Правительство пыталось применить ту же тактику «не принимать предварительных решений» и в аграрном вопросе. Новый министр земледелия, умеренный кадет Шингарев дебютировал речью, в которой назвал «абсолютно ни на чем не основанными» ходившие в народе «слухи о скорой полномасштабной земельной реформе, включающей конфискацию частных земель». Чтобы эти слухи не привели к «уменьшению посевных площадей», он «гарантировал производителям государственную закупку их нового урожая»2. 9 марта после сообщения о беспорядках в селах Казанской губернии правительство решило принять репрессивные меры и привлечь их участников к ответственности. Его «толстовство» сразу затрещало по всем швам.
В то время даже совет Московского сельскохозяйственного общества понимал, что откладывать аграрную реформу невозможно. Полвека назад новость о том, что правительство собирается рассмотреть вопрос об отмене крепостного права, тут же заставила крестьян прекратить беспорядки. Чтобы успокоить деревню, Временное правительство было вынуждено сообщить, что «оно немедленно примет решение по земельному вопросу в пользу трудящегося крестьянства, так как эта экономическая форма лучше всего соответствует экономическим условиям страны». Однако оно так и не смогло прийти к согласию. 17 марта правительство обратилось к народу с воззванием воздержаться от захвата земли, указало на чрезвычайную сложность вопроса, требующую долгой подготовки к его решению, и пообещало закончить работу до созыва Учредительного собрания. Но оно не желало «заранее решать», каким именно будет содержание закона о земле.
28 марта было созвано специальное совещание, посвященное проблеме создания согласительных комиссий, которые разбирали бы спорные ситуации при решении земельного вопроса.
Великий русский статистик, экономист и публицист Пешехонов, принадлежавший к крайне правому крылу социалистического лагеря, в то время писал:
«Никаких комиссий не нужно. Нам нужно быстро и энергично принять решение и выполнить его. Расширение и замену старых норм и связей нельзя откладывать до Учредительного собрания, а тем более до создания новых законодательных органов. Учредительное собрание и новые законодательные органы должны будут просто придать форму и дать санкцию на то, что будет завершено уже в ходе революционной перестройки: откладывать это далее невозможно. Весь вопрос в том, как пройдет данный процесс: анархически или организованно».
Пешехонов напомнил об общем требовании прогрессивных партий, выдвинутом еще в 1905 г., – создать сеть демократически выбранных земельных комитетов для подготовки реформ – и перечислил несколько жизненно важных проблем, требующих немедленного решения. Среди них были вопросы о посевных площадях, использовании пастбищ, регулировании арендной платы за землю и о лесозаготовках. «Если эти вопросы не решить немедленно, результатом будет анархия и совсем не тот порядок, к которому стремились все демократические партии. Но его все равно придется принять. Учредительное собрание не сможет пересилить революцию»3. Он указал, что Временное правительство до сих пор было бессильно в борьбе с анархией. Неужели ему придется посылать против крестьян карательные отряды?
Непрямым откликом на это стал приказ, переданный 8 апреля по телеграфу князем Львовым губернским комиссарам об их персональной ответственности за подавление крестьянских волнений всеми законными способами, включая использование воинских частей. «Толстовство» правительства и обещание воздерживаться от «применения силы и принуждения» бесследно испарились, как только дело коснулось земельных привилегий поместного дворянства.
Но решительный призыв Пешехонова, известного постепенновца, еще двенадцать лет назад вышедшего из партии социалистов-революционеров и после этого часто критиковавшего эсеров за социальный радикализм, все же был услышан. 21 апреля, примерно через месяц после статьи Пешехонова, был принят и опубликован подготовленный с его помощью важный закон о создании Главного и местных земельных комитетов. У этих органов были две функции: подготовка земельной реформы для Учредительного собрания и разработка неотложных мер, которые следовало принять до решения земельного вопроса в целом.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Главный земельный комитет состоял из двадцати пяти членов, назначенных Временным правительством; к ним добавлялись выбранные представители губернских земельных комитетов и всех общественных органов от Совета до Временного комитета Думы, представители научных и экономических обществ, кооперативных организаций, а также представители всех политических партий от большевиков до «независимых правых» или монархистов. Временное правительство воспользовалось своим правом назначения и направило в Главный земельный комитет 22 кадета, 2 эсеров и 1 трудовика.
Губернские земельные комитеты были созданы далеко не по демократическому принципу: к членам уездных земельных комитетов и представителям, избранным от земств и городских дум, добавились главным образом местные судьи и чиновники. Уездные земельные комитеты были организованы по тому же принципу. Крестьяне в эти органы не входили. Сельские земельные комитеты, избранные непосредственно крестьянами, были редкостью и находились в подчинении уездных комитетов.
Видимо, Временное правительство предполагало, что комитеты будут первичными органами сбора местной сельскохозяйственной статистики, которая должна была стать основой планов и предложений, относящихся к будущему землеустройству. Главным делом, возложенным на них из-за отсрочки созыва Учредительного собрания и возникновения множества спорных вопросов, было «издание обязательных для исполнения декретов по вопросам сельского хозяйства и земельных отношений», однако полномочия этих комитетов были ограничены сакраментальной формулой: «в соответствии с действующим законодательством и декретами Временного правительства». Поскольку никаких декретов правительство издавать не собиралось из-за боязни повлиять на общественное мнение перед началом Учредительного собрания, это означало, что земельные комитеты прикованы к существующему законодательству (то есть царскому земельному кодексу), как рабы к галерам.
Однако Временное правительство было очень довольно плодом собственного ума. В специально выпущенной листовке оно разъясняло, что теперь сельское население может спокойно дожидаться Учредительного собрания.
В этом решении законсервировать существующие земельные отношения до созыва Учредительного собрания нет ничего удивительного. Правительство заявляло: «Пусть наши доблестные воины, защитники родной земли, будут спокойны. Пусть они знают, что в их отсутствие и без их участия никто не станет решать земельный вопрос». Но «человек с ружьем» мечтал совсем о другом. Пресса, включая официальную «Народную газету Временного правительства», не однажды приводила факты вроде заявления, сделанного на Крестьянском съезде представителем Одиннадцатой армии: «Если правительство немедленно опубликует декрет о безвозмездной передаче всей земли крестьянам, наступление будет успешным и энтузиазм армии возрастет на 50%»4.
На различных крестьянских съездах то же мнение выражалось куда более резко. Например, на втором губернском съезде в Самаре в конце мая сложилась странная картина. Красноречивое выступление народного социалиста Игоева, пытавшегося объяснить отказ правительства решать земельный вопрос до Учредительного собрания, вызвало результат обратный ожидаемому. Лица крестьян стали суровыми, брови нахмурились, в зале начался ропот, послышались восклицания: «Как, снова ждать? Эй вы, тупицы, сколько вы будете морочить нам голову?» Общее чувство выразил солдат Лукьянов: «Мы, крестьяне из солдат, достаточно натерпелись в Лодзи и на Стоходе. Вы понимаете наше нетерпение получить землю. Рабочие получили свой восьмичасовой день сразу, и крестьяне тоже ждать не намерены». «Провожая наших мужиков, уходивших на войну, – сказал крестьянин Егоров, – мы говорили им: во-первых, защитите нашу землю; во-вторых, завоюйте ее для крестьян. Они сделали это, вся революция была сделана для этого. Солдаты, четырежды обманутые обещанием земли, начинают бояться, что так ее и не дождутся». Представитель Союза военных депутатов заявил: «Мы не бросим оружие даже после войны, не бросим до тех пор, пока на знамени страны не появится лозунг «Земля и воля». Во время Учредительного собрания мы будем держать винтовки на изготовку, но помните, что следующей командой будет «пли»5.