Как бы ни была она сейчас обижена на Леона, оставлять его тут одного нельзя.
Вренна тяжело вздохнула и обернулась к кишащему жизнью залу. Как его тут теперь найти?..
Она покосилась на охранника (он почему-то внимательно наблюдал за ней), отошла на несколько метров, прислонилась плечом к стене и набрала номер Леона. Телефон не прозванивался. Взглянула на экран — нет сети. Фыркнула: прямо как в Кривом Гвозде. Надо подняться на пару этажей.
Вернулась к дверям, чтобы выйти из зала, и охранник решительно преградил ей путь.
— Туда нельзя.
Вренна поморщилась от резкого запаха дезодоранта, идущего от выросшей на пути фигуры, и отступила на шаг, в недоумении глядя вверх на лицо двухметрового вышибалы.
— В смысле? Я пришла оттуда. У вас что, инструкция никого не выпускать?
Охранник молчал, твердо стоя посередине дверного проема.
Она внимательно изучила его с головы до ног, решая, может ли он быть ее родственником — и пришла к выводу, что нет, никак. Про такого великана обязательно ходили бы сплетни (мол, с кем это блудила его мамаша?)
— Прости, — аккуратно подступилась к нему Вренна — и поймала себя на мысли, что не может здесь обращаться на «вы» к простолюдинам, как бы внушительно они ни выглядели. — А ты… почему здесь? В смысле, на балу. Разве это не опасно?
Охранник скрестил руки на груди, пытаясь не вступать в диалог.
— Ну, окей, тебе заплатили — или обещали — кучу денег, но… как же все пословицы о сыре в мышеловке? Разве не разумней было бы держаться отсюда подальше?
— Сама-то ты чего сюда пришла? — с досадой буркнул он, и Вренна с удивлением осознала: он не понимает, кто я. Месяц назад она боялась выйти на улицу, а теперь на балу Вентеделей Вентеделя в ней не признают. Это магия зеленых волос (которые, впрочем, уже почти потеряли искусственный цвет) или интерес населения к ней настолько угас за этот месяц? Или просто здесь всех судят по одежке, а ее джинсы и куртка явно не походят на изысканные платья родственниц…
— Я — так… Можно я задам несколько вопросов? — она мило улыбнулась, изо всех сил стараясь повторять поведение Леона, когда он хотел выведать информацию.
Охранник не расплылся в ответной улыбке, но и не прогонял ее.
— М… Ты давно здесь? В Замке? — начала она.
— А что?
— Ну я… я просто подумала, ты не против ответить на несколько вопросов?
— Ты журналистка что ли?
Ее кольнуло при этом слове, и она непроизвольно снова взглянула на телефон, но он по-прежнему не ловил сеть. Попроситься «только позвонить»? Ага, конечно.
— Я просто пытаюсь разобраться… — вздохнула она. — Так ты скажешь, или это тайна?
— Да нет… полторы недели я тут.
В его строгом и сухом взгляде начали появляться искорки интереса.
— А кораблисты — они всё это время были в клетках?
— Да.
— И всё время — такие тихие?
— Ну да.
— Странно.
Он подозрительно прищурился:
— Кто ты?
Ну наконец, в нём зародились сомнения. Правильно, для обычного человека поведение кораблистов не дифференцируется как «странное» и «не странное»…
— Я Вренна, — она холодно взглянула ему в глаза, и он вздрогнул. Она кивнула на коридор: — Можно?
И, не дожидаясь ответа, устремилась вперед, но двухметровая фигура не сдвинулась с места.
— По… по инструкции мне никого нельзя выпускать… — пробормотал он где-то над головой.
Вренна снова отступила — и смерила охранника надменным, возмущенным взглядом. Он старался не смотреть на нее, но выглядел очень собранным и напряженным, готовым к любой внезапной атаке. Здоровый мужик испугался девчонки, раза в три меньшей его по весу… А ведь власти у нее уже ни на грош, да и все коралибсты за стальными решетками — чего ему бояться и что ей задирать нос?..
Вренна подавила спесь, ее лицо приняло спокойное выражение.
— Значит, инструкция «всех впускать, никого не выпускать»?.. — она смотрела на опущенные веки охранника, пытаясь заставить его поднять глаза, но он упорно глядел в пол. — Понимаешь, что это значит? А ведь ты тоже тут. Что, думаешь, как-нибудь да обойдется?..
Он молчал.
«Ай», — подумала она, мысленно махнув на него рукой, и развернулась на пятках, чтобы уйти, но он внезапно остановил ее подавленным голосом:
— Они… они сказали, это прощальный бал… Прощальный бал, после которого Вентедели станут обычными людьми и будут жить в Штаман-Рейне…
Вренна обернулась. Охранник наконец встретился с ней взглядом:
— А что на самом деле?
Вренна удержалась от язвительных замечаний и лишь развела руками:
— Это я и пытаюсь выяснить, — она приподняла брови: — Может, всё-таки пустишь меня позвонить? — и она снова кивнула на коридор.
Охранник замялся на пару секунд — и отступил в сторону.
— Спасибо, — фыркнула Вренна, молниеносно проходя мимо него и снимая блокировку с телефона.
Минут за двадцать она обошла всю доступную часть замка и не обнаружила сети нигде — зато обнаружила десяток твердолобых сторожей, отказывающихся пускать ее дальше. Раздраженная и разочарованная, она вернулась к своему новому знакомому. Он посмотрел вопросительно.
— Сети нигде нет.
— Я слышал, они ставили тут глушители.
— Гений, а ты сразу сказать не мог?
И она быстро прошла мимо него в недра зала.
Попытки понять всю картину происходящего и найти из него выход вызывали панику и отчаянье, и Вренна сосредоточилась на одном простом пункте: отыскать Лени. Разнородная толпа, бурлящая в зале, закрывала обзор, и различить человека в десяти метрах от себя было невозможно. Маневрируя между людьми, Вренна пересекала зал снова и снова — но безрезультатно. Куда бы ему деться из запертой коробки? Очевидно, он где-то здесь, но найти его никак не удавалось. И с каждой минутой разумные доводы в сознании Вренны сдавали позиции, уступая место гнетущей тревоге.
После получаса бесплодных скитаний ее вырвал из нервной меланхолии гневный окрик:
— Дура, ты что здесь делаешь?!
Потеряв на секунду дыхание, Вренна резко обернулась в смутной надежде, что наконец нашла его… но голос был знаком ей слишком хорошо — его ни с чем не спутаешь. Она знала, кого увидит, за долгие мгновения до того, как подняла на него взгляд.
— Джек?.. ты тоже здесь…
Она сглотнула, дожидаясь, пока пройдет странное головокружение и звон в ушах, и ослабятся безжалостные тиски, перехватившие все ее внутренности при его виде и голосе.
Болезненность его лица на несколько секунд отвлекла ее от насущных переживаний. Он сильно похудел, под глазами чернели мешки, белки глаз были испещрены красными прожилками, и, если бы не чистые волосы и не гладковыбритая кожа, она обвинила бы его в очередном приступе неопрятности и наркомании — но так его облик вызывал настоящее беспокойство.
— Всё в порядке?
Он рассмеялся — с нотками истерики:
— О да, просто великолепно.
Она подумала спросить его, не видел ли он Леона, но не рискнула. Эти двое — явно не те, чью встречу ей было приятно представлять. Поэтому она решила выяснить у него кое-что другое:
— Ты в курсе, что здесь происходит?
— Здесь? Ничего особенного. Просто восстанавливаем Договор, — он поднес ко рту сигарету и жадно затянулся.
Вренна смутно замечала в его облике какую-то дополнительную странность — помимо общего нездорового состояния — но пока не могла сфокусироваться на ней. «Восстанавливаем Договор», — прокрутилось в ее памяти.
Ее вдруг осенило — и она ужаснулась очевидности этой мысли:
— Через жертвоприношение?
Она с напряжением посмотрела в чертовски знакомые глаза — и пропасти зрачков посередине синих радужек конвульсивно расширились.
— Так ты знаешь?
«Опять наркотики», — мысленно вздохнула Вренна, наблюдая за его странными реакциями.
— Ну, видишь ли, нетрудно догадаться, когда здесь столько наивных овечек, — она повела рукой на зал.
Джек сморгнул и внезапно зашелся нечеловеческим хохотом — задорным и бездушным — так что Вренна даже отшатнулась.
— Так ты про них, — все еще смеясь, констатировал он. — Думаешь, их покромсают? Ну а что, пожалуй да, отличный способ закрепить результат, — после новой волны неадекватного смеха он наклонился к ней и вкрадчиво, как откровение, прошептал: — Но знаешь, ты можешь не беспокоиться: они будут отомщены.
И, резко распрямившись, безумно светя глазами, он снова страстно, будто последний раз в жизни, затянулся — и запулил окурок в толпу.
— «Отомщены»? — не поверила ушам Вренна. — Что за бред?
Но Джек и не думал ее слушать. Он разглядывал ее, словно незнакомку, словно объект искусства — и на глазах его едва не наворачивались слезы.
— Господи, — бормотал он, — я ведь только и радовался, что ты не здесь — а ты приперлась…