Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Наконец, третье явление, отмечаемое в пору Сиалка III, также скорее всего было связано с происходившими в это время изменениями в хозяйстве и обществе. Это появление пуговицевидных печатей с несложным геометрическим рисунком. Одна из таких «печаток» была найдена в погребении, что, возможно, свидетельствует об их употреблении в качестве амулетов. Однако находки оттисков на глине ясно указывают, что подобные изделия использовались и как печати. Значение оттиска, первоначально выступающего в функции оберега, со временем расширяет смысловую нагрузку, становясь одним из символов собственности. Об особой престижно-знаковой семантике этих объектов свидетельствует их присутствие в погребениях, которые отличаются также относительно богатым набором других предметов — керамики и медных изделий. Таковы, в частности, могилы из слоя Сиалк III,5. Аналогичное явление можно наблюдать и среди захоронений раннего Гисара.
Прогрессивные изменения, столь отчетливо выступающие в материалах Сиалка, наблюдаются и в других поселках земледельцев Центрального Ирана, например, на Тепе- Гисаре у Дамгана (Schmidt, 1933, 1937), небольшом поселке площадью около 2 га, возникающем как раз в рассматриваемый период. В слое Гисар IA еще представлена посуда ручной лепки, в то время как начиная со слоя Гисар IB широко распространяется гончарный круг. Формы сосудов и мотивы росписи, среди которых следует отметить козлов, птиц и барсов, образуют как бы провинциальную реплику процветающего гончарного производства Сиалка. Сравнительно многочисленны и медные изделия — кинжалы, наконечники копий, тесла, иголки, кольца, булавки и шилья. Часть из них, возможно, отливалась в специальных формах. Характерной чертой культуры являются и печатки, делавшиеся преимущественно из гипса и известняка. Покойники хоронились в ямах, в скорченном положении, здесь же, на территории поселка; в качестве погребального инвентаря в могилу помимо личных украшений в виде браслетов и ожерелий из бус помещались 2 — 3 сосуда.
Причины изменений, происходивших в центральноиранском очаге раннеземледельческих культур, истолковываются по-разному. Есть даже точка зрения о приходе в пору Сиалк III нового населения, основавшего новый поселок. Однако точнее говорить о появлении ряда существенных инноваций в области технологии, прежде всего гончарного круга, который, таким образом, появляется в Центральном Иране почти одновременно с Месопотамией. Это нововведение, равно как и появление прежде отсутствовавших в Центральном Иране пуговицеобразных печатей, могло произойти в результате усиления контактов и взаимовлияний в пору активного распространения убейдской культуры. Но наиболее массовый материал — расписная керамика, чутко реагирующая на различного рода культурные изменения, обнаруживает мало точек соприкосновения с месопотамскими комплексами, и культуру Сиалк III надо рассматривать в первую очередь как местное, центральноиранское явление. Технологический прогресс, наблюдаемый в пору Сиалка III, несомненно вел к дальнейшей специализации мастеров-профессионалов, которые целиком посвящали себя избранной профессии. Они обеспечивали своей продукцией соплеменников, в первую очередь в силу своего членства в данной общине, а не путем купли-продажи. Этот вид ремесла, архаического в социологическом плане, но зачастую весьма совершенного технически, в специальной литературе получил название общинного.
Более ощутимы убейдские воздействия в приурмийском районе, где комплекс Пишдели-тепе обнаруживает сильные убейдские влияния и в расписной керамике. О развитии металлургии свидетельствует находка медного кельта. Лепная от руки посуда украшалась росписью, нанесенной темно-коричневой краской по светло-красному или кремовому фону. Преобладает простой геометрический рисунок, но встречаются также геометризированные изображения животных. Ряд параллелей эта роспись находит в слоях Гияна, но ближе всего к ней стоят орнаментальные мотивы Северного Убейда, известные по раскопкам Гавры (Гавра XIX — XVI).
Те же черты развития специализированных производств можно наблюдать и в другом очаге раннеземледельческих культур Ирана, располагавшемся в Фарсе. Здесь эталонным памятником для IV тыс. до н. э. является Тали-Бакун А около Шираза (Langsdorff, Mac Cown, 1942). В настоящее время известно около трех десятков памятников, дающих материал этого типа. Все это были небольшие поселки, представление о которых лучше всего дает само поселение Тали-Бакун, единственное, где проводились достаточно обширные систематические раскопки.
Холм Тали-Бакун А занимает площадь около 2 га и образован оплывшими руинами больших многокомнатных домов, видимо разделявшихся узкими улочками. В помещениях иногда стояли непотревоженные сосуды, прикрытые камнем или черепком. В одном из таких сосудов, вероятно, хранилось какое-то рыбное блюдо, в других обнаружены кости животных или раковины моллюсков. Сырцовые строения были раскопаны и в верхних слоях поселения Тали-Гап, одновременных Тали-Бакуну А. Здесь выделяется массивное помещение с прямоугольным очагом в центре, возможно бывшее святилищем. В культурном слое обнаружены погребения, в которых скелеты располагались в скорченном и в почти вытянутом положении.
Глиняная посуда производилась без помощи гончарного круга, но тем не менее отличалась высоким качеством. Обнаружены в Тали-Бакуне и печи для обжига керамики, представлявшие собой небольшие двухъярусные горны. Расписные сосуды Тали-Бакуна являются одним из наиболее выдающихся произведений гончарного искусства древности. Декоративная направленность этого искусства сказалась на трактовке фигур животных, которые в это время, так же как в Сиалке, пользовались особенной популярностью у местных мастеров. Например, козлы со спирально закругленными рогами воспринимаются в первую очередь не как конкретный образ, а как составная часть пышной орнаментальной композиции. Чисто геометрический орнамент трактуется как зооморфный с добавлением отдельных элементов фигур животных, в том числе рогов. Реже встречаются быки, пятнистые барсы, рыбы, газели. Антропоморфные изображения крайне условны и, по-видимому, связаны с магической символикой. По сути дела, тех же животных, главным образом рогатых, можно видеть и в коллекции глиняных фигурок. Среди мелких статуэток предположительно можно выделить также изображения льва, барса, птиц и собаки. Имеются женские статуэтки, иногда с подпрямоугольными плечами и магическими знаками свастики, нанесенными красной краской.
Близко напоминает культуру Сиалк III распространение пуговицеобразных печаток и их отпечатков на глине. Все они имеют несложную геометрическую орнаментацию. Среди глиняных булл интересно наличие экземпляра, несущего два различных оттиска. Имеются оттиски и на комках глины, определяемых исследователями как пробки или затычки сосудов.
Несколько удивительно отсутствие среди тали-бакунских материалов каких-либо медных изделий. Каменные песты, зернотерка, навершия бус, биконические терракотовые напрясла и глиняные ядра для пращи являются вполне обычным набором изделий рассматриваемого времени. Отсутствие же медных вещей частично может быть объяснено редкостью медных руд в районе Шираза. Косвенным указанием на употребление, например, медных проколок служит, в частности, практическое отсутствие проколок из кости. В Тали-Риги, около Кемалабада, в слоях, соответствующих Бакуну, найдена часть медного кельта. Возможно, к слою Бакун AIV принадлежит обнаруженный на самом Тали-Бакуне при случайных обстоятельствах медный кинжал. Следует говорить не об отсутствии меди, а о крайней редкости этого металла у племен тали-бакунской группы в отличие от общин Центрального Ирана. Найденная на Тали-Бакуне лазуритовая бусина свидетельствует об установлении связей, скорее всего, многоступенчатого обмена с далекой периферией раннеземледельческой ойкумены Передней Азии (Majidzadeh, 1982).
Внутренняя культурная и хозяйственная эволюция очагов раннеземледельческих культур Ирана привела к особенно заметным изменениям на территории Хузистана, который в древности именовался Эламом, а затем в сочинениях античных авторов по столичному центру — Сузианой. Именно здесь налицо ускорение темпов общественного развития, и уже в IV тыс. до н. э. происходит формирование культурных и экономических основ местной цивилизации. Судя по всему, общему прогрессу способствовала эффективность ирригационного земледелия в долинах Каруна и Керхе, где крупные оросительные системы были созданы почти в то же время, что и в Южном Двуречье. Можно сказать, что оседлоземледельческие общины Хузистана повторяют месопотамский путь развития, используя при этом ряд культурных моделей и эталонов, выработанных в соседнем Шумере. Наиболее яркое проявление эти процессы нашли в материалах IV тыс. до н. э., когда начиная с комплекса Сузы I, по периодизации Ж. де Моргана, или Сузы А, по новой терминологии, наблюдается всесторонний прогресс местной культуры. Предшествующие комплексы, время существования которых в основном приходится на V тыс. до н. э., по схеме 50-х гг., для собственно Хузистана (Breton, 1947, 1957) получили наименование Джови (Сузиана В) и Бендебаль (Сузиана С). В долине Дех Луран близкие комплексы, изучавшиеся американской экспедицией, были названы Хазине и Мехме. В пору существования комплексов Хазине—Джови завершается широкое освоение территории — в Дех Луране для этого времени установлено обживание 12 поселений, в самой Сузиане более 100. Этот скачкообразный рост населения в первую очередь связан с высокой эффективностью сложившейся здесь системы производства продуктов питания. Наряду с небольшими поселками существуют и значительные центры, как например Мусиян и Чога-Миш. Это свидетельствует не только об увеличении населения, но и о процессе его концентрации. Для Хазине характерна грубая керамика красного цвета с примесью в глине крупнорубленой соломы, а также хорошо обожженные изящные сосуды с черной росписью по желтовато¬оранжевому фону с геометрическими рисунками, в ряде отношений близкими месопотамскому комплексу Хаджи Мухаммед.