Комната с видом» и «Навострите ваши уши». Я уже много лет так часто не ходила в кино. На прошлой неделе мы посмотрели «Антония и Клеопатру» Оливье — кое-кто считает его лучшим спектаклем столетия — и поужинали в «Национальном доме кино» у реки. Две довольно симпатичные женщины, только вступившие в средний возраст — так мы выглядели со стороны, — но не сестры, слишком разные для этого, и не соседки из пригорода. Никто бы не принял Белл, плотно упакованную в многослойную черную одежду из разных тканей, за соседку из пригорода. Теперь она ходит только в черном. Словно чеховская Мария, оплакивающая свою жизнь.

— Чушь, — бросает она, когда я говорю ей об этом. — Половина твоих бед из-за того, что ты прочла слишком много книг.

— Ты хочешь сказать, половина твоих бед из-за того, что я прочла слишком много книг.

Понимаете, мне нужно, чтобы она заговорила о Козетте и Марке; рано или поздно, если она так и не отреагирует на все мои намеки, я назову эти имена, заговорю о них сама, но пока не хочу этого делать. Нет, неправда. Я просто боюсь упоминать о них. Когда мы вернулись домой, зазвонил телефон, и это оказался Тимоти. Помните Тимоти, мужчину, с которым я ужинала в «Лейтс» на следующий день после того, как увидела Белл? Он не играет большой в роли в моей жизни, я в него не влюблена, и он в меня тоже, мы просто дружим, но теперь я не могу с ним увидеться. Я не готова знакомить людей с Белл, представлять ее им. Возможно, они не знают, кто она такая и что совершила, им безразлично, но я-то знаю, и это меня останавливает.

Всю обратную дорогу в такси Белл курила, несмотря на предупреждение: «Спасибо, что не курите». Впервые увидев надпись, Белл не могла поверить, что это не шутка. Водитель демонстративно кашлял, а когда мы подъехали к дому, сказал:

— Мне следовало высадить вас из машины, но у меня старомодные взгляды на то, как следует обращаться с дамами. Жаль, что другие не столь деликатны.

Я подумала, что Белл огрызнется, однако она промолчала и, похоже, даже не слышала его. Не проронив ни слова, она подошла к парадной двери и ждала, пока я открою, а когда мы вошли в дом, спросила:

— Хочешь, расскажу, как я на самом деле познакомилась с Сайласом?

— Как знаешь.

— Эй, — сказала она. — Это мои слова. Ты крадешь у меня реплики.

Я засмеялась:

— Расскажи, как ты на самом деле познакомилась с Сайласом.

— Это случилось в детском доме. Тот был очень большим и считался каким-то экспериментальным заведением — на самом деле эксперимент получился идиотским. Я имею в виду, что они перемешали старших с младшими и с совсем маленькими. Предполагалось, что получится нечто вроде семьи. Боже… Дай мне сигареты, пожалуйста.

— Меня упекли туда в шестнадцать лет. Ты знаешь, где я была и почему. Все вроде как держалось в тайне — это считалось прогрессивным, в ногу со временем и все такое, и в газетах не появилось ни слова. В 1958 году других средств массовой информации почти что не было. Только газеты. Но им не хватило прогрессивности подумать, что я должна учиться в школе. Поэтому я пошла работать, а жила в детском доме и по вечерам должна была помогать укладывать малышей спать. Абсурд, правда? Мне до смерти хотелось оттуда уехать, но я не знала, когда смогу это сделать — в восемнадцать, в двадцать один или еще когда-нибудь, — смогу ли вообще, и не будет ли это опять что-то вроде тюрьмы. Оказалось, что нет.

— У Сайласа был родственник, ребенка которого поместили в детский дом, но на выходные девочку отпускали домой. Иногда назад ее привозил Сайлас. В то время Фелисити была его подружкой. Она училась в колледже и, думаю, считала, что это очень круто — появляться везде с таким чокнутым алкашом, как Сайлас. Так вот, я увела его от Фелисити и действительно забеременела, и директор детского дома заставил Сайласа на мне жениться. Директор рассказал ему, кто я, причем представили все так, словно Сайлас действительно совершил нечто ужасное, лишь прикоснувшись ко мне, словно я была прокаженной, и теперь у нас обоих проказа, но мы должны болеть вместе. В день свадьбы у меня случился выкидыш. Кровотечение началось в отделе записи актов гражданского состояния.

— Это правда, Белл?

— Что именно?

— Все.

— Конечно. Ты же сама говорила, что даже лжецы говорят больше правды, чем лжи.

Мышцы на плечах и шее у меня дергались. Я пыталась справиться с тиком, размеренно глубоко дыша.

— А где тогда был Марк? Чем он занимался?

Белл вскочила и выбежала из комнаты, хлопнув дверью.

Марк пришел на вечеринку, устроенную Козеттой в честь дня рождения Белл. По какой-то причине вечеринка получилась гораздо более пристойной, чем та, которую прервал Эсмонд, забравший Фелисити домой. Разумеется, народ напился, как же без этого, а Риммон снова отправился в психоделическое путешествие, ставшее для него уже привычным еженедельным развлечением. Насколько я помню, ни одна пара не укрылась в спальне, как в предыдущий раз Фелисити и Харви. Порой мне казалось, что эта вечеринка меньше напоминала сатурналии исключительно из-за присутствия Марка. Я ни в коем случае не намекаю, что он был ханжой, или в его поведении проскальзывало осуждение или неодобрение. Ничего подобного. Скорее в его присутствии у людей появлялось ощущение, что можно прекрасно провести время, не напиваясь, не дурманя себя наркотиками и никого не лапая, и что беседа и вежливость с другими гостями — это вполне разумная, хотя и устаревшая альтернатива. Конечно, я понимаю, что такая оценка Марка звучит высокопарно, и я могу ошибаться, и вечеринка оказалась такой из-за отсутствия Адмета, Фелисити, Фей и Гэри.